Месть русалок - Эйби Шэна. Страница 13

Известие о ее помолвке в прошлом году с человеком, который сейчас ехал рядом с таким равнодушным, непроницаемым лицом, было неожиданным, но отнюдь не неприятным. В то время она уже помогала матери вести дом сначала не очень охотно, но затем, войдя во вкус, стала выбирать себе те обязанности, которые интересовали ее больше всего. Ее добрая мама была терпелива с ней, им было очень хорошо вдвоем, счастливые месяцы сливались в годы, и хотя они старались не упоминать об этом, им обеим было очевидно, что для Кайлы пришло время, когда она должна была выйти замуж.

Коннер полушутя-полусерьезно говорил, что они просто не смогут обойтись без своей любимой доченьки, потому что кто же теперь станет утешать повара, когда на того нападают его вспышки раздражительности из-за задерживающегося ужина? И кто будет играть с ним в шахматы каждый вечер? И кто будет готовить для него особое вино, которое он так любит? Этот список был настолько длинным и нелепым, что даже мама вздыхала и качала головой. Но, по правде говоря, они оба радовались за нее, несмотря на то что им действительно было грустно с ней расстаться.

Сама Кайла была ошеломлена известием о своей помолвке и в то же время необычайно взволнована. Брак означал, что у нее теперь будет свой собственный дом, а может быть, даже замок. И новое имя, и новая семья, и рядом с ней теперь всегда будет муж. Уверенная, что все мужчины похожи на ее отца, Кайла радовалась тому, что сможет создать семью, похожую на ее собственную.

Все это было задолго до того, как она услышала о репутации человека, прозванного Цербером. Уверения ее отца, что Стрэтмор – настоящий джентльмен и вообще хороший, благородный человек, поддерживали ее надежды. Эта точка зрения была спорной, но ведь, в конечном счете, у нее не было выхода, и то, что ее отец одобряет выбор короля, как-то все же успокаивало.

И именно голос отца прозвучал в ее голове в тот критический момент в темной гостиничной комнате, когда она удержала руку с кинжалом, приставленным к горлу Стрэтмора.

Кайла была вполне уверена, что легко могла бы отнять у него жизнь. Она искусно владела кинжалом, и в тот момент ее переполняла ненависть. Это было бы только справедливо, так как он заслужил смерть.

Но перед ней вдруг возникло лицо отца, и его голос прозвучал в ее ушах. Она вспомнила те слова, которые он произнес, когда она прибежала к нему в панике, услышав разговоры слуг: «Не верь тому, что говорят об этом человеке, моя голубка. Не верь завистникам, которые рисуют его черной краской. Он прекрасный и достойный человек и будет тебе очень хорошим мужем…»

Коннер любил его. Коннер так высоко его ценил, что готов был отдать ему свою единственную обожаемую дочь. Так что именно ему, Коннеру Уорвику, преступнику, которого он преследовал, Стрэтмор был обязан жизнью, неважно, знал ли он об этом, ценил ли.

Что ж, Стрэтмор жив, и сожалеть об этом было теперь бесполезно. Лучше подумать о том, что ждет ее впереди.

Разумеется, замуж за него она не выйдет. Да и вообще, она теперь едва ли когда-нибудь выйдет замуж, так как кто же из благородных дворян захочет взять ее в жены? Разве только тот, кому захочется прибрать к рукам ее наследство да выслужиться перед королем. Одна только мысль о том, чтобы стать женой такого бесчестного, низкого человека, казалась Кайле отвратительной.

Этого она уж точно не вытерпит. Лучше умереть.

Впрочем, как недавно объяснил ей Стрэтмор, выбор у нее небольшой. Ее привезут в Лондон и запрут в Тауэре на несколько дней, или недель, или, может, даже месяцев. Там она будет покорно ожидать монаршего решения ее дальнейшей судьбы. И если ей очень повезет, ее выдадут замуж за какого-нибудь наименее благородного и достойного человека, ожидающего от нее искренней благодарности, чтобы потом все оставшуюся жизнь ей напоминали, как ей вообще повезло, что нашелся хоть кто-то, согласившийся взять ее в жены.

И она будет тихо стареть и блекнуть, нежеланная, всеми покинутая, осуждаемая и осмеянная. Навечно.

Но она еще может бежать!

И тогда ее жизнь, какой бы она ни была, вновь будет принадлежать только ей самой.

Кайла прикрыла глаза, спрятавшись от ярких красок весеннего дня, но даже сквозь закрытые веки солнце просвечивало красноватыми бликами. Остер спокойно шел, не сбиваясь с шага, и тогда она расслабилась в седле, чуть склонившись набок. Голова ее упала на грудь. В следующую минуту она опасно наклонилась влево, словно собираясь упасть с седла.

Послышался приказ остановиться. И через мгновение ее уже подхватили большие сильные руки и сняли с лошади. Кайла, притворившись, что только в этот момент очнулась, медленно открыла глаза.

– О боже! – воскликнула она, надеясь, что ее смущение выглядит достаточно правдоподобно.

– Миледи. – Лорд Стрэтмор пересадил ее к себе на лошадь и теперь смотрел на нее сверху вниз; на обычно бесстрастном лице его была написана искренняя тревога. – С вами все в порядке?

Она полулежала в его седле, откинувшись назад, голова покоилась на его плече. Он был достаточно близко, чтобы она смогла наконец как следует рассмотреть его, возможно, впервые в жизни. Ведь за весь долгий день пути она старалась вообще не смотреть в его сторону.

От странного чувства, похожего на сожаление, у нее вдруг сжалось сердце, потому что он был очень, ну просто неправдоподобно красив. И он выглядел действительно обеспокоенным. Она даже могла поклясться, что увидела сочувствие, мелькнувшее в его зеленовато-голубых глазах, светящихся, словно морская вода в солнечный день.

«Дурочка, – отругала себя Кайла, – выбрала время поддаваться очарованию этого негодяя». Она подняла чуть дрожащую руку к горлу, словно в страхе, и заметила, что он, не отрываясь, следит за ее движением. Этот взгляд, такой волнующий, заставил ее смутиться, она едва не отказалась от всей затеи. Но отступать было некуда. Там ее ждал лишь Тауэр.

– Милорд… я так устала. Пожалуйста, не могли бы мы остановиться и немного отдохнуть?

Он передвинул руку и, обхватив снизу свою драгоценную ношу, прижал ее к себе жестом собственника, защищающего свое имущество. Острые уголки звеньев его кольчуги впились ей в кожу.

– Я давно не спала, – добавила она тихо, что, в общем-то, было правдой.

Она постаралась расслабиться еще больше, стараясь в то же время не соскользнуть с лошади.

Роланд еще сильнее сжал ее в своих объятиях. От него исходил довольно сильный терпкий запах, может быть, хвои, пота и еще земли, который сначала показался ей неприятным, но в то же время вызывал в ней какие-то странные, тревожащие чувства. Смущенная, немного растерянная, она уткнулась носом в его грудь, пытаясь унять беспокойство и привести в порядок вдруг разом взбудораженные эмоции. Совершенно неожиданно ей захотелось как можно дольше оставаться в его объятиях. Ей безумно нравилось это ощущение безопасности и спокойной уверенности, которое давали обхватившие ее сильные, надежные руки, хотя она совершенно не представляла, откуда оно взялось.

Он спешился, продолжая держать ее на руках почти без всяких усилий, и снова крепко прижал ее к себе.

– Мы остановимся здесь на ночлег, – объявил он громко. – Это место ничем не хуже любого другого, и у нас все равно осталось не более часа светлого времени.

Он бережно отнес ее на сухую моховую кочку под деревом и опустил на землю.

– Отдыхайте, миледи. Сейчас мы поставим вашу палатку.

От этих слов, пронизанных беспокойством и заботой, Кайла вдруг почувствовала себя виноватой, но тут же постаралась избавиться от этих неуместных эмоций. Сейчас она не может позволить себе потерять хладнокровие и присутствие духа. И не имеет значения, насколько ей хорошо с ним. Он ей не друг, а всего лишь заботливый тюремщик, и не стоит забывать об этом.

Кайла постаралась сконцентрировать свои мысли на грядущей встрече с королем, на крохотной, неудобной камере в Тауэре, которая ждет ее в конце пути.

И она стала вспоминать свой тайный визит в Тауэр к человеку, который позже был обезглавлен.