Орлы летают высоко - Энтони Эвелин. Страница 18

Меттерних с осторожностью отвечал на русские инициативы, хотя идея австрийского регентства над Францией все больше и больше ему нравилась, на что и рассчитывал Александр. Убеждая ее в своей дружбе столь же коварно, как он это когда-то делал с Наполеоном, Александр пообещал Австрии, что в случае победы России в предстоящей войне власть Бурбонов во Франции реставрироваться не будет. Первой ошибкой Меттерниха в его делах с царем было то, что он, подобно другому великому обманщику – Бонапарту, поверил ему.

Менее легковерной пешкой в этой политической игре был Адам Кзарторицкий, которого все еще привлекали обещания Александра вернуть независимость Польше. Но после того, как он узнал о более ранних попытках царя получить от Наполеона соглашение, что Польша никогда не получит собственную конституцию, уверенность его начала постепенно ослабевать. Он когда-то любил царя и прощал тому его отношение к царице Елизавете, потому что доверял его слову и искренне верил в его либерализм. Но и это доверие пошатнулось. Теперь расчетливый, жестокий монарх ничем более не напоминал мягкого гуманиста. Враг Бонапарта становился царем в лучших традициях самодержавия и национализма. Тот факт, что Александр оставался мягким и очаровательным, как всегда, больше не обманывал тех, кто хорошо знал его и так долго служил ему.

Тем не менее любовь к своей родине заставляла Адама возлагать все надежды на того единственного человека, кто обладал силой воплотить намерения, которые он с такой настойчивостью выражал. На этот раз Польша может быть вознаграждена независимостью, если она присоединится к России и выступит против Наполеона. Итак, Адам присоединился к заговору и начал убеждать поляков готовиться к тому дню, когда они поднимутся против французов.

В это же время Александр обратился к Англии, стране, которая продолжала противостоять Наполеону на суше и на море и выдерживать блокаду, навязанную Бонапартом всей Европе.

Россия испытывала чувство глубокого уважения и дружбы к Британии и не имела ни малейшего желания помогать Франции в ее попытке удушения Англии. Откройся тайно русские порты для английских кораблей, и Россия может распространить свое влияние на Швецию, настоять на том, чтобы и та пошла на подобные уступки.

Британский премьер-министр из послания узнал, что в скором времени Россия и Франция будут в состоянии войны. Он поспешил выразить аналогичные чувства Александру и пообещал помощь Британии в случае непредвиденных обстоятельств.

Как и обещал, Александр направил посланников в Швецию, уверяя при этом Наполеона, что в их обязанности входит проверить обвинение против нового кронпринца Швеции, бывшего французского маршала Бернадотта, который якобы предавал интересы Франции, ослабляя блокаду. Открыто русские посланники высказывали упреки, а в частном порядке убеждали Бернадотта с благословения России открыть доступ как можно большему числу английских кораблей.

Бернадотт, гасконский солдат, ставший наследником шведской короны, уже начал освобождаться от французской зависимости. Честолюбивый, жестокий и ревностно относящийся к собственной власти, он тут же вступил в заговор против императора и написал царю, советуя ему, какую тактику следует применить для поражения Наполеона. Лучше избегать заранее подготовленных сражений на определенном участке, в которых Наполеону не было равных, затягивать войну как можно дольше. Если невозможно осуществить замысел атаковать Наполеона совместными силами Австрии, Польши, Германии и России, то лучше заманить его в Россию.

Слухи о гигантском наступлении против него заставили Наполеона поспешить. Чтобы усилить блокаду английских товаров, он аннексировал ганзейские территории с Эмса до Везера, включая герцогство Олденбург, за наследника которого вышла замуж Екатерина Павловна. Видимость дружбы между двумя странами истончалась, и когда новость о том, что Александр собирает армию, достигла Наполеона, он тоже стал собирать свои силы.

Град угроз заставил. Пруссию послать во французскую армию двадцать тысяч человек. Франц, император Австрийский, послал еще тридцать тысяч с заверениями Меттерниха, что они перейдут на другую сторону в тот самый момент, когда Наполеон начнет проигрывать войну. Россия понимала бедственное положение таких наций, как Австрия и Пруссия, и знала, что их вынужденная помощь была весьма ненадежна. Кроме того, в данный момент они не смели ничего предпринять.

В первые месяцы 1812 года огромные массы людей начали передвигаться через Европу и скапливаться на русской границе, а солдаты Святой Руси расширяли свои укрепления по Неману и рассредоточивались по берегам Двины. Из каждой столицы государственные деятели следили за этими приготовлениями к предстоявшему величайшему столкновению, столкновению между непобедимым Наполеоном и человеком, о ком было известно только то, что он считался союзником Наполеона на протяжении последних шести лет. Европа, ощутившая на себе мощь французских войск, знала и страшилась гения угнетателя, но почти ничего не знала о России.

Это была огромная варварская страна, в своем национальном развитии на сотни лет отстававшая от других европейских наций, с присущей ей беспрецедентной жестокостью и царским домом, который уже долгое время составляли безумцы и тираны.

Даже хваленый либерал Александр взошел на трон в результате убийства отца – законного царя, за ним также закрепилась репутация любовника собственной сестры, слабого человека, который мог разрыдаться при виде поля брани с несколькими тысячами трупов, говорили, что он тщеславен, чувствителен, что его снедает честолюбие, поэтому многие относились к царскому либерализму, как к причуде, настолько же нелепой, что и капризы его предков. В то же время другие о нем отзывались как о благородном, религиозном, смелом и мудром человеке.

Глупец, несущийся к разрушительной бездне, или хитрый, безжалостный противник, выжидавший удобного случая и обманувший самого ужасного человека в мире? Никто не знал, какова истинная роль Александра, и никто этого не будет знать до того момента, пока армии не столкнутся в битве. По обе стороны русской границы расположились две великие силы. Европа выжидала.

8

В первые месяцы 1812 года Александр совершил несколько поездок в Тверь, чтобы встретиться там с Екатериной Павловной. После ее замужества он подарил ей роскошное поместье, а также огромное состояние. Вид князя Георга Олденбургского, маленького и прыщавого, был живым укором для совести Александра, когда он думал, что сам вынудил свою сестру на этот брак. Совесть уже давно перестала быть для царя просто словом; теперь она жестоко мучила его по поводу многих вещей, и не в последнюю очередь за то, что он осудил Екатерину на жизнь, которую она ненавидела больше всего, на изнеженную бездеятельность.

Он прекрасно знал о том, что Екатерина зловредна и бессовестна, но это не оправдывало его строгости, так что он пытался как-то загладить свой проступок, осыпая ее деньгами и всяческими знаками расположения. Она участвовала в заговорах против него, в ней, как в любом животном, отсутствовала мораль, а ее оргии в Твери становились уже скандально известными. И хотя Александр знал обо всем этом, все ее недостатки меркли перед огромностью его собственной вины.

Пока его родного отца убивали, пока его забивала насмерть толпа пьяных предателей, он оставался лежать в постели и слушал. Потом он делал вид, что весьма обо всем сожалеет, что он к этому непричастен, что вину за все случившееся должны нести его сообщники, а не он. Когда он вспоминал все, что тогда случилось, он благодарил Бога за две оказанные ему милости: он преодолел искушение предать смерти свою сестру Екатерину Павловну, и ему была дарована свыше возможность искупить совершенное ужасное преступление, освободив мир от тирании Наполеона.

Из-за беспокойства и интриг прошедших четырех лет агностицизм Александра, его ранние верования уступили место необходимости религиозного наставничества, а с признанием Бога пришло и осознание своего собственного греха. В течение долгих часов он стоял на коленях и молился, его переполняло чувство вины, запятнанности, а после его охватывала острая необходимость в раскаянии. Незадолго до этого его решимость усмирить Наполеона стала неотделима от идеи об искуплении, таком же огромном, как и его вина. Первые порывы ненависти, национальной зависти и честолюбия, которые были движущими силами его стремления отомстить, стали неразрывны с мистическим ощущением миссии, возложенной на него самим Богом. Надвигавшееся столкновение переполняло его чувством радостного возбуждения. Работая и строя планы с удесятеренной энергией, он все меньше уделял времени удовольствиям и все больше занимался делами. Мария Нарышкина стала единственной отдушиной в той тяжелой ежедневной работе, которой он себя полностью посвятил.