Валентина - Энтони Эвелин. Страница 45
– Пожалуйста, уходите, – холодно сказала она. – Я устала. Я уже говорила вам. Я отвечу перед трибуналом. А вам ничего говорить не буду.
Граф пристально смотрел на нее несколько мгновений, затем повернулся и постучал по двери.
– Стража! Отоприте, позвольте мне выйти! – Он задержался в дверях и сказал: – Не воображайте, что ваши французские друзья помогут вам спастись. Последние новости из России говорят о том, что они отступают. Они потеряли три четверти своего войска: без сомнения, ваш любовник мертв, графиня. Так что скоро вы соединитесь!
– Надеюсь на это, – спокойно ответила Валентина. – Я не боюсь смерти, граф Потоцкий, да и ничего другого, что вы можете сделать со мной.
«Поспешное отступление…» – Она присела на низкую кровать и закрыла лицо руками; они были холодны и дрожали. – «Они потеряли три четверти своих людей. Ваш любовник мертв». – Это сообщение было хуже пыток, она представляла, как Де Шавель лежит мертвый или медленно умирает от ран где-нибудь в ужасной российской глуши, откуда французская армия стремится уйти раньше, чем начнется зима. Стоял поздний октябрь; она знала, что за условия могут быть зимой в этой стране. Снега России были частью европейской легенды, они были так глубоки и так ужасно холодны. Ничто не могло выжить в таких условиях, не будучи защищенным. Русские строили свои дома с расчетом на зиму, тепло одевались, путешествовали лишь на короткие расстояния. И вот сейчас армия Наполеона находилась почти в центре страны без надлежащей защиты. Валентина опустилась на колени и стала молиться. Она никогда не выйдет живой из этой тюрьмы, не осталось никакой надежды на спасение, у французов уже не было прежней власти. Она умрет и никогда больше не увидит человека, которого любит, она умрет, не узнав никогда, что случилось с ним. Ее молитвы были не о ней самой, с ней было все кончено. Она молилась о Де Шавеле, о живом или мертвом, каким бы он ни был.
Князь Адам Чарторицкий был красивым мужчиной; он никогда не терял романтического ореола, благодаря которому имел успех у женщин с юности, и идеализма, который притягивал к нему польских патриотов вопреки обещаниям Наполеона. С юности он был близким другом царя Александра, любил его и питал к нему исключительное чувство дружбы, что возможно между двумя гетеросексуальными мужчинами; он также угодил Александру, уведя его жену от нездоровой привязанности одной из придворных дам, поскольку тот боялся скандала. Правда, Адам преуспел в этом деле слишком хорошо; несчастная царица влюбилась в него, да и он в нее тоже.
Впервые Адам разочаровался в друге, когда тот заставил их прекратить существование общества, группы либералов, которые провозглашали свободу и равенство всех абсолютных самодержцев на земле.
Но Адам нашел извинения; ему пришлось найти их, поскольку привязанность царя была его единственной надеждой сохранить свободу и единство своей угнетенной страны. Польша и ее суверенитет были единственной страстью в его жизни, которая руководила всеми его помыслами и действиями.
Он оставался тверд в своем доверии, отвергая попытки французского императора поддержать русских в Польше. У него было много приверженцев, которые считали, что в европейском конфликте Польша должна принять сторону царя Александра, и отвергали Францию; они придавали особое значение личной дружбе Адама Чарторицкого с царем Александром и верили, что он исправит политическую несправедливость в отношении Польши. В первой половине 1812 года на группировку Чарторицкого не обращали внимания, но теперь, поскольку французское влияние контролировалось Россией, к нему пытались приблизиться многие влиятельные люди, а агенты царя настаивали на политическом альянсе за счет Франции. Краков посещали многие важные люди, поскольку там находился князь.
Александре была дана аудиенция через день после ее приезда из-за ее фамилии. Он выслушал ее со спокойным вниманием; когда она закончила, то была уверена, что он на ее стороне, тронутый любовным безрассудством ее сестры.
– Они убьют ее, ваше высочество, – сказала она. – Возможно, она уже мертва. Я и сама скрываюсь, иначе меня тоже схватят. Как я вам уже говорила, французы не сделают ничего, чтобы выполнить гарантии, данные Де Шавелем. – Она подумала об этом бесчувственном Де Ламбале и нахмурилась. – Вы моя последняя надежда. Я умоляю вас, сделайте что-нибудь, чтобы помочь ей!
Князь помолчал немного перед тем, как ответить, поскольку просительница была наполовину русская и являлась представительницей одной из самых влиятельных и прославленных русских фамилий. История тронула его, хотя и была профранцузской. Она, должно быть, замечательная женщина, эта Валентина Груновская, если рискует своей жизнью ради любви. Он чувствовал отчаяние женщины, которая была перед ним; несмотря на ее резкие манеры, она явно страдала. Она ждала, и ее сильные руки наездницы теребили перчатки, которые, казалось, разорвутся.
– Я думаю, что есть выход, – произнес он в конце концов. – Я могу представить это парламенту как антирусское действие, которое направлено на то, чтобы оскорбить царя. Вы Суворова, княжна, если вам или вашей сестре будет причинен вред, я могу пригрозить им личной местью царя. Думаю, они освободят вашу сестру. Но новости из России плохи – плохи для Франции, по крайней мере. Если мы не вызволим вашу сестру до того, как поступят сведения из России о судьбе Наполена, – они немедленно расправятся с ней без всякого страха перед репрессиями французов.
– А какие новости? – поинтересовалась Александра.
– Наступила зима, – ответил Адам Чарторицкий, – у французов нет убежища – Москва была сожжена без их ведома, им приходится отступать – да вы, возможно, все это знаете? – спросил он.
– Я знакома с этими слухами.
– Это все правда, – продолжал он. – Они погибнут – все. Снег пошел две недели назад. Бог знает, выживет ли хоть кто-нибудь из них.
– Тогда он, возможно, умер, – сказала она, – этот полковник Де Шавель.
– Почти наверняка, – подтвердил князь. – Я скоро буду в Варшаве, чтобы передать эти новости членам парламента. Но я дам вам письмо к графу Потоцкому. Оно обеспечит вам неприкосновенность и уведомит его о том, что следует немедленно освободить вашу сестру. Я уверен, что он подчинится. Через несколько месяцев армия царя войдет в Польшу, преследуя Наполеона. Он не осмелится причинить зло личному агенту царя. Я сделаю так, чтобы ему это было ясно.