Дураки и герои - Валетов Ян. Страница 6
Жирное, лоснящееся от изобильного питания животное, двигалось на удивление быстро, целеустремленно и, несмотря на опасность, явно не хотело выпускать добычу из зубов. Пущенная Михаилом пуля перебила серо-коричневой нечисти хребет, и крыса, таки выронив руку, завизжала пронзительно, как кричит насмерть испуганный ребенок.
В ответ на этот визг пространство за дверями бывшего кинозала, освещенное мрачным красным огнем фальшфейера, ожило, и зал наполнился топотом, писком, шорохом, каким-то страшным, физиологическим хрустом – словно кто-то кому-то выламывал кости из суставов.
– Мать твою! – выдохнул Вадик, упершись в Михаила безумными от страха глазами. – Сергеев! Сергеев! Это же крысы!
Смертельно раненное животное волчком крутилось у них под ногами. Веером летела кровь из простреленной тушки, и бился под облезлыми, влажными сводами жуткий, скребущий по позвоночнику, визг…
Вадик не выдержал и дал короткую очередь, разорвавшую тварь на части. Внутренности разлетелись во все стороны, обдав брызгами и ошметками плоти сергеевские ботинки, а в воздухе, перебивая пороховую гарь, повис плотный аромат разложившегося в желудке грызуна мяса…
Шорох за дверями усилился.
Казалось, что из зала на них накатывается прибойная волна – звук напоминал неразборчивое бормотание огромной, приближающейся толпы.
Сергеев сорвал с нагрудного карабина гранату – мысль о том, что в помещении остались живые люди в голову уже не приходила – и катнул ее вовнутрь, одновременно налегая всем корпусом на тяжелую створку дверей.
Очнувшийся от ступора Вадик успел метнуть в проем вторую «лимонку» и изо всех сил надавил на свою створку.
За дверью глухо рвануло. Взрывная волна ударила в дверное полотно, как подушкой, осколки забарабанили по филенкам, но Сергеев с Вадимом дверь удержали. Рвануло еще раз – сильнее. По стенам прошла дрожь. Что-то хрустнуло. От взрыва с грохотом обрушилась часть балюстрады над фойе, с потолка полетела пластами отслоившаяся штукатурка, а из-под захлопнувшихся дверей выплеснуло густыми языками вонючий, цветной дымок.
И в зале завыли тысячи демонов. Шуршание когтистых лап стало настолько вещественным, что Сергеев начал ежиться, непроизвольно дергая плечами.
Изо рта Вадика рваными струями било паром дыхание и, глядя на то, как ходит под «разгрузкой» его грудь, можно было подумать, что коммандос только что пробежал десятикилометровый кросс по пересеченной местности. Он дышал с присвистом, хватая перекошенным ртом холодный, пахнущий смертельной опасностью воздух, и не мог надышаться. Во взгляде его появилось что-то необычное, и Сергеев вдруг сообразил, что глаза у напарника стали совершенно черными из-за поглотивших всю радужку зрачков.
– Мы не удержим дверь, – произнес Сергеев, и сам удивился тому, как странно четко и спокойно прозвучал его голос в гулком вестибюле. – Тут есть тысячи нор и проходов. Через минуту они будут в фойе.
– Огнемет бы… – отозвался Вадик и снова присвистнул на вдохе. – Не надо «шмеля»! Простой огнемет!
Он так вцепился в свой «калаш», что костяшки на пальцах побелели. В ящиках, притороченных к боку «хувера», «шмель» был. Но до «хувера» отсюда было, как до Киева, а может быть и дальше…
– Что будем делать, Сергеев?
Волна, накатывающаяся на них изнутри зала, наконец-то достигла дверей – звук был такой, будто бы вздохнул великан. Потом тысячи когтей заскрежетали по дереву, скрипнули петли.
Для того чтобы не отлететь прочь, Михаил с напарником уперлись ногами в пол, что было силы. Сергеев представил себе тысячи жирных, огромных крыс, окрепших на людских останках, копошащихся в темноте бывшего зрительного зала. Живой, кипящий ковер из спин, голов, поблескивающих глазок. Ковер дышащий, воняющий, испражняющийся на бегу, шипящий и взвизгивающий, вздымающийся перед преградой все выше, выше и выше, словно подошедшее дрожжевое тесто, выползающее из кастрюли.
– А если наверх? – предложил Михаил и запнулся.
Он окинул взглядом полуобрушенную балюстраду, засыпанную стреляными гильзами лестницу, ведущую на второй этаж, и понял, что сказал глупость. До балкона не добраться…
Разницы в том, где именно тебя съедят, не было никакой. Крысы и по гладким стенам лазят превосходно. Если отпустить дверь сейчас, то добежать до выхода из здания просто не успеть, а стрелять по такой массе животных пулями бесполезно. Тут не поможет и верный обрез, ждущий своего часа в кобуре на бедре. Что такое две дюжины картечных зарядов против полчища грызунов? Сколько же там этих тварей? Тысяча? Две? Больше?
Кинозал был последним редутом обороны – здесь защитники держались до последнего. И трупы убитых на улице жителей нападавшие стащили сюда же. Если в поселении не выжил никто, то в зал попало никак не менее сотни тел. Несколько тонн мяса, костей, аппетитных розовых сухожилий, нежной, с синими разводами гниения, кожи, едва тронутой тлением… При температуре в три-четыре градуса тела разлагаются медленно. Для крыс за закрытыми дверями был и стол, и дом… Там, во мраке, они столовались, строили гнезда, выводили детенышей и…
Михаил почувствовал, что его сейчас стошнит. Дверь вибрировала под напором стаи.
Выход! Ну! Должен же быть выход!
– Вадик! – Сергеев заговорил быстро, глотая окончания. Он чувствовал, что счет идет на секунды. – Слушай меня внимательно! Снимай ремень с автомата, и вяжи между собой ручки на двери! Быстро!
Школа у воспитанника Бондарева была хорошей. Получив приказ, командир спецназа начал действовать раньше, чем Сергеев закончил говорить.
Стянутая брезентовым ремнем, двустворчатая дверь поддалась лишь на несколько сантиметров, но и этого хватило, чтобы в образовавшуюся неширокую щель выскочили несколько мелких крыс. Раздался скрип, затрещала плотная ткань ремня, и словно из прорвавшей плотины на пол вестибюля хлынула серая струя пронзительно пищащих грызунов. Но все же ручеек, это не река, и время для того, чтобы попытаться спастись, у беглецов еще было. Некоторые из крыс пробовали вскарабкаться туда, где массивные деревянные ручки скрепляла толстая брезентовая лента, но срывались вниз, а за ними и по ним вверх рвались следующие, словно коллективный разум стаи подсказывал грызунам, что и как надо делать.
Но Сергеев видел это уже краем глаза: они с Вадиком неслись к выходу с топотом, как перепуганные зайцы. Тусклый свет, сочащийся через приоткрытые входные двери, казался им ярким путеводным лучом. Но там спасения не было. От входа и из боковых коридоров, отсекая их от выхода, навстречу им уже катился серо-бурый поток красноглазых, визжащих монстров.
В этой части стаи особи были как на подбор – крупные, мускулистые, похожие на обросшие шерстью четвероногие цилиндры. Рядом с ними даже крыса-гигант с человеческой рукой в зубах, застреленная Вадимом несколько минут назад, смотрелась недомерком. В полумгле светились отраженным светом сотни глаз. Лапки стучали по бетону, и пол от этого стука начал гудеть на пределе слышимости.
Ухватив Вадима за пояс, Сергеев поменял траекторию движения, и они не взбежали – взлетели вверх по лестнице. Стреляные гильзы, рассыпанные повсюду, брызгали из-под ног и со звоном скакали вниз по ступеням, падая на бетонный пол вестибюля. Вадик успел не глядя метнуть гранату в надвигающуюся визжащую массу и, в тот момент, когда они выскочили на балкон второго этажа, зеленое металлическое яйцо рвануло в самой гуще наступающей крысиной армии.
Взрыв поднял к сводчатому потолку фойе гейзер из освежеванных тушек, крови и кусков мяса, но живой поток уже заполнил подножие лестницы и хлынул вверх по ней, на ходу поедая остатки разорванных соплеменников.
– К окну! – крикнул Вадим фальцетом, словно шар в кегельбане, запуская навстречу преследователям еще одну гранату с сорванной чекой.
Сергеев выхватил из кобуры снаряженный картечью обрез и выстрелил в преграждавшую им путь оконную раму с обоих стволов. Вихрь тяжелых свинцовых пуль вынес и деревянные части, и остатки стекол наружу, словно в окно угодил не «дуплет» из старой двустволки, а как минимум мортирное ядро. И тут с балкона им наперерез повалил новый крысиный сель, разом отрезая и от спасительного окна, и от боковой анфилады, рядом с поворотом в которую еще сохранилась табличка со стрелкой и надписью «Буфет».