Скорость, маневр, огонь - Иванов Анатолий Степанович. Страница 25

Он безнадежно развел руками: телефона в станице нет. В это время загремели артиллерийские залпы. Задрожала земля.

– Что это? – смотрю на Козлова.

– А бог его знает. Может немцы из дальнобоек по станице ударили?

Оказалось, что неподалеку находится позиция батареи дальнебойных орудий нашей береговой артиллерии. Это она начала обстреливать Керченский полуостров. Пошли мы с Козловым к морякам-артиллеристам.

– А я наблюдал за вашим боем, – говорит командир батареи, – видел, как падал самолет и как летчик снижался на парашюте.

– Один «мессершмитт» тоже, кажется, не дотянул. До того берега и нырнул в проливе.

Мы связались по телефону со штабом дивизии и доложили о происшедшем.

– Если возможно, отремонтируйте самолет сами или же позвоните завтра и скажите какая нужна помощь, – распорядился начальник штаба.

Моряки-артиллеристы приняли нас хорошо, накормили, проводили в станицу ночевать. Утром стали думать, с чего начать ремонт самолета.

– Сначала давай залатаем колеса, – предложил Козлов.

Начали снимать, а они никак не снимаются с оси. Давай бить кувалдой.

Казачки смеются, а мы огрызаемся. Наконец, одно колесо сняли. Посмотрели друг на друга и расхохотались) оказалось надо было всего лишь совместить прорезь со шпонкой и колесо легко снималось.

– Вот недотепы, – ругали мы себя, – забыли такую пустяковую истину и провозились часа полтора.

– Ребята, – обратился Козлов к мальчишкам, – нам нужен насос. Можно его достать?

– У Гришки есть. У него велосипед.

– Вот и хорошо. Кто у вас тут быстрее всех бегает?

Несколько ребятишек исчезли в клубах пыли и вскоре принесли насос. Накачали мы одно колесо, а оно шипит, как гадюка. Заклеивать дыры дело длинное, да и клея нет. И снова выручили мальчишки.

– А с противогаза нельзя сделать заплаты? – спросил один из них.

– Это было бы замечательно, – похвалил за находчивость паренька Козлов.

Минут через пятнадцать ребята притащили два противогаза с масками. Мы вырезали заплаты, но не оказалось клея. Вспомнил я советы инструктора аэроклуба о том, как сделать в случае крайней необходимости резиновый клей. Взял обрезки резины и сжег их. Спекшуюся массу растворил в бензине и получился клей.

Часов пять мы заклеивали пробоины в камерах. В продырявленные покрышки подложили манжеты и, наконец, собрали колеса, накачали, опустили в бочку с водой – пузырьков не видно.

Вокруг самолета собралось много людей, появились проезжие шоферы и тоже стали помогать. Наш «кукурузник» встал на ноги.

С дырками в самолете можно было долететь до своего аэродрома, а вот как быть со стабилизатором?

– На корыте легче взлететь, чем на этом страдальце, – покачал головой Козлов. – Ты только глянь!

Правая сторона стабилизатора была совершенно разбита, торчал один лонжерон, нервюры разрушены, передней кромки вовсе нет – одни тряпки болтаются. А без стабилизатора не полетишь!

Вот тут-то и пригодились навыки, приобретенные в авиамодельном и планерном кружках. Нашли доску, по своей конфигурации напоминающую лонжерон, обрубили ее топором, затолкали во внутрь стабилизатора и прибили гвоздями к оставшемуся основанию лонжерона. Получился лонжерон вроде целый. В сельском магазина взяли два пустых ящика и разобрали их. На куске фанеры обвели карандашом по другой сохранившейся половине стабилизатора его форму, а потом вырезали очерченные куски, прибили их к лонжерону гвоздями и прошли по краям мягкой проволокой.

Таким образом получился, хоть и не фабричного производства, но все же стабилизатор. Большие дыры в фюзеляже тоже залатали фанерой. Часам к семи вечера ремонт был закончен. Теперь можно было лететь.

– Подождем, пока стемнеет, – посоветовал Козлов.

– Это ты верно говоришь. Поднимет пыль самолет при взлете, и фашисты непременно заметят, – согласился я. – А в воздухе, на таком чудо-самолете не уйти.

– Взлетим минут за тридцать до наступления темноты. Может сумеем добраться до аэродрома.

– Надо только место для взлета выбрать.

– Давай взлетать с проселочной дороги. Самое сложное – это подняться на семь-восемь метров и перелететь через идущие по обеим сторонам столбы с телефонными проводами, – рассуждал я.

– Да, другого выхода нет, – согласился он.

Снова женщины и мальчишки помогли выкатить самолет на дорогу. Козлов дернул за винт, я включил магнето, и мотор заработал.

– Ишь ты, домой захотел, – прислушиваясь к работе мотора, улыбнулся Козлов и полез в кабину.

Я прибавил газ, и «кукурузник» резво побежал по дороге, еще немного и он уже повис над телефонными столбами. Летим на высоте метров тридцать. Сумерки сгущаются. С тревогой посматриваем то на небо, то на фанеру: не подкачала бы!

Поворачиваюсь к Козлову: – Ну, как там, не разваливается наша столярка?

– Вроде выдерживает.

– Ты там ближе к хвосту, вот и посматривай.

А фанера вибрирует, того и гляди вскроется под напором встречного потока воздуха. Тогда конец. Веду самолет на минимальной скорости. При подходе к аэродрому совсем стемнело. Сел, зарулил в капонир. Козлов вылез из кабины, глянул и ахнул: фанера едва держится, еще несколько минут полета и мы наверняка где-нибудь бы свалились в поле.

Подбежали летчики, командир полка, инженер Данилин.

– Ну и мастера, – покачал головой дядя Миша, – вот уж воистину «голь на выдумки хитра!».

…Полк продолжал боевые полеты. Фашисты полностью оккупировали Керченский полуостров, и на фронте опять наступило затишье. Неожиданно нам была поставлена боевая задача: перевооружаться на самолеты Як-1. Все выехали на соседний аэродром изучать новую машину. Это был отличный истребитель, не уступающий по своим боевым качествам «мессершмитту». Радости нашей не было предела.

Эскадрилья капитана Орлова должна была первой перейти на «яки», но нам так и не удалось пересесть на эти машины. Фашисты, в который уже раз, начали наступление, полностью оккупировали Украину, захватили Ростов-на-Дону и двинулись на Кубань в направлении к Моздоку. Пришлось вернуться на свои «ишачки».

В эти дни ожесточенных боев в полк прилетел командующий генерал-майор авиации Белецкий и привез приказ о присвоении очередных воинских званий. Большую радость и воодушевление принесло также и награждение двенадцати летчиков орденами Красного Знамени.

Вручая награды, генерал Белецкий от имени партии, правительства и командования воздушной армии поздравил весь личный состав с боевыми успехами и пожелал новых подвигов во славу Родины, для победы над врагом.

Наш полк тогда еще не был гвардейским, но летчики дали клятву бить врага по-гвардейски и своими боевыми делами завоевать это почетное звание.

Но по фронтовым дорогам радость всегда ходит рядом с бедой и печалью. И часто бывает, что они врываются все вместе в душу и приносят особую боль человеку. Так случилось и со мной. Радость и печаль принесли письма матери.

С самого начала войны полк все время кочевал с места на место, и письма редко попадали к своим адресатам. Я не получил ни одного письма с начала войны. И вдруг почтальон полевой почты насыпал мне писем полную пилотку. Мне хотелось целовать эти весточки из Далекого родного города, окруженного врагами, героически сражающегося, стоически переносящегося все ужасы блокады.

Я разложил письма по датам их отправления почтой. Сердце колотилось, когда вскрывал первое письмо. Мать писала:

– «Тяжело нам пришлось, дорогой сынок, в осажденном городе. Отец работает на заводе. Неделями не бывает дома. Почернел весь от недоедания. Герман и Юра тоже пошли на завод помогать фронту. Один только Ленька, высохший весь, ходит по городу в поисках какой-нибудь еды.

Трудно нам, но тебе и твоим товарищам, наверное, труднее. Ленинградцы верят, что победа будет нашей, Целуем и обнимаем тебя все».

В другом письме она пишет о смерти брата, Германа! «Наш мальчик умер от голода».

Черную весть приносит третье письмо – умер от истощения второй брат, Юрий, Руки дрожат, когда я вскрываю четвертое письмо. В нем уже мама сообщает о смерти отца. Он тоже умер от голода.