Мандат - Эрдман Николай Робертович. Страница 11

Надежда Петровна. Как же тебя предадут, если у тебя платье?

Павел Сергеевич. Ну, стало быть, при новом режиме за при­верженность к старому строю меня могут мучительской смер­ти предать.

Надежда Петровна. Как же тебя предадут, если ты в пар­тии?

Павел Сергеевич. Мамаша, значит, я при всяком режиме бес­смертный человек. Вы представьте себе, мамаша, какой из меня памятник может получиться. Скажем, приедут в Моск­ву иностранцы: «Где у вас лучшее украшение в городе?» – «Вот, скажут, лучшее украшение в городе». – «Уж не Петр ли это Великий?» – «Нет, скажут, поднимай выше, это Па­вел Гулячкин».

Павел Сергеевич, Надежда Петровна, Варвара Сергеевна.

Варвара Сергеевна. Маменька! Платье на Настьке сошлось тютелька в тютельку.

Надежда Петровна. Ну что ты говоришь! Где же она?

Варвара Сергеевна. Сейчас выйдет.

Павел Сергеевич. А если бы сейчас настоящая императрица вышла, как с ней здороваться нужно – «здрасте» или «мое почтение»?

Надежда Петровна. Императрицам заместо «здрасте» «ура» го­ворят.

Варвара Сергеевна. Ну, скоро ты там?

Голос Насти. Иду!

Павел Сергеевич. Ведь вот собственная кухарка, а боязно.

Павел Сергеевич, Надежда Петровна, Варвара Сергеевна. Настя в платье императрицы.

Все. Ура, ваше высочество!

Надежда Петровна. Ну, прямо как настоящая, прямо как на­стоящая. Ура, ваше высочество!

Варвара Сергеевна. У меня от такого роскошества, маменька, даже спазмы в желудке сделались.

Павел Сергеевич. Настенька, голубчик, пройдитесь по комна­те, мы на вас с оборотной стороны поглядим.

Варвара Сергеевна. Ах, Настя, вы даже совершенно безо вся­кого вкуса ходите. Я, когда в Малом театре английскую коро­леву видела, то она исключительно только вот таким обра­зом по полу передвигалась. (Показывает.)

Павел Сергеевич. Настенька, голубушка, попробуйте вы.

Надежда Петровна. Шлейф-то, шлейф-то у ней по земле волочается.

Павел Сергеевич. Мамаша, позвольте я. (Несет шлейф.)

Надежда Петровна. Ну прямо как настоящая, прямо как на­стоящая.

Павел Сергеевич. Если бы мне за него в довоенное время дер­жаться, ох и далеко бы я, маменька, ушел.

Варвара Сергеевна. Павел, посадим ее на трон.

Павел Сергеевич. Садитесь, ваше величество.

Сажают Настю на стул.

Надежда Петровна. Ну прямо как настоящая, прямо как настоящая.

Варвара Сергеевна. Если бы мы, маменька, настоящую на трон посадили, нам бы гастрономический магазин отдали.

Павел Сергеевич. А меня бы первым министром сделали.

Надежда Петровна. Хотя бы околоточным, Павел, потому при своем околоточном торговать очень хорошо, и законно, и вы­годно.

Настя. На чем я сижу?

Павел Сергеевич. На троне, ваше величество.

Надежда Петровна. Ну прямо как настоящая. Спасайся, кто может!

Павел Сергеевич. \

Варвара Сергеевна.  / Что случилось?

Настя. Барыня, что с вами?

Надежда Петровна. Настька, не шевелись, Христом Богом тебя заклинаю, не шевелись, потому что ты на заряженном пистолете сидишь.

Настя. На пистолете?! Граждане, убивают!

Надежда Петровна. Настька, не ерзай.

Павел Сергеевич. Настя, сидите как вкопанная, пока вы ни себя, ни нас не убили.

Варвара Сергеевна. Если вы его, Настенька, пошевелите, он выстрелит.

Настя. Батюшки, погибаю!

Надежда Петровна. Не двигайся, я тебе говорю.

Павел Сергеевич. Вы, Настя, тем местом, который сидите, не чувствуете, в которую сторону он направлен?

Настя. У меня, Павел Сергеевич, всякое место от страха от­мерло.

Павел Сергеевич. Мамаша, я под таким обстрелом сущест­вовать не могу, необходимо сейчас же куда-нибудь пере­ехать.

Настя. Что же вы, Павел Сергеевич, так здесь меня одну-одинешеньку на пистолете верхом и оставите?

Надежда Петровна. Настенька, не дрожи, потому что в нем семь зарядов.

Павел Сергеевич. Мамаша, это вы во всем виноваты.

Надежда Петровна. Нет, это Варька, Павлушенька. Посадим ее, говорит, на трон, вот и посадили.

Звонок.

Батюшки, звонят.

Варвара Сергеевна. Наверно, гражданин Сметанич.

Надежда Петровна. Прикройте ее чем-нибудь поскорее. При­кройте ее поскорее, а я пойду. (Уходит.)

Павел Сергеевич. Варька, тащи сюда какую-нибудь занаве­ску или коврик какой-нибудь. Закрывай ее лучше, лучше, говорю, закрывай… (Набрасывает на Настю ковер.)

Варвара исчезает.

Павел Сергеевич, Надежда Петровна, Сметанич и его сын.

Надежда Петровна. Пожалуйте сюда, Олимп Валерианович, пожалуйте сюда.

Олимп Валерианович. Это что же у вас, Надежда Петровна, приемная?

Надежда Петровна. Приемная, Олимп Валерианович, приемная, а вот мой партийный сын, Павлушенька.

Олимп Валерианович. Ага, значит, вы уже поступили, молодой человек, когда же вы поступили, молодой чело­век?

Павел Сергеевич. Я, знаете, еще с тысяча девятьсот пятого года… намеревался, имел, так сказать, влечение потому, что, как сказал наш любимый учитель Энгельс.

Валериан Олимпович. Что он сказал?

Павел Сергеевич. Это… ну… одним словом, он очень много сказал, всего не упомнишь.

Олимп Валерианович. Ну а скажите, молодой человек, как же вы в партию записались, по убеждению или…

Надежда Петровна. Он у нас, Олимп Валерианович, по-вся­кому может, как вам угодно?

Олимп Валерианович. Ну а протеже, молодой человек, у вас имеются?

Павел Сергеевич. Это как-с?

Олимп Валерианович. Протеже… ну как же вам объяснить… это…

Надежда Петровна. Пожалуйте в столовую, Олимп Вале­рианович.

Олимп Валерианович. Услужливое начальство.

Павел Сергеевич. Услужливое?

Олимп Валерианович. Ну да. То есть такое начальство, ко­торое если у вас отобедает, то об этом при случае обязатель­но вспомнит.