Мертвый еврей - Эверс Ганс Гейнц. Страница 2

– Добрый день, господин Перльмуттер!

– П-по-почему с-с-соб-ственно… – возразил он заикаясь.

– Фукс, принеси сию минуту ящик с пистолетами! – резко крикнул мой товарищ.

Я крепко сжал грязную руку, которую, наконец, протянул мне еврей, за– тем побежал к нашему служителю, взял ящик с пистолетами и подал его моему коллеге.

– Ты с ума спятил? – прошипел он. – Что тебе вздумалось болтать с этим болваном?

Первый уполномоченный, пруссак, представлявший собой внепартийное лицо, поговорил с секундантами, а затем отмерил длинными шагами дистанцию. Обоих противников пригласили занять их места.

– Господа! – начал пруссак. – Мой долг, как внепартийного, сделать хотя бы попытку покончить дело миром. Он сделал маленькую паузу.

– Я, п-п-пож-жалуй… – тихо заикнулся маленький еврей, – ес-сли…

Мой товарищ гневно взглянул на него и яростно закашлялся, так громко, как только мог. Еврей смутился и замолчал.

– Итак, противники отклоняют примирение, – быстро постановил внепартийный. – Я прошу их обратить внимание на мою команду. Я буду считать: раз, два, три. Противники могут стрелять между «раз» и «три», но отнюдь не до начала команды и не после «три».

Пистолеты были обстоятельно заряжены. Секунданты кинули о них жребий, и мой коллега подал один из пистолетов еврею.

– Господин Перльмуттер, – промолвил он официальным тоном, – я передаю вам оружие нашей корпорации. Вам делает честь, что вы решили завершить ваше столкновение по рыцарски-студенческому способу, вместо того чтобы бежать к судье. Я надеюсь, что и здесь, на этом месте, вы окажете честь нашему ору– жию.

Он всунул пистолет ему в руку. Господин Перльмуттер взял пистолет, но рука его так дрожала, что он едва мог держать в ней оружие.

– Черт возьми, да не вертите вы им во все стороны! – продолжал мой товарищ. – Опустите пистолет. По команде «раз» поднимайте его с быстротою молнии и стреляйте. Не вздумайте целить в голову: так вы никогда не попадете. Цельтесь в живот – это самое надежное. А после того как выстрелили, держите пистолет высоко перед лицом: это ваше единственное прикрытие. Пользы от него, конечно, немного, но все-таки может случиться, что ваш против– ник, если он выстрелит после вас, попадет вместо вашей персоны в пистолет. И побольше хладнокровия, господин Перльмуттер.

– Бла-бла-годарю, – промолвил еврей.

Мой товарищ взял меня под руку и отошел со мной в сторону, в лес.

– Я, честное слово, желал бы, чтобы наш еврейчик взгрел Меркера, – проворчал он, – я не выношу этого болвана. А кроме того, он, по всей вероятности, сам еврей.

– Но ведь он самый свирепый жидоед во всем студенческом корпусе! – возразил я.

– Вот именно поэтому. Я давно подозреваю Меркеров. Погляди только на его нос. Может быть, он крещеный, и родители его тоже, но только все-таки он еврей. Наш заика не что иное, как помесь прокислого пива и плевков, но он будет мне форменным образом симпатичен, если он пригвоздит длинного Меркера. И, в сущности, это просто скандал, что мы притащили сюда этого беднягу, как теленка, на бойню.

– Да, но ведь он хотел пойти на примирение, – заметил! я, – и если бы ты не закашлял…

Но он оборвал меня:

– Заткни глотку! Ты этого еще не понимаешь, фукс!

Все присутствующие отошли в сторону, в кустарник, и только оба противника стояли на лужайке в тусклой полумгле ненастного утра.

– Внимание! – воскликнул внепартийный. – Я начинаю: раз!.. два!..

Меркер выстрелил. Его пуля шлепнулась о дерево. Перльмуттер даже не поднял своего пистолета. Все поспешили к дуэлянтам.

– Я спрашиваю, последовал ли со стороны «Норманнии» выстрел? – спросил секундант Меркера.

– Со стороны «Норманнии» выстрела не последовало! – констатировал вне– партийный.

Мой товарищ гневно накинулся на еврея:

– Сударь! – вскипел он. – Вы с ума сошли? Неужели вы думаете, что из-за вас мы станем заносить в дуэльный журнал такое свинство? Стреляйте, куда хотите, но только стреляйте! Хоть провалитесь на месте от страха, но стреляйте, черт побери! Не понимаете вы разве, что вы срамите всю корпорацию, оружием которой вы пользуетесь?

– Я, п-пож-жалуй… – заикнулся маленький еврей. На его лбу выступили крупные грязные капли.

Но на него уже никто не обращал внимания. Противники получили новые пистолеты, и снова все разошлись в кусты.

– Раз… два… и… три!

Сейчас же после команды «раз» Меркер выстрелил. Его пуля ударилась в пень, в каких-нибудь трех шагах от его противника. Перльмуттер и на этот раз не поднял пистолета. Его рука нерв но дергалась.

– Я спрашиваю, последовал ли на этот раз выстрел со стороны «Норманнии»?

– Представитель «Норманнии» и на этот раз предпочел стрелять.

Меркеры оскалили зубы, пруссак улыбался во весь рот. Мой товарищ кидал на них яростные взоры.

– Ну и шайка! – хрипел он. – Какое свинство, что я не могу сейчас дать всем им по шее!

– А что? – спросил я.

– Бог мой! Так глуп может быть только зеленый фукс! – накинулся он на меня. – Ведь ты же должен знать, что здесь сейчас царит мир и что во время дуэли нельзя показывать когти. Но сегодня же вечером все три господина из «Маркий» получат от меня каждый по вызову. Бьюсь об заклад, что у них тогда будут другие рожи. И вздую же я их, черт возьми. Посмотри только, как они паясничают, какой триумфальный вой подняли над нашим оборванцем!

К еврею на этот раз он подошел с другого рода убеждениями:

– Господин Перльмуттер, я апеллирую не к вашему мужеству – мне кажется, что это бесполезно, – но к вашему рассудку, – спокойно промолвил он. – Послушайте, вы, наверное, не имеете никакого желания, чтобы вас здесь при– кончили, как борова! Ну так, изволите видеть, у вас нет никакой другой возможности избежать этого, как только путем нападения. Это вам должно было бы подсказать чувство самосохранения. Если вы прострелите вашему противнику брюхо, то я гарантирую вам, что он уже ничего не сможет вам сделать. А кроме того, вы этим сделаете еще доброе дело.

Затем мой товарищ прибавил почти сентиментальным тоном:

– Ведь, наверное, для вас будет в тысячу раз приятнее, если вы уйдете отсюда с неповрежденной кожей, господин Перльмуттер. Подумайте только о ваших бедных родителях.

– У м-меня н-нет ро-род-дителей, – промолвил еврей.

– Ну, тогда подумайте о вашей возлюбленной… – продолжал мой коллега и вдруг запнулся, взглянув на безобразную физиономию еврея, которая вдруг расплылась в ужасную, унылую гримасу. – Извините, господин Перльмуттер, я понимаю, что вы с вашей… ну, как бы это сказать, – с вашим ликом не можете иметь возлюбленной. Извините меня, я вовсе не хотел вас обидеть. Но ведь кто-нибудь у вас, наверное, же есть? Ну, может быть… может быть… собака?

– У м-меня есть м-мал-ленькая с-соб-бака…

– Ну вот, видите, господин Перльмуттер, у каждого человека есть что-нибудь. У меня тоже есть собака, и я уверяю вас, что я никого так не люблю, как ее. Итак, подумайте о вашей собаке. Подумайте, какая будет радость для вас, когда вы вернетесь домой целым им невредимым и ваш песик будет прыгать на вас и визжать и махать хвостом. Подумайте о вашей собаке и… по команде «раз» стреляйте!

– Я б-буду стрелять! – с трудом промолвил маленький еврей.

Две крупные слезы покатились по изрытым оспою щекам и оставили на них светлые полосы. Он крепко сжал пистолет, который подал ему мой товарищ, и взглянул на моего коллегу с унылой мольбой, как будто его мучило какое-то желание.

– Е-если я… – заикаясь, начал он.

Мой товарищ помог ему:

– Вы хотите попросить меня позаботиться о вашей собаке, если с вами случится что-нибудь? Не так ли, господин Перльмуттер?

– Да! – ответил маленький еврей.

– Ну, так я даю вам слово и сдержу его, как честный студент. Собаке будет хорошо, можете быть на этот счет спокойны.

Он протянул ему руку, и еврей крепко пожал ее.

– Бла-благ-годарю!

– Стороны готовы? – спросил внепартийный.

– Готовы! – воскликнул мой товарищ. – Стреляйте, господин Перльмуттер, стреляйте!.. Это самооборона. Подумайте вашей собаке и стреляйте!