Жена бургомистра - Эберс Георг Мориц. Страница 49

— Капитан ван дер Лан, — заметил Питер, — рассказывал нам, что он обязан вам своей жизнью. Вы дрались как лев.

— Да, тут на шанцах было довольно жаркое дело, но все-таки ни у меня, ни у моего коня не пропало ни одного волоска, и на этот раз мне уже удалось спасти и ранец, и всю добычу. Судьба, как нежная мать, особенно любит тех, кто доставляет ей больше всего забот; потому она и привела меня к вам и к вашим домочадцам, господин бургомистр!

— А я прошу вас, — сказал Питер, — причислить себя к числу моих близких. У нас есть на дворе две уютные комнаты; если это вам будет угодно, их приготовят для вас.

— Очень рад, — ответил юнкер Георг. Подавая руку юнкеру, бургомистр сказал:

— Меня призывает моя служба; но вы можете сказать женщинам, что вам на первое время необходимо и когда вы рассчитываете поселиться у нас. Чем раньше, тем приятнее для нас. Не правда ли, Мария?

— Добро пожаловать, юнкер Георг! Теперь мне нужно пойти взглянуть на мою больную, которая лежит у нас. Варвара выслушает, что вам будет угодно.

Бургомистерша взяла руку мужа и вместе с ним вышла из комнаты.

С юнкером осталась одна вдова, которая старалась разузнать обо всем, чего бы он мог пожелать. Затем она пошла к своей невестке и, найдя ее у Хенрики, воскликнула, всплеснув руками:

— Вот человек-то! Я, старуха, говорю вам, фрейлейн Хенрика, что во всю свою жизнь я не встречала такого человека! Сердце, какое сердце, и притом такая красота! Кому уж раз дает что-нибудь счастье, оно дает полной мерой, и кто имеет, тому дастся! Это золотые слова!

XXIV

Питер обещал Хенрике дать ей конвой с разрешения городского совета. Разлука с домом бургомистра была для девушки тяжела. Прямой, искренний характер Марии оказывал на нее благодетельное влияние: в ее обществе Хенрике казалось, что в ней растет уважение к своему полу. Вчера она услышала и пение бургомистерши. Ее голос гармонировал со всем ее существом: каждый звук был безукоризнен и чист, как звон колокольчика; Хенрике было жаль, что она должна отказаться от удовольствия присоединить в дуэте и свой голос. Грустно было ей расставаться и с детьми. Тем не менее ей приходилось уезжать уже ради Анны, так как письма, по-видимому, не оказывали ни малейшего влияния на отца. Когда она письменно призывала его к прощению своей отвергнутой дочери, он едва дочитывал письмо до конца. Но словами в благоприятную минуту от него все-таки можно было добиться чего-нибудь. Она должна была поговорить с ним, хотя перспектива жизни в родном замке удручала ее, поэтому ей приходилось уверять себя, что и она все-таки необходима отцу. Он послал ее к тетке на житье в Голландию, для того чтобы обеспечить наследство; в то время когда она лежала при смерти, он ездил на турнир, и письмо, которое она вчера получила от него, не заключало в себе ничего, кроме сообщения, что ему запрещен въезд в город, и приказания отправиться в Гаагу в дом юнкера де Хеутера. В письмо была вложена охранная грамота, подписанная маэстро дель Кампо Вальдесом, в которой офицерам и солдатам короля Филиппа приказывалось заботиться о ее безопасности.

Бургомистр намеревался отправить Хенрику на носилках, в сопровождении парламентера, до испанской линии, и доктор уже больше не возражал против ее желания отправиться. Вероятно, уже сегодня ей придется выехать.

Она задумчиво стояла на балконе и смотрела на двор. Некоторые окна в правом здании были открыты. Траутхен, вероятно, встала рано, так как вместе со своей молодой помощницей, несшей за ней разные щетки и швабры, она вышла из помещения, назначенного Георгу. Затем появился Ян с большим креслом на голове. За фризом бежала Лизочка с криком:

— Дедушкин стул тети Бэрбель! Где же она будет отдыхать после обеда?

Хенрика поняла эти слова и подумала сначала о старой доброй Бабетте, которая до сих пор еще была способна к нежным чувствам, затем о Марии и о человеке, который должен был поселиться внизу. Порваны ли старые узы, некогда связывавшие бургомистершу с прекрасным юнкером, и не держатся ли они хотя бы еще на тонкой нити? Ее охватил легкий ужас. Бедный мейстер Питер, бедная Мария! Хорошо ли было как раз теперь покидать молодую женщину, протянувшую ей в тяжелую минуту руку спасения? Но какое огромное расстояние было между чужой и ее родной сестрой! Каждый день, которым она продолжала наслаждаться в этом мире, представлялся ей кражей у Анны, с тех пор как в ее письме к мужу, единственном письме, находившемся в портфеле убитого, прочла, что сестра больна и живет вместе со своим ребенком в бедности.

Анне необходима была помощь, а, кроме самой Хенрики, никто не мог помочь ей.

С помощью Варвары и Марии девушка уложила свои вещи. Еще до обеда все было готово к отъезду, но она не могла отказать себе в удовольствии сегодня в первый раз пообедать со всей семьей в столовой. Питеру помешали явиться к обеду; она заняла его место и за напускной, шумной веселостью скрыла горе и заботы, наполнявшие ее сердце. В сумерки бургомистерша и дети последовали за нею в ее комнату; она велела принести себе арфу и запела. Сначала ее низкому голосу не удавались некоторые ноты, но как снег, который, скатываясь с горной вершины в долину, скользит сначала медленно и с остановками, а затем, быстро разрастаясь и делаясь все тяжелее, превращается в твердый шар, так и ее низкий голос постепенно становился все сильнее и увлекательнее, и когда, наконец, она прислонила арфу к стене и, измученная, подошла к стулу, Мария схватила ее руку и сказала взволнованно:

— Останьтесь у нас, Хенрика!

— Я не имею права, — ответила девушка. — Вам достаточно и друг друга. А вас это огорчает, дети?

Адриан в смущении опустил глаза в пол, а Лизочка бросилась к ней на колени и воскликнула:

— Куда же ты пойдешь? Оставайся у нас!

В это время раздался стук в дверь, и в комнату вошел Питер. По его виду можно было судить, что он, пришел не с добрым известием. В совете его просьба была отклонена. Почти единогласно было принято предложение комиссара ван Бронкхорста задержать Хенрику в городе в качестве родственницы знатных приверженцев Испании среди нидерландского дворянства. Если дойдет дело до сдачи города, то хотя присутствие фрейлейн ван Гогстратен вряд ли предотвратит поджоги и убийства, все-таки оно может внушить предводителям некоторую осторожность. Доводы Питера не были приняты во внимание; он откровенно рассказал девушке, какую борьбу ему пришлось выдержать, и просил ее потерпеть и продолжать быть в его доме желанной гостьей.

Она несколько раз прерывала его восклицаниями возмущения и негодования и, немного успокоившись, сказала:

— Ну что же! Я с удовольствием остаюсь у вас, но вы знаете, как меня удручает это оскорбительное насилие. И затем, быть в плену и оставаться целые недели, месяцы без мессы и исповеди! Но Боже мой! Что-то будет с моей несчастной сестрой?

Мария бросила на мужа умоляющий взгляд, и он сказал:

— Если вы жаждете найти утешение в вашей религии, то я пришлю к вам патера Дамиана, а мессу вы можете слушать так часто, как вам будет угодно, в монастыре «серых сестер», около нас. Мы боремся не против вашей религии, а, напротив, за свободное исповедование всякой религии, и вам открыт весь город. Помочь вам перенести вашу тревогу о сестре моя жена может лучше, чем я, но позвольте сказать вам вот что: где и когда я смогу помочь, я вам непременно помогу.

С этими словами он взял руку Хенрики. Та ответила на его пожатие и воскликнула:

— Мне есть за что благодарить вас, господин ван дер Верфф, я это знаю; но теперь, пожалуйста, оставьте меня и дайте мне подумать до завтра.

— Неужели никак нельзя изменить решение совета? — спросила мужа Мария.

— Разумеется, нельзя!

— Да, пожалуй, — серьезно сказала бургомистерша, — ну, так останьтесь с нами, Хенрика. Мысль о вашей сестре не дает покоя не только вам, но и мне самой. Значит, мы должны прежде всего позаботиться о ней. Питер, в каком положении сейчас дороги в Дельфт?