Цвета ее тайны - Пирс Энтони. Страница 25

— Но их всегда бывает три. А нас и самих трое, так что простое умножение…

— Не умничай, твое дурацкое размножение тут ни при чем. Для вашей компании волшебник решил сделать заключение.

— Что?

— Назначение, приключение, злоключение…

— Может, исключение?

— Это несущественно.

— Но почему? В нас ведь нет ничего особенного.

— А вот это тайна. Ох, до чего же я люблю все таинственное! Мне и самой невтерпеж узнать, в чем тут дело.

— А если невтерпеж, так почему бы тебе самой не задать Вопрос?

— Вот еще… И вообще она не любит, когда я оказываюсь рядом.

— Она? Но ведь волшебник мужчина.

— При чем тут волшебник? Он-то не против, а вот Дана…

— Какая еще Дана? — полюбопытствовал Че.

— Какая-какая.., вот такая… — скривив губы, Метрия изобразила руками нечто среднее между грушей и рюмкой.

— Я не о том. Кто она такая?

— Его жена. Я же рассказывала.

Че, однако, ничего подобного не помнил:

— .видимо, демонесса рассказывала про эту Дану кому-то другому, с кем его перепутала. Однако он, как и всякий образованный кентавр, знал, что у Доброго Волшебника было ровно пять с половиной (ни больше ни меньше!) жен, которые теперь жили с ним по очереди. Одна из них — должно быть, эта самая Дана — являлась демонессой. Из всего этого можно было сделать интересный вывод: оказывается, демонессы способны не только на вредность, но и на ревность.

— Слушай, — сказал кентавр демонессе, — а что тебе за радость тащиться с нами по дороге? Летела бы в замок да дожидалась нас там.

— Ты хочешь от меня избавиться?

— Конечно.

— Думаешь, ты самый хитрый? На самом деле ты вовсе не хочешь, чтобы я туда попала.

— Конечно.

— Тебе меня не запутать и с толку не сбить. До встречи в замке.

С этими словами демонесса исчезла.

— Надо же, — восхитилась Дженни, — ты сумел от нее отделаться! Как тебе это удалось?

— Поймал на вредности. Она решила, что мне не хочется ни того, чтобы она оставалась с нами, ни того, чтобы отправилась в замок, потому что там интереснее, чем на дороге. А того не сообразила, что могла бы находиться и здесь, и там.

— Какой ты умный!

— Я кентавр, — отозвался Че со свойственной ему скромностью.

— Может быть, к тому времени, когда мы доберемся до замка, она про нас забудет, — мечтательно произнесла Гвенни.

— Хотелось бы верить.

Зачарованная тропа позволяла двигаться быстро, однако добраться до темноты было невозможно, а значит, следовало подумать о ночлеге.

— Неплохо бы найти подходящее местечко для привала, — промолвила Дженни, и кот Сэмми тут же сорвался с места. Дженни поспешила следом, потому что хотя ее котик мог найти что угодно, ему ничего не стоило потеряться самому. Че и Гвенни последовали за ней.

Свернув на боковую тропку, которую сами они ни за что бы не заметили, Сэмми привел их к чудесной рощице, где имелось все необходимое для ужина и ночлега. Сосна, под которой так и хотелось соснуть, подушечнии, а, подушки с которой так и просились под ушко, молочай, из стручков которого цедили чай с молоком, и поросль всяческих сластей.

— Неужели, когда нам откроют Взрослую Тайну, мы разлюбим такие вкусности? — со вздохом промолвила Гвенни.

— Нет, не может быть! — воскликнула Дженни.

— Однако, — грустно заметил Че, — похоже, что подрастая, все меняются. Посмотрите хотя бы на Электру.

— Ну, с ней-то как раз все не так плохо, — сказала Гвенни. — Бегает в джинсах, как и раньше. Может, она не присоединилась к Заговору взрослых.

— Как бы не так. Аиста-то они с Дольфом вызывали, — возразил Че.

— Как бы хотелось научиться этому без того, чтобы становиться скучной и любить всякие противности вроде шпината, — вздохнула Дженни.

— Давайте поклянемся, что даже став взрослыми, мы не сделаемся занудами и не разлюбим сладкого, — предложил Че, и девочки поддержали его без возражений.

Скрепляя обет, они взялись за руки, после чего Дженни завела свою песню, увлекая их в сновидение. Которое, как обычно, перешло в крепкий сон.

Однако посреди ночи Че проснулся от холодка в желудке. Девочки беспокойно ворочались во сне, и кентавр сообразил, что у них та же проблема. Это наводило на мысль, что они съели слишком много леденцов, хотя в то, что такой вкуснятины, как леденцы, может быть слишком много, верилось с трудом. Не иначе как кто-то наложил на сласти проклятие.

Наутро они продолжили путь, и в положенное время перед ними предстал замок Доброго Волшебника. Выглядел он не столь впечатляюще, как замок Ругна, однако, будучи местом незнакомым, внушал им больший трепет. До сих пор из всей троицы видеть его доводилось лишь Дженни: она хотела было узнать, как вернуться в Двухлунию; но в последний момент передумала, решив, что еще не готова покинуть Ксанф. Но по существу это не имело никакого значения, поскольку при всяком новом посещении замок Доброго Волшебника выглядел по-новому.

На сей раз — в этом спутники убедились, подойдя поближе — он имел и вовсе удивительный вид. Стены и башни были сложены не из камня, а из карамели и леденцов, мост через ров представлял собой фигурный имбирный пряник, а вода во рву пенилась, как шипучка в озере Сода-Пробка. При этом мост был опущен, ворота открыты, а во рву не плавало никакого чудовища.

— Не знаю почему, но мне это кажется подозрительным, — пробормотала Гвенни.

— — Потому что это и вправду подозрительно, — сказал Че. — Волшебник все знает заранее и всегда наготове, когда приближается доноситель.

— Кто?

— Приноситель, уноситель, заноситель, вноситель, произноситель, спроситель…

— Ты хочешь сказать «проситель»? То есть тот, кто, как мы, приходит за Ответом? — рассмеялась Гвенни.

— Неважно, — отозвался Че и на манер Метрии насупился, но тут же покатился со смеху.

— Думаю, волшебник к нашему приходу готов: откуда нам знать, что у него на уме? — сказала Дженни. — А еще я думаю, что раз задавать Вопрос буду я, мне надо идти первой.

Она шагнула к мосту.

— Постой! — воскликнула Гвенни. — А вдруг это опасно? Пусть Вопрос задаю не я, но ведь затеяно все это из-за меня. А значит, и идти надо мне.

— Не надо ссориться, девочки, — снисходительно произнес Че. — Не думаю, чтобы нас подстерегала настоящая опасность: во-первых, Добрый Волшебник не злодей, а во-вторых, крылатые чудовища не допустят, чтобы с нами случилось что-нибудь дурное.