Голубой адепт - Пирс Энтони. Страница 7

Халк сел на волшебный мотоцикл и рванул с места, оставив за собой молчаливое облачко пыли. Стая куропаток взлетела, спугнутая его неожиданным появлением.

— Надеюсь, он будет сверяться с картой, доберется без приключений и ему не встретятся ни дракон, ни бездна. Впрочем, Халк сам может расправиться с любым чудовищем, с его-то мускулатурой!

— Ошибаешься. Халк настолько добр, что и пальцем не тронет даже самую мерзкую тварь! — откликнулась на его шутку Леди.

— Ты права. Он — настоящий джентльмен. До кончиков ногтей. Умный и достойный уважения!

— Именно за эти качества я и взяла его сюда, — сказала Леди. Она поднялась. Каждое движение было полно изящества.

— Мы остались одни, Адепт, и я хочу с тобой поговорить.

Стайл пытался справиться с внезапно участившимся пульсом. О чем предстоит разговор? Ведь она не переменила своего мнения о нем, Стайле. В ее глазах он продолжает оставаться самозванцем, а сама она остается верной той настоящей любви. Он ревновал, хотя ее верность относилась к его собственному дублю.

Они прошли в апартаменты Леди. Она усадила Стайла в удобное голубое кресло. «Это чудо, — думал он с восхищением, — что у нее натуральные голубые волосы, и ей не приходится их красить».

— Твой друг Халк, — начала Леди, расположившись в кресле напротив, — рассказывал мне о твоей жизни на Протоне. Я вынудила его это сделать, пока ты отсутствовал, и это помогло мне хоть отчасти понять тебя.

Выведывать у Халка информацию о нем, очевидно, было для нее развлечением. Стайл с недоумением пожал плечами.

— Я сам бы рассказал тебе, если бы ты спросила, — сказал он и тут же понял, что она хотела владеть объективной информацией. Но к чему она клонит?

— Итак, мне стало известно от третьего лица, что твоя теперешняя суть мало чем отличается от сути моего погибшего мужа. Он был мужчина незаурядного ума и обостренного чувства собственного достоинства, но страдал от своего маленького роста. Страдаешь от этого и ты, и Нейса говорила мне, что…

— Нейса слишком много болтает… — перебил Леди Стайл. Это было, конечно, несправедливостью: единорог являл собой образец скромности и кротости.

— Ты — хороший человек, а я обижаю тебя своим равнодушием, и все же я должна оставаться сама собой. Быть откровенной и сообщить тебе кое-что — единственно верное русло нашего разговора.

— Я не хочу неволить тебя и выуживать какие-то сведения, не насилуй себя, Леди, — заверил ее Стайл, но в душе страстно желал услышать то, что она хотела сказать ему.

— В таком случае знай, что я ни капельки не иду против себя и рассказываю все добровольно, — сказала она с улыбкой, от которой у него дрогнуло сердце. Неужели она смягчилась и сжалилась над ним? Но нет, она просто делает то, что считает нужным, — дает ему необходимую базу для теперешнего существования на Фазе.

Стайл слушал рассказ, закрыв глаза, растворившись в мягких интонациях ее голоса, представляя те события, которые она излагала в цветовой гамме…

— Долго, очень долго, — начала Леди, — с того момента, когда впервые разошлись разными путями наука и магия, Фаза существовала отдельно от других миров. Триста лет, пока наш вид людей постепенно распространялся по континенту, здесь рождались силы, непознанные до той поры. Огромные животные расселились по планете, боролись друг с другом за выживание: все делили сферы влияния и наконец каждый вид нашел свою экологическую нишу. Драконы обосновались на юге, снежные демоны — на севере, великаны — на востоке и так далее. Из человеческой популяции наиболее талантливые стали Адептами, лишив другие формы жизни возможности практиковаться в магии. Допускались лишь исключительные случаи, так что одновременно существовало не более десяти по-настоящему могущественных магов. Только талант был критерием их значимости. Ни гордость, ни личные заслуги не давали права приобщаться к магии, и тот, кто стремился овладеть искусством Адепта, не будучи к этому склонен, погибал от истинных Адептов.

Это привело к тому, что люди начали избегать, сторониться даже легкого волшебства, бояться вступать в контакт с Адептами. Подобно им, другие живые существа тоже стали избегать их и держаться только вместе с себе подобными.

Я выросла на востоке, недалеко от моря, в деревне из полсотни семей. Деревня наша понятия не имела о чародействе, разве что так…. невежественные заклинания местных знахарей, лесных существ да деревьев. Я думала, что выйду за своего односельчанина, но моя семья прочила мне в мужья кого-нибудь познатнее. Родители считали меня не от мира сего и были убеждены, что с мужем-рыбаком или землепашцем мне придется век вековать в нужде. Э-эх!.. Если бы они знали, кому я предназначена, то не раздумывая отдали бы первому встречному свинарю, но они и ведать не ведали, что меня приметил Адепт. Мне же было вольготно среди лесов и полей, весело с их обитателями, и о замужестве я не помышляла.

Мой отец умел исцелять больных людей. Был ли то дар природы или он выучился у лекаря — не-знаю. И я тоже умела лечить болезни. Односельчане, занедужив, шли к нам в дом. Если мы с отцом находили раненого зверя или птицу, помогали и им. Делали все незаметно, не кричали о наших способностях и знать не знали, что, увы, отмечены печатью пристального внимания Адепта.

Когда мне исполнилось девятнадцать, мои ровесники — и девушки, и парни — были обручены. Без жениха я не чувствовала одиночества, мне было достаточно резвиться с лесными зверюшками. Говорят, те молодые женщины, что меньше нуждаются в мужчинах, впоследствии больше других привыкают к ним. Так, похоже, случилось и со мной.

В один из дней у нас потерялся жеребенок. Маленькая кобылка. Я звала ее Белянка, потому что она была белой как снег, хотя нравом скорее напоминала красный жгучий-перец. Белянка сорвалась с привязи и что есть духу поскакала в лес. Я звала ее, звала, но не тут-то было, и тогда я села на кобылицу по кличке Блестящая Звездочка и отправилась на поиски.

Следы Белянки завели меня в густую непроходимую чащу. Душа подсказывала, что она попала в беду да и меня подстерегает какая-то опасность, что нужно поворачивать лошадь к дому, но мне было всего девятнадцать, я сильно любила жеребенка, и я стала продираться сквозь колючие заросли, хотя и понимала, что безумно рискую.

Пошли заболоченные места. Лошадь осторожно ступала по скользким кочкам. Все вокруг — редкие тонкие деревца, пни, островки суши, — изумрудно-бархатный мох, как сплошной сказочный ковер, постепенно стало отступать. Но порою то одна, то другая нога лошади с чавканьем погружалась в топкую жижу, но, по счастью, она нас не засосала. Эта болотистая чаша кишмя кишела призраками, духами, эти тени то внезапно являлись мне, то таяли, а то вновь бесшумно зловеще нависали над головой.

И мне стало страшно. Я поняла, что надо возвращаться, что Белянка погибла и что меня тоже ждет погибель от болотных упырей, но я обожала жеребенка, — я вообще люблю лошадей, — и не решилась повернуть назад. Я представила, как моя малышка ждет от меня помощи, и продолжала поиски. Я говорила себе: вот доберусь вон до того куста, вон до того замшелого камня и, если Белянки там нет, вернусь. Вдруг мне показалось, что я услышала короткое радостное ржание. Я слезла с лошади и запрыгала по кочкам, но впереди никого не оказалось — просто скрипела сухая ветка.

Начиналась гроза, а это означало, что в наши места грядет беда — гроза приводит с собой троллей. И я испугалась не на шутку. И тут снова, еще явственнее, я услышала призывное ржание, и снова — никого, только глухо шумит ветер в верхушках деревьев. Тучи все сгущались — и вот плотная завеса над головой прорвалась и разверзлись небеса, и меня через мгновение окатил мощный водяной поток. Загрохотал гром.

Очередной громовой раскат так перепугал мою Блестящую Звездочку, что она, скинув меня, помчалась домой, хотя я умоляла ее вернуться. Пришлось мне возвращаться домой пешком, я дрожала от… если бы только от холода! Мне было страшно, очень страшно. Плети колючей ежевики цеплялись за меня, тянули в сторону, где топь, не пускали, а когда я все же вырывалась, хлестали по глазам так резко и больно, что я не могла разглядеть спасительную тропку. Я стала кричать в надежде, что меня услышат на нашей ферме, но какой же смехотворной была моя надежда быть услышанной в страшную бурю!