Огр! Огр! - Пирс Энтони. Страница 80

— Но наши миссии — ни одна из них не завершена! Он не знал, что мы потерпим неудачу. Она задумалась, потом спросила: — Загремел, почему ты дрался с тем, другим огром?

— Он раздражал меня. Он оскорблял меня.

— Но ты пытался избежать неприятностей.

— Потому что у меня была только половина силы и я знал, что проиграю.

— Но потом ты ударил его. Ты выбил ему зуб.

— Он собирался съесть тебя. Я не мог этого допустить.

— Почему? Огры ведь так и поступают.

— Я согласился защищать тебя.

— Ты думал об этом, когда ударил его?

— Нет, — признался Загремел. — Я ударил без размышлений. Времени на них не было.

— Значит, была другая причина для твоих действий?

— Ты мой друг!

— У огров есть друзья? Он снова задумался: — Нет. Я единственный огр, имеющий друзей, и эти друзья в основном люди. Большинство огров не любит других огров.

— Ничего удивительного, — сказала она. — Итак, чтобы защитить меня, ты дважды подвергал опасности свою душу.

— Да, разумеется. — Он не совсем понимал цель этих расспросов.

— Любой истинный огр поступил бы так?

— Ни один. Естественно, поскольку у огров нет души, у них и выбора не будет. Но даже если бы у них и были души, они не стали бы...

— Загремел, неужели тебе самому не кажется, что человеческих черт в тебе больше, чем огрских?

— При данных обстоятельствах — возможно. Но в джунглях, в одиночестве, все было бы по-другому.

— Почему же тогда ты оставил джунгли?

— Я был неудовлетворен. Как я уже говорил, мне, вероятно, была нужна жена, только тогда я этого не знал.

— И у тебя могла быть прекрасная грубая огрица с лицом, красота которого заставила бы протухнуть луну, если бы ты вел себя более по-огрски. Ты жалеешь, что упустил этот шанс?

Загремел рассмеялся, впервые осознав, что ее рука касается его руки: — Нет.

— Огры смеются?

— Только злорадно.

— Итак, ты полагаешь, что отверг ответ, ради которого столько трудился. И теперь ты снова в одиночестве удалишься в джунгли?

Как ни странно, это тоже не привлекало. Жизнь, которая раньше полностью устраивала его, теперь казалась никчемным существованием.

— Разве у меня есть выбор?

— Почему бы не попытаться быть человеком? Все дело в твоей точке зрения. Люди замка Ругна, я уверена, примут тебя, они уже так и относятся к тебе. Принц Дор обращался с тобой как с равным.

— Он со всеми обращается как с равными. — Однако Загремел задумался. Стал бы принц Дор так же обращаться с ограми Огр-Ограды? Вряд ли. И тут ему в голову пришло кое-что еще. — Ты говоришь, что я заставил работать иллюзорные косящие глаза в Пустоте, потому что всегда обладал интеллектом человека, а значит, никакого парадокса здесь нет?

— Именно это я и говорю, — довольно подтвердила она.

— А как тогда быть с тыквой?

— С тыквой? — переспросила она неуверенно.

— Та тыква в Пустоте тоже была иллюзорной и не имела никакого отношения к моему интеллекту, но она тем не менее работала.

— Да, работала, — подтвердила Танди. — О Загремел, я никогда не думала об этом! Но это означает...

— ...что в Пустоте иллюзии реальны. То, что, как мы полагаем, там находится, действительно находится там, как только мы об этом подумаем: и тыквы, и светящиеся следы. Поэтому нет подтверждения тому, что я умен и без косящих глаз.

— Но... но .. — Она начала всхлипывать. Загремел вздохнул. Он не мог видеть ее несчастной.

— Тем не менее я признаю, что достаточно умен, чтобы суметь отыскать ошибки в твоих рассуждениях. Это парадоксальным образом подтверждает то, что ты сказала. Возможно, правы мы оба. У меня человеческий интеллект, а Пустота делает иллюзии реальными. — Он снова замолчал, чувствуя ее руку на своей. Какая маленькая и хорошенькая у нее ручка! — Я никогда в жизни не думал о себе как о человеке. Я не знаю, чего можно этим добиться, но по крайней мере нас это развлечет, пока мы ждем, чтобы дракониха прекратила нас искать и вылезла из пещер наружу.

Всхлипывания чудесным образом прекратились.

— Это может стать большим, чем развлечение, Загремел, — в ее голосе слышался энтузиазм.

Загремел задумался. Он представил себе людей: маленькие, не слишком волосатые, довольно слабые, но очень умные. Они ходили в одежде, поскольку их природный мех мало что защищал. Они собирали обувь с ботиночных деревьев и носки с чулочных лоз. Тут он удовлетворенно заметил про себя, что у него была куртка и перчатки — для начала. Люди жили в домах, потому что иначе дикие звери могли напасть на них во сне. Они предпочитали собираться в деревнях, поскольку любили общество. Фактически они были общественными существами и редко оставались одни.

Он представил себе, как присоединится к ним, будет ходить как человек, вместо того чтобы топать как огр. Спать на кровати, а не на стволе дерева. Есть умеренно, откусывая по кусочку, тщательно пережевывая пищу, вместо того чтобы жрать сырое мясо и глотать кости, полагаясь только на силу своих челюстей и разгрызая все, что может поместиться в пасти. Пожимать руки, вместо того чтобы сбивать с ног приветственной оплеухой. Но все усилия были тщетны, поскольку он знал, что всегда будет громадным волосатым и грубым монстром.

— Не срабатывает, — с облегчением сообщил он. — Я просто не могу представить себе, как...

Она положила вторую руку на его здоровенную лапищу. Теперь он чувствовал прикосновение ее души — ее полу-души, — поскольку их души были созвучны друг другу после того, как некоторое время они были единым целым. Казалось, их души потоком текут по рукам, переливаясь друг в друга. Он спас эту душу из тыквы, а она помогла ему спастись от огров.

Он также вспомнил, как торопилась она встать на его защиту. Как она поцеловала его. Как осталась с ним даже тогда, когда он пошел к ограм, даже когда у нее не было души. И неожиданно ему захотелось сделать ей что-нибудь приятное.

И он начал принимать ее точку зрения. Он почувствовал, как становится меньше, утонченнее, вежливее и умнее.

И внезапно пришло озарение. Возможности его разума расширились, вбирая в себя весь Ксанф, как это было, когда он был поражен проклятием косящих глаз. Но на этот раз это было не проклятие — это было осознание себя. Он стал человеком.

Руки Танди по-прежнему лежали на его руке. Он повернулся к ней в темноте. Его глаза не могли различить ничего, но мысленно он увидел все.

Танди была женщиной. Она была по-своему прекрасна. Она была умна. Она была мила. Она была верна. У нее была чудесная душа.

А он, мужчина и человек, он видел все в новом свете, несмотря на темноту. Разумом человека он заново проанализировал все. Она была его спутницей, и он понял, насколько необходимой она успела стать для него. Ограм не нужны спутницы — но они нужны людям. Остальные шесть девушек тоже были его спутницами, и они нравились ему, но Танди стала для него всем.

— Я не хочу возвращаться в джунгли один, — прошептал он. Его голос утратил большую часть огрских рычащих ноток.

— Я никогда и не думала, что ты должен жить там, Загремел. — О, как нежно звучал ее голос!

— Я хочу... — Но непомерность желания заставила его замолчать.

Однако Танди это не смутило:

— Загремел, я еще раньше сказала тебе, что люблю тебя.

— В данный момент у меня человеческое восприятие, — сказал он. — Я должен предупредить тебя, что ты не должна говорить слов, которые можно неверно истолковать.

— Неверно истолковать, о демоны! — вспыхнула она. — Я поняла свои чувства значительно раньше, чем ты свои.

— Но, Танди, ты должна признать, что огр и нимфа...

— Или мужчина и женщина...

— Полукровки, — с легкой горечью сказал он. — Как кентавры, гарпии, никсы, фавны...

— А чем тебе не нравятся полукровки? — возразила она. — В Ксанфе любое существо может вступить в брак с другим, если таково его желание, и их потомки, как правило, прекрасные создания. Чем плоха кентаврица? Или сирена?

— Ничем, — ответил он. Ее убеждения производили впечатление. Пока она говорила, человеческое восприятие проникало в самые отдаленные уголки его сознания, и он чувствовал к ней все большее расположение. Она была маленькой — но удивительно чудесной!