Время гарпии - Пирс Энтони. Страница 20

Кромби продолжил свой печальный рассказ. Глоха узнала о том, как в поисках лучшей матери он повстречался с демонессой Метрией, которая помогла ему отвадить от его детской спальни ночных духов и оставалась с ним, пока ему не исполнилось тринадцать и он не начал задумываться о том, в чем смысл разницы полов. Потом она обратилась в дым и исчезла, и бедняга понял, что демонесса имела с ним дело лишь для того, чтобы проникнуть в замок Хамфри и выведать магические тайны. Но на этом их история не закончилась. Кромби завел себе подружку, однако когда захотел увидеть ее трусики, она растаяла в воздухе. Незадачливый юноша понял, что над ним снова посмеялась демонесса, причем та же самая. Влюбленность ослепила его, но, прозрев, он сам удивился тому, как не раскрыл Метрию сразу: эту особу всегда выдавала неспособность подобрать нужное слово, в поисках она нередко перебирала все схожие по значению или звучанию. Но главное заключалось в том, что она принадлежала к женскому роду, и все ее каверзы были женского свойства. Это сделало Кромби настоящим женоненавистником.

— Я тебя понимаю, — промолвила Глоха. — Ей не следовало дразнить тебя столь жестоко. Всем известно, что любому мужчине от молодой женщины нужно только одно — увидеть ее трусики. Именно на это морская русалка Мела — между прочим, даже и не молодая, — подцепила принца Налдо, да и сама я надеюсь заполучить мужа тем же манером. Но это никоим образом не объясняет, почему ты не хочешь признавать родства с Хамфри.

Кромби поведал Глохе о том, как, став взрослым, он покинул дом и сделался солдатом. Его всегда задевало отсутствие отцовского внимания, ну а женщины были ему просто противны. Мать его, конечно, являлась женщиной, и изменить этот печальный факт было не в его силах, но уж во всяком случае Кромби не собирался делать одно из этих ветреных и коварных созданий своей женой. И не собрался — женился он на прелестной и милой нимфе. Конечно, с виду нимфы даже более чем женщины, но от настоящих женщин отличаются своим простодушием. Со своей женой он был счастлив, хотя она и любила другого мужчину.

— Это кого? — уточнила Глоха, хотя у нее уже появилась на сей счет маленькая догадка.

— Бинка. Он, не подозревая об этом, выпил любовного эликсира и, увидев ее, воспылал к ней страстью, хотя тогда уже был женат. Со временем и она ответила ему любовью, но его любовь была магического, а не естественного происхождения, а потому исчезала с наступлением Безволшебья. Нимфе не повезло, ведь ее любовь к магии отношения не имела и Безволшебье никак на нее не повлияло. Однако мне она нравилась, и я, по окончании Безволшебья, принес ей любовного снадобья. Это пробудило в ней любовь ко мне, хотя прежняя любовь, имея естественное происхождение, увяла не сразу. Если вообще увяла.

Это объясняло странное отношение Бинка к Самоцветик. Некогда они любили друг друга, и, хотя любовь прошла, их связывали воспоминания о былом. Как романтично!

— А тебя не беспокоило то, что его она любила самого по себе, а любовь к тебе была вызвана силой магии?

— Нет, поскольку я знал все заранее и пошел на это вполне сознательно. От нее я хотел одного — чтобы она была хорошей женой, и в этом Самоцветик меня не разочаровала.

Итак, Кромби устроил свою жизнь по собственному усмотрению и мог считать, что она удалась. Конечно, его дочь Танди была наполовину женщиной, но на другую половину нимфой, так что особого отвращения у него не вызывала. Но о своем отце он ни ей, ни кому-либо другому не рассказывал. Какой в этом смысл, если сам Хамфри за все эти годы даже не вспомнил о сыне?

И снова у Глохи появилась догадка.

— А что, если ты ему вовсе не так уж безразличен? — спросила девушка. — Конечно, всякий знает, что Хамфри из тех, кто предпочитает ворчать, вместо того чтобы дышать, и он ни за что не признается в обычной человеческой слабости, но давай предположим, что Добрый Волшебник, пусть намеком, дал понять, что помнит о тебе и хочет знать, как у тебя дела. Достаточно ли этого для того, чтобы ты признал его своим отцом?

Кромби поскрипел, покряхтел, побурчал, но в итоге согласился с тем, что это, пожалуй, примирило бы его с папашей. Но подобный разговор не имеет смысла, потому как от Хамфри ничего хорошего ждать не приходится. Да и ни к чему: скоро он мирно сойдет со сцены вместе со своими друзьями и все забудется само собой.

— Но ты ведь сам говорил, что Хамфри уделял Тренту и Ирис больше внимания, чем тебе. Как же вышло, что ты подружился со своими обидчиками?

— Они здесь ни при чем, самим-то им и в голову не приходило меня обижать. Откуда им было знать, что к чему? Будучи солдатом, я долго служил Тренту и ничего худого о нем сказать не могу. Он ни в чем не виноват, и я не хочу напоследок ставить его и других в неловкое положение, рассказывая то, без чего вполне можно обойтись.

— Значит, и дочка твоя, Танди, тоже ничего не знает?

— Ни она, ни Самоцветик, так что давай оставим все как есть. После нашей вечеринки это уже не будет иметь никакого значения.

— Боюсь, вечеринку придется отложить.

— Отложить? — похоже, немощный старик встрепенулся. — Но как можно отложить наступление заката?

— Этого я не знаю, но в ответ на вопрос, где мне искать помощи ты дважды — дважды! — указал на Трента. Получается, что он в вашей нынешней вечеринке участвовать не сможет. Может быть, вам всем имеет смысл его подождать?

— Это типично женская каверза! — воскликнул Кромби, и его расшатавшиеся кости загрохотали от возмущения.

— Ну, такова уж моя природа, — отозвалась девушка с лучистой улыбкой. — Мне кажется, что Хамфри скучает по тебе и хочет, чтобы о вашем родстве было объявлено открыто, но он опасается сделать это — а ну как ты его отвергнешь. Думаю, он отправил меня к тебе с умыслом, в надежде, что я смогу подтолкнуть тебя к примирению. Ручаюсь, если ты хоть кивком, хоть еще каким-нибудь намеком выразишь свое согласие, он самолично явится сюда, чтобы окончательно все уладить.

— Никогда! — воскликнул Кромби. Точнее, воскликнул бы, будь у него на то силы.

— Что «никогда»?

— Никогда в жизни Добрый Волшебник Хамфри не признается в том, что хоть раз, хоть когда-то, хоть в чем-то допустил ошибку.