Жгучая ложь - Пирс Энтони. Страница 41

Вернувшийся Пука нашел меня распростертым на земле и покрытым целой кучей стрекозлов — они расселись на мне, словно на стрекодроме. Мощный взмах хвоста смел на землю несколько дюжин — многие взорвались, но взрывы были не слишком сильными, потому что топлива у стрекозлов оставалось в обрез. В других обстоятельствах стрекадрилья непременно атаковала бы Пуку, но, расправляясь со мной, она расстреляла почти весь боезапас. Поэтому стрекозлы не приняли боя, они поднялись, выстроились в колонну и улетели.

Кажется, Пука все еще не сознавал природу моего таланта. Исцеление в пещере свинопотамов казалось ему счастливой случайностью. Он не мог представить себе, что всего за несколько часов я оправился бы от всех увечий, нанесенных мне и тараском, и стрекозлами, а потому пытался оказать мне помощь.

Прежде всего н хотел вывезти меня из тараскова лабиринта, но для этого требовалось взвалить мое тело на спину. Ох и нелегкая задача! Он приподнимал меня носом, старясь приставить к зеленой стене, но я раз за разом падал на землю. Трудно уразуметь, насколько полезны человеческие руки, пока не увидишь, как кто-нибудь пытается поднять человека с помощью копыт. Это почти невозможно.

Теперь моя израненная кожа была так испачкана, что я походил на запеченного в сухарях зомби. Любой другой позаботился бы разве что о достойном погребении столь жалких останков, но Пука не собирался отступаться. Он нашел низкую, касавшуюся земли ветку, подкатил меня к ней, поддев носом, взвалил на ветку, подлез под нее и в конце концов ухитрился с ветки перекатить мое тело себе на спину.

Моя голова и руки болтались с одной стороны, ноги с другой, но нести меня Пука мог. Выбравшись из лабиринта, он затрусил на северо-запад — уж не знаю почему. Скорее всего искал человеческое жилье, где мне могли бы помочь.

По мере того как день шел на убыль, мой талант делал свое дело, и ближе к вечеру я начал шевелиться. Однако Пука не придал этому значения. Возможно, он даже не заметил моих слабых телодвижений, тем паче что мое тело подпрыгивало на его спине.

Уже сгущались сумерки, когда Пука углядел на лесной полянке хижину. Он заржал — в голосе его чувствовалось явное облегчение — и поспешил туда. В хижинах, как правило, живут люди, и он надеялся, что эти люди позаботятся обо мне.

Глава 9

Панихида

Пробудившись на постели из душистых папоротников, я огляделся по сторонам и понял, что нахожусь в небольшой, но чисто прибранной комнатушке. Вдоль стен тянулись полки, на которых лежали связки трав и стояли баночки с пряностями. А в углу лежала диковинная пустотелая тыква с большим отверстием посередине и натянутыми поперек этого отверстия струнами. Но главное, на плетеном стуле сидела прехорошенькая молодая женщина в коричневом платье.

Приметив, что я открыл глаза, она встала, подошла ко мне и сказала:

— Надо же, все-таки очнулся. Признаюсь, я на это почти не надеялась.

— Пустяки, мне не впервой, — пробормотал я. Все тело отчаянно болело, но возвращение чувствительности само по себе являлось признаком выздоровления. А боль — явление временное. Она пройдет, как только завершится исцеление.

— Тебя принес конь, — продолжала женщина. — Ты где-то получил страшные ожоги и был при смерти.

— Ну конечно, — припомнил я, — эти проклятые стрекозлы едва не изжарили меня.

— Но теперь, вижу, дело идет на поправку, а потому скажу тебе кое-что. Гости у меня бывают нечасто, и я не привыкла разводить церемонии. Зовут меня Панихида, живу я одна — и меня это вполне устраивает. Поэтому чем скорее ты выздоровеешь и отправишься своей дорогой, тем лучше для нас обоих. Твой конь никуда не делся — пасется на лугу, рядом с домом.

Итак, эта мужчина предпочитала одиночество хорошей компании. Дело хозяйское — навязываться я не собирался. О нас, варварах, и о варварской манере обращаться с женщинами ходит множество слухов, но, как правило, их распускаем мы сами в рекламных целях. В действительности варвары предпочитают иметь дело с теми женщинами, которым они по вкусу, тем паче что женщин таких более чем достаточно.

— Меня зовут Джордан, — представился я. — Вообще-то я путешествую в поисках приключений, но сейчас выполняю одно важное поручение. Все мои болячки заживут очень быстро, так что я у тебя не задержусь. Спасибо, что позаботилась обо мне. Тебе, наверное, пришлось повозиться — насколько мне помнится, я был весь в грязи.

— Это уж точно, — подтвердила Панихида. — Песок прямо въелся в твою плоть. Уж я мыла-мыла, еле отмыла. Поначалу-то я вообще приняла тебя за мертвеца, но потом приметила, что ты вроде дышишь. Раны и ожоги я обработала бальзамом, и он подействовал быстрее, чем можно было ожидать. Но досталось тебе основательно — ты часом не в драконье логово залез? Впрочем, — продолжила она, не дожидаясь ответа, — парень ты крепкий. В наши дни такой мужчина редкость.

— Варвар как варвар, — с улыбкой отозвался я, — широк в костях, да умишко не ахти... — Тут я слукавил — в тот момент, благодаря продолжавшемуся воздействию белой лианы, с умом у меня все было в порядке. — К счастью, Пука не бросил меня в беде.

— Твоего коня зовут Пука? Он случайно не...

— Так оно и есть. Это пука, конь-призрак. С чего бы иначе ему таскать такие тяжеленные цепи?

— Вот это да! Ты приручил коня-призрака?

— Ну... не совсем так. Мы с ним подружились. Панихида залилась смехом, и должен сказать, ей это очень шло.

— Ладно, так или иначе, он тебе верен. Ему ведь ничего не стоило бросить тебя помирать в лесу. Но сейчас он пасется, а... — Она бросила взгляд в сторону очага:

— А ты случайно не хочешь подкрепиться?

— Еще как хочу. Просто с голоду умираю.

— Да, вижу, ты и вправду поправляешься очень быстро. Хороший аппетит — верный признак выздоровления, — Да, — согласился я, — у меня всегда так. Чем тяжелее рана, тем больше потом есть хочется.

Панихида снова рассмеялась, — видно сочла мое признание шуткой, — потом зачерпнула из горшка на очаге половник какой-то темной, как ее волосы, размазни, плеснула в деревянную плошку и протянула мне. Как ни странно, кашица оказалась вкусной и весьма питательной. Я сразу почувствовал прилив сил.

— У меня во дворе растет порточник, — сказала Панихида, протягивая мне коричневый джинсы. — Сама-то я предпочитаю платья, но тебе это будет в самый раз.

— Спасибо, — ответил я, вставая с папоротниковой постели и натягивая джинсы. Они оказались почти впору.

— Удивительно, — промолвила она, разглядывая меня без малейшего стеснения. Должен сказать, что в ее поведении не было и намека на дурацкую стыдливость, свойственную многим цивилизованным женщинам, хотя во всем остальном она казалась вполне цивилизованной — не мне чета. — На твоей коже и рубцов-то, почитай, не осталось. После таких страшных ожогов...

Я пожал плечами:

— Все было не так ужасно, как выглядело. Больше грязи, чем крови.

Можно было, конечно, рассказать об особенностях моего таланта, но мне казалось это бессмысленным, поскольку я все равно собирался уходить. Да и слушал я ее без особого внимания, ибо размышлял о смысле жизни, сущности бытия, природе магии и прочих высоких материях, насчет которых никогда не задумывался ни прежде, ни потом. До чего я тогда додумался, сказать не могу, потому как нынешнего моего ума для этого явно недостаточно.

Однако сейчас, вспоминая все произошедшее в доме Панихиды, я должен признать, что в определенном смысле вел себя не так уж умно. Что поделаешь, многие великие мыслители проявляют наивность, граничащую с глупостью, когда дело касается практических сторон жизни.

— Вот уж не думала, что ты так быстро встанешь на ноги, — сказала моя собеседница. — А можно поинтересоваться, в чем заключается твое важной поручение?

— Ну, — рассеянно отозвался я, — для тебя в этом нет ничего интересного. Мне просто нужно найти один объект и доставить его в замок Ругна.