Жгучая ложь - Пирс Энтони. Страница 69
— Джордан?
— Угу.
— Я расследую недавнее происшествие. Один из наших курьеров пропал при исполнении задания, и руководству до сих пор не известно, довел ли он дело до конца. Имеются сведения о твоей причастности к случившемуся. Ты готов дать показания?
Слово «показания» мне совсем не понравилось.
— Гы?
— Мне необходимо прояснить, что именно произошло к северу от... Хм, странно, не помню. Где же это было?
Может, я и одурел, но память у меня не совсем отшибло.
— Огры... — пробормотал я.
— Точно. — Аист развернул перед собой крыло, всмотрелся в него и удовлетворенно кивнул:
— Да, заказ поступил от огров. Что случилось с аистом?
— Дракон, — ответил я. — Крыло. Лететь — никак. — Столь сложная фраза стоила мне немалых усилий. Аист кончиком клюва сделал несколько пометок на внутренней стороне крыла.
— Это совпадает с нашей версией. Что случилось со свертком?
Я напряг все свои убогие умственные способности, поднатужился и выдал ответ:
— Доставлен.
Аист приподнял бровь — до этого я и не знал, что у них есть брови.
— Кем доставлен? Тобой?
— Угу.
— Интересный случай, — пробормотал аист, строча клювом по крылу.
— Что за вздор! — воскликнула Панихида. — Где это видано, чтобы варвары доставляли младенцев?
— Жалко было, — сказал я в свое оправдание. — Бросать нельзя.
— Похвальная мысль, — заявил длинноногий инспектор. — А что стало с аистом?
— Съеден.
Мой собеседник напрягся и наполовину распустил крылья:
— Ты его...
— Не я. Другой. Дракон.
— А... — Аист расслабился и сделал еще несколько записей. — Все ясно. Курьер был ранен при исполнении служебных обязанностей и пал жертвой дракона. Должен заметить, что работа у нас довольно сложная. Оплачивается, конечно, неплохо, но и полетные, и компенсацию за потерю кормильца выдают лишь в том случае, если подтвержден факт доставки.
— Ух!
— Премного благодарен за сотрудничество. Пожалуй, у меня все, — промолвил аист и уже собрался было взлететь, но в последний момент снова обратился ко мне:
— Наша политика предусматривает вознаграждение за содействие. Не хочешь ли ты...
— Нет! — испуганно воскликнула Панихида. Аист сделал еще одну пометку.
— Предложение отклонено, — пробормотал он себе под клюв, распростер крылья и улетел.
— Ты водишь компанию с аистами? — поинтересовалась Панихида.
— Угу. — Вдаваться в подробности было для меня слишком сложно. — Давай лучше... — Я снова потянутся к ней.
— Отстань, — завизжала она, как ошпаренная, — не прикасайся ко мне!
Так и не уяснив, в чем дело, я разочарованно вздохнул, повернулся на другой бок и уснул. Как ни старайся, а женщин не поймешь.
Когда мы проснулись, выяснилось, что лошади исчезли. А сумка с чарами осталась, из чего следовало, что Пука не намерен возвращаться. При всей своей тупости я смекнул, что конь-призрак не желает везти нас на север, но сообразить почему было свыше моих сил. Ведь Панихида растолковала все так здраво и убедительно. На этих лошадей не угодишь.
Конечно, Пука был волен идти своей дорогой, когда ему вздумается, но разлука с ним меня огорчила. К тому же теперь нас с Панихидой ожидало немало трудностей независимо от того, на север мы пойдем или куда-нибудь еще.
Не знаю уж, что взбрело в мою пустую голову, но, оказавшись в затруднительном положении, я первым делом вспомнил о заклятиях Иня.
— У нас есть Чары! — воскликнул я с дурацкой улыбкой.
— Толку-то от них, — буркнула Панихида. — Они же все перепутаны.
Но мое идиотское рвение было сильнее доводов рассудка Я запустил руку в почти опустошенную суму и выудил оттуда маленький белый череп.
— Жизнь, — промолвил я, припомнив, что говорил Инь.
— Жизнь? — переспросила Панихида. — Ты хочешь сказать, что эта штуковина возвращает умерших к жизни? В таком случае она тебе ни к чему — ты ведь еще жив.
— Перемешано, — возразил я. — Не жизнь.
— О, ты имеешь в виду, что сейчас в этом черепе запечатлено другое заклятие. Такое, что способно помочь в нашем путешествии?
— Угу. Фраза ее была слишком длинной; я едва понял, о чем идет речь, и, чтобы не запутаться окончательно, поднял череп перед собой и выкрикнул:
— Действуй!
Череп вспыхнул, и вокруг него образовался вращающийся обруч. По мере того как сам череп таял, обруч расширялся и уплотнялся, пока не превратился в щит. Самый настоящий щит с изображением черепа на лицевой стороне и удобной ременной ручкой на обратной.
— Смотри! — радостно воскликнул я. — Прекрасный щит!
— Нашел чему радоваться, — скривила губы Панихида. — Щит ты мог взять и у рыцаря. Какой от него толк — домой на нем не поедешь.
Но мне неожиданное приобретение пришлось по сердцу. Собственного щита у меня никогда не было — варвары слишком примитивны и защитного снаряжения почти не имеют. Однако опыт общения с драконами и рыцарями подсказывал мне, что защититься от удара порой не менее важно, чем его нанести.
Впрочем, тогда, в том состоянии я скорее всего не размышлял о преимуществах надежной защиты, а просто радовался новой игрушке.
Надев щит на левую руку, я принял боевую стойку и сделал выпад мечом. Сейчас у нас было аж два меча — рыцарский и мой собственный, который я подобрал в галерейной роще.
— Получи! — воскликнул я, поражая воображаемого противника. — Вот тебе! — Ах ты так! Я приподнял щит, укрываясь от невидимого клинка. — Что, съел? Тебе меня не достать! — Чем бы дитя не тешилось — покачала головой Панихида.
Что она имела в виду, я так и не понял. Кажется, мое приобретение ее не обрадовало, но женщины ничего не понимают в воинских упражнениях.
Вдоволь намахавшись мечом я присел на травку, и мы с Панихидой принялись обсуждать дальнейшие планы. Впрочем, моя роль в обсуждениях была не слишком велика.
— Полагаю, нам придется идти пешком, — сказала Панихида без всякого воодушевления. — Но это займет пару дней, да я еще и ноги сотру. А все из-за твоего Пуки. Свинья он, а не конь-призрак!
— Гы? — переспросил я, ибо пребывал в убеждении, что Пука является конем, а не каким-то мифическим зверем из Обыкновении.
— Ладно, это так, к слову пришлось. — Панихида внимательно пригляделась ко мне:
— Слушай, а ведь действие чар со временем ослабевает. Надо полагать, через некоторое время вся эта дурь выветрится. Так?
— Угу.
— Хм... — пробормотала она, размышляя вслух. — надо признать, что и от мужчин бывает польза. К одинокой женщине всяк норовит прицепиться — кто хочет ее слопать, кто чего другого... Единственный способ покончить с этой морокой — выйти замуж за мужчину привлекательного, но недалекого...
Она осеклась и покосилась на меня. Я пребывал в полном недоумении, не в силах постичь смысла ее слов. Разве можно выйти 'замуж за далекого мужчину — ведь он находится далеко? Панихида решительно взмахнула рукой:
— Ладно, была не была. Отвезу тебя на себе.
— Гы?
— Я превращусь в долларпеда, — заявила она, — самого настоящего целкового долларпеда. Знаешь такого зверя? Долларпеды сродни никелъпедам и даймопедам, которых вы, варвары, частенько кличете полушками да двушками. Они не такие свирепые, но гораздо крупнее — один долларпед стоит десятка даймов и двух десятков никелей. Он большой, приметный, а потому всякий рад его сцапать, так что в дороге тебе придется меня защищать. Глядишь, и щит пригодится. Сам-то долларпед очень робок.
— Робок?
— Да. Больше всего он боится девальвации и инфляции.
— Инфлюэнцы?
— Да не инфлюэнцы, а инфляции. Впрочем, разница невелика. Это тоже болезнь вроде лихорадки. А еще он боится дождя, потому что тело у него бумажное.
— Ого! — При всей моей дурости это показалось мне более чем странным.
— Но у некоторых есть серебряный хребет. Они гораздо сильнее, однако встречаются редко. Как раз таким я и обернусь.
— Ух! — Вздохнул я, почувствовав облегчение.
Разумеется, превращение требовало времени. Поначалу Панихида изменила форму, причем предупредила меня, чтобы я был начеку и не подпускал близко никаких хищников. Конечно, она же сама сказала, что всяк рад заграбастать долларопед. Будь я посмышленее, до меня бы, наверное, дошло, что я нужен ей исключительно по этой причине. Без меня она не могла добраться до дому ни в своем обличий, ни в каком-либо другом. Вконец одуревший варвар вполне ее устраивал — она могла без труда убедить меня в чем угодно. Из похитителя я превратился в телохранителя, благо мечом махать мог ничуть не хуже прежнего. В этом деле ум не самое главное.