Чёрная молния - Кьюсак Димфна. Страница 4

Она взглянула на него изумленно и надменно. Он стоял между ней и солнцем. Покрытые солью волосы образовали сияющий ореол вокруг его головы.

Ее фотография была опубликована в тот же день во всех вечерних газетах: «Соломенная вдова фронтовика со своим сыном». Она стремительно вынесла Тэмпи из небогатой событиями жизни предместья.

Теперь его лицо предстало перед ее закрытыми глазами как в фильме, крупным планом, таким, каким она постоянно видела его: густые брови над глазами неопределенного цвета туманного моря, желтоватые, выгоревшие на солнце жесткие волосы, резко очерченные губы под щеточкой светлых усов.

Если чувство, которое она питала к нему все эти годы, можно назвать любовью, то она полюбила его с той первой минуты. И сколь глубоко и близко она ни узнавала его, сколь более неотрывной частью ее существа он ни становился, сколь более зависимой от него ни делалась ее собственная жизнь – все же никогда она не знала его лучше, чем в тот первый момент их встречи, когда он не только встал между нею и солнцем, но и затмил его для нее.

Когда Кит покинул ее, она узнала, что есть на свете боль, которая хуже смерти.

Смерть Кристофера явилась для нее сокрушительным ударом. Разочарование, душевные страдания, обида разрывали ей сердце. Уйдя из жизни, он, как по волшебству, снова стал для нее ребенком, который первые пять лет своей жизни олицетворял смысл ее существования. Все, что казалось давно забытым, опять возвратилось к ней в эти часы бессонницы: крошечные ручки, хватающие ее за пальцы, губы у ее груди, беззубая улыбка, первые неуверенные шаги.

Когда его убили в джунглях Малайи, ей стало страшно, что со временем из памяти может уйти все то, что лежало в глубине ее чувства к нему, потому что сын к тому времени превратился в неуклюжего юнца, чьи слова и поступки ежедневно и ежечасно в клочки разрывали ее любовь к нему. Неблагодарный и чужой. Он не любил ее и не хотел ее любви. Теперь Кристоферу ничего не было нужно, да вряд ли нужно было и раньше. Если бы хоть в прошлом осуществились какие-то ее заветные мечты… Но так как и в прошлом не было ничего, кроме разрушенных надежд, ссор, непонимания, ничего, кроме весьма поверхностного общения, то потеря сына лишь усугубила горькое чувство, что силы ее потрачены впустую.

Ей хотелось остаться одной, наедине с собой пережить первые недели своего горя, но тетя Лилиан приехала, чтобы побыть с ней. И хотя их объединяла общая скорбь, они были разделены молчаливым укором тети Лилиан. Каждый раз, встречаясь с ее покрасневшими, полными слез глазами, Тэмпи видела в них упрек – ведь у нее самой слез не было. Смерть Кристофера иссушила ее.

Много душевных мук принесла ей смерть отца. Ее терзала мысль, что она омрачила последние годы его жизни. Нет, он этого никогда ей не говорил. Лишь один раз сказал об ее отношениях с Китом. Это было в самом начале их связи – до него дошли какие-то слухи. Конечно, он не перестал любить свою дочь, но честно и открыто заявил о своих взглядах на подобного рода связи. Она нечасто виделась с отцом, но все время получала от него письма с известиями о новых открытиях, сделанных им на заросших кустарником землях, и ей казалось, будто они по-прежнему, как в дни ее детства, бродят вместе, присматриваясь, прислушиваясь ко всему.

С его смертью умерла частица ее самой, жизнь ее стала гораздо беднее. В сердце надолго осталась тихая, щемящая тоска, к ней примешивалось раскаяние за всю боль, которую причинила отцу, хотя ни разу она не пожалела о том, что сделала.

Так она и жила с постоянной тоской от потери отца, с незаживающей раной, нанесенной ей смертью сына. Но без отца и сына жизнь продолжалась. Без Кита она остановилась.

Когда он в первый же год улетел обратно в Англию, она скучала по нему так, как никогда не скучала по мужу за все то время, что он был на войне. Бодрствовала ли она или спала, днем и ночью, она всей душой и сердцем стремилась к Киту. Ее плоть, утратив свою физическую сущность, превратилась в пустую оболочку.

Никогда раньше она не могла себе представить, как можно предать мужа, или сына, или семью. Но страсть к Киту сожгла все. Тело ее расцвело новой красотой, сознание проснулось и потянулось к новому, волнующему миру, о котором она и не подозревала за все время супружеской жизни с Робертом Армитеджем – этим облысевшим, с тяжелой квадратной челюстью человеком, который, казалось, ни о чем в мире не думал, кроме своей работы, своей жены и своего ребенка.

В те годы она, по словам тети Лилиан, просто обводила Роберта вокруг пальца, платила мужу привязанностью, позволяла брать от нее то, чего ему хотелось, – а это было совсем немного после сумбурного медового месяца – заботилась о его ребенке, вела хозяйство в его доме, развлекала его друзей, таких же скучных и нудных, как он, приходивших в одни и те же вечера поиграть в бридж, отсылала мужа по субботам в гольф-клуб, а по воскресеньям навещала его родственников, заезжая к ним на дорогом старомодном автомобиле, который он содержал в образцовом порядке.

Когда началась война, он немало удивил всех, отправившись добровольцем на фронт, хотя возраст его давно уже перевалил за призывной. Его отъезд разрушил привычный уклад жизни, однако никак не затронул ее чувств. Жизнь ее была заполнена Кристофером, а муж постепенно исчезал из памяти, оставаясь лишь автором длинных и скучных еженедельных писем, из которых в ее размеренно текущую жизнь входили чистенькие, приукрашенные картинки войны.

Когда Кит стал ее любовником, она поняла, что ничего не дала Роберту, – проститутка и та дала бы ему больше. На какой-то момент в душе ее всколыхнулись угрызения совести и сожаления: она поняла, почему уже во время их несчастливого медового месяца у него на лбу появилась складка, а взгляд стал хмурым.

Потом, когда их отношения с Китом уже перестали быть секретом и в воздухе запахло скандалом («Прелестная соломенная вдова фронтовика танцует с известным военным корреспондентом»), на нее обратили внимание организаторы показа мод в благотворительных целях. Люди охотно платили деньги, чтобы посмотреть на красивую манекенщицу, придававшую одежде особую элегантность, отсутствующую у других женщин. Сплетни и многочисленные фотографии делали ее еще привлекательнее в глазах толпы.