Чёрная молния - Кьюсак Димфна. Страница 66

Она ощутила внутри что-то острое и холодное и не сразу поняла, что это ненависть, – ведь никогда раньше она ни к кому не испытывала ненависти. Какая-то новая сила подняла ее с постели. Сознание ее работало четко, составляя план дальнейших действий как бы независимо от ее воли. Она боялась, что прошедшая ночь будет вечно преследовать ее, но оказалось, что существуют на свете вещи, которые сами по себе, вопреки чему угодно, вытесняют из памяти какие-то события. Теперь Кит был мертв для нее, он был мертвее мертвого Кристофера.

Она завтракала на балконе. За ночь пронизывающий западный ветер усилился, но на балконе, закрытом со всех сторон, было тепло. Порывы ветра взбивали белую пену на темно-синих водах залива, раскачивали крепко привязанные якорными цепями яхты, сгибали высокие стволы бамбука, похожие на сабли, колыхали кроны эвкалиптов – в их зеленой дымке то тут, то там вспыхивали красные увядающие листья.

Тэмпи изучила карту города, выбрав путь, которым поедет к дому Кита. Оделась она как можно тщательнее, полагая, что красота и элегантность будут именно тем оружием, которым она беспощадно сокрушит жалкую калеку. Здесь уже не смогут помочь ни богатство, ни власть. Она обдумала, что и как она будет говорить.

В сумочку она положила золотой портсигар Кита – Кит не заметил, что он выпал из кармана его пиджака. Вполне достаточная улика для любой жены. Но Тэмпи употребит ее не для мщения, а для достижения своей цели. Она содрогалась от мысли, что все задуманное ею – чистейший шантаж и что удовлетворение, которое она от этого получит, будет удовлетворением шантажистки. Конечно, это был бесчестный, грязный прием борьбы, но раз у нее нет чистого оружия, она пустит в ход грязное.

Она подождала до полудня, зная, что в это время Кит наверняка будет у себя, и позвонила по телефону, попросив соединить ее с кабинетом редактора. Она была убеждена – он не поверил, что она в самом деле пойдет к его жене, он не мог предположить, что у нее хватит на это смелости. И тем не менее она не хотела рисковать.

Трудно сказать, действительно ли голос секретарши стал ледяным, когда Тэмпи намеренно назвала ей свое имя, или же это было обычным защитным приемом – именно таким голосом всем звонившим сообщалось, что редактор на заседании.

– Не могли бы вы попросить его позвонить мне, когда он освободится? Я весь день буду дома, – сказала Тэмпи.

Она положила трубку. От сказанных слов во рту у нее появился неприятный вкус. Она представила себе выражение лица секретарши, передающей ее просьбу Киту. И хотя в просьбе этой не было никакого подтекста, она вдребезги сокрушала наигранное безразличие редактора. Его кабинет казался ей пуленепробиваемым бункером, в котором он был неуязвим для какого бы то ни было нападения извне. Потом эта картина сменилась другой – она видела перед собой бронированный танк, безжалостно ползущий по телам и крови людей. Но ведь и танк уязвим. Стоит умело бросить бутылку с зажигательной смесью – и капут! Именно это она и делала сейчас.

В глубине души секретарша, конечно, будет смаковать эту новость. Ведь все, кто работал в газете, всегда восхищались Китом и в то же время не любили его. Говорили, что на работе у него нет друзей – раньше она относила это просто за счет зависти – и что он родную мать продаст, лишь бы его печатали. Теперь она поняла, что самым важным для него было не столько то, чтобы его печатали, сколько то, что таким образом он получал власть над людьми. Власть он любил больше всего на свете. Но и власть уязвима, если применить против нее верное оружие.

Наконец она была совсем готова и радовалась, как ребенок, что из-за холодного западного ветра смогла надеть свое каракулевое манто. Служба научила ее: никогда не проси того, в чем крайне нуждаешься. Тот, кто уже много имеет, и в дальнейшем легко получает желаемое, а плохо одетая женщина с самого начала обречена на неудачу, даже если, а может, именно потому, что всем совершенно ясно, что ей позарез нужно то, о чем она просит. Тэмпи радовало и то, что она не продала свою роскошную машину, как собиралась. Сейчас ей было необходимо показать силу и блеск своего оружия.

Солнце уже садилось, когда она выехала на шоссе, линия гор вдали тянулась огромной пурпурной крепостной стеной на фоне неба, с которого ветер согнал все облака и краски. Проезжая по обсаженным деревьями улицам с огромными особняками в глубине прекрасно ухоженных садов, она размышляла, почему Кит теперь так полюбил это воплощение изысканности – ведь раньше он всегда глумился над ним. Видимо, его высокомерие вызывалось завистью – он же не владел таким особняком. Он был человеком, который нигде не пустил корней – просто ему негде было это сделать. Теперь он нашел такое местечко, и, вернее всего, корни его уйдут глубоко в богатую землю, на которой процветают биржевые маклеры, судьи и высшая знать города. Когда-то он смеялся над Робертом за то, что тот решил послать Кристофера в «школу снобов», как Кит любил называть этот закрытый пансион. Но теперь он, когда настанет время, наверняка пошлет своих детей в такую же «школу снобов» – ему придется облачиться в тогу представителя общества, в котором живет он сам и к которому принадлежит его семья. Иначе он окажется чужеродным телом и в этом кругу, и в этой семье.

Она подъехала к внушительного вида чугунным воротам особняка Робертсона, который уже с тридцатых годов был одной из достопримечательностей Сиднея, и резко посигналила, чтобы привлечь к себе внимание садовника, расчищавшего дорожку. Здесь нужна дерзость. Попробуйте подойти с протянутой шапкой и униженно попросить – ворота никогда не откроются. Садовник приблизился и посмотрел на нее в растерянности. Тогда она крикнула ему:

– Откройте же ворота! Миссис Мастерс давно ждет меня, а я опаздываю.

Ее ослепительная улыбка согнала остатки сомнений с его лица, и он отомкнул ворота. В том, что ворота оказались на замке, она увидела подтверждение своей мысли: да, она сильно напугала Кита, ибо ни в одном австралийском доме, в котором ей когда-либо приходилось бывать, никто никогда не запирал ворот.