Обретение чуда - Эддингс Дэвид. Страница 3

Когда Гарион подрос, это даже стало чем-то вроде игры. Гарион дожидался, пока тётка казалась слишком занятой, чтобы замечать его, и, смеясь, улепётывал к двери на коротких ножках. Но ей всегда удавалось поймать мальчика, и тот, весело улыбаясь, обхватывал её ручонками и целовал, а потом всё начиналось сначала.

В те далёкие годы Гарион твёрдо верил – нет в мире никого прекраснее и главнее, чем тётя Пол. Во-первых, она была выше всех остальных женщин на ферме Фолдора, почти такого же роста, как мужчины, никогда никому не улыбалась – кроме Гариона, конечно; волосы – длинные и очень тёмные, почти чёрные, только свисающий на лоб локон был снежно-белым. По ночам, когда она укладывала Гариона в постельку, тот протягивал руку и касался серебряной пряди; тётя Пол, улыбаясь малышу, нежно гладила по щеке, и он засыпал, успокоенный тем, что она здесь, рядом, и всегда защитит его.

Ферма Фолдора находилась почти в центре Сендарии, туманного королевства, граничащего на западе с Морем Ветров, а на востоке – с заливом Чирека. Как все крестьянские хозяйства в те времена, ферма состояла не из одного-двух строений, а из целого скопления овинов, стойл, сараев, курятников, голубятен, обрамлявших большой двор. На галерее второго этажа располагались комнаты, просторные и совсем маленькие, в которых жили работники, обрабатывавшие расстилавшиеся за высоким забором поля. Сам Фолдор жил в квадратной башне, возвышающейся над центральной залой, где обычно обедали работники три, иногда четыре раза в день, если наступало время пахоты.

Каким счастливым и мирным уголком была эта ферма! Фермер Фолдор, этот высокий серьёзный человек с длинным носом, считался хорошим хозяином и, хотя редко смеялся и даже улыбался, был добр с теми, кто работал на него, явно стремясь, чтобы окружающие оставались здоровыми и весёлыми, не стараясь выжать из батраков все силы, а они в свою очередь смотрели на него скорее как на отца, чем господина, распоряжавшегося судьбами более чем шестидесяти человек, трудившихся в его хозяйстве. Ел он вместе с работниками, что тоже было необычно, потому что большинство фермеров старалось держаться подальше от батраков, и его присутствие во главе большого стола несколько сдерживало бойкую молодёжь. Фермер Фолдор был набожным человеком и неизменно читал перед обедом короткую благодарственную молитву. Работники, привыкшие к этому обычаю, старались выслушивать хозяина с благочестивыми минами на лице, перед тем как наброситься на огромные блюда со вкусной едой, которые ставили перед ними тётя Пол со своими помощницами.

Благодаря доброму сердцу Фолдора и волшебству, творимому ловкими руками тёти Пол, ферма была известна на двадцать лиг в округе как райский уголок, куда стремились попасть многие. Целые вечера просиживали соседи в кабачке ближайшей деревни Верхний Гральт, слушая заманчивые, похожие на сказку описания чудесных обедов, подаваемых каждый день на ферме. Менее удачливые батраки с других ферм, как было замечено, часто рыдали, особенно после нескольких кружек эля, услышав восхваления жареному гусю тёти Пол, и слава фермы Фолдора всё ширилась и ширилась. Самым главным человеком на ферме после хозяина был кузнец Дерник. По мере того как Гарион подрастал и смог ускользать от пристального взора тёти Пол, он открыл для себя кузницу, чудесное место, где отблеск раскалённого железа на наковальне обладал для мальчика почти гипнотическим притяжением. Дерник был самым обыкновенным человеком с редкими каштановыми волосами и невыразительным, красным от жара лицом, среднего роста, но, подобно многим кузнецам, обладал необыкновенной силой. Носил он неизменный кожаный камзол и такой же кожаный передник, весь в подпалинах от искр, плотно облегающие штаны и мягкие кожаные башмаки, как все жители этой части Сендарии. Сначала Дерник почти не разговаривал с Гарионом, только отрывисто предупреждал, чтобы тот держался подальше от горна и раскалённого металла, но со временем подружился с мальчиком и стал более разговорчивым.

– Всегда заканчивай то, что начал, – советовал он. – Железо не терпит, если его отложить, а потом нагревать снова без излишней нужды.

– Почему? – любопытствовал Гарион.

– Потому что, – пожимал Дерник плечами.

– Всегда старайся делать всё как можно лучше, – сказал он как-то, выковав наконечник к дышлу и полируя его.

– Но его всё равно не видно, – заспорил Гарион, – кому это нужно?

– Мне, – ответил Дерник, полируя металл. – Я буду знать, что он сделан плохо, и мне будет неприятно каждый раз, когда телега проедет мимо кузницы – а ведь она проезжает здесь каждый день!

Так оно и шло. Дерник наставлял малыша в главных добродетелях сендарийского народа, составляющего костяк общества: честной работе, трезвости, хорошем поведении, бережливости и практичности.

Сначала тётю Пол беспокоила любовь Гариона к кузнице из-за опасностей, крывшихся в её закопчённых стенах, но, понаблюдав немного, женщина поняла, что Дерник так же зорко следит за мальчиком, как и она сама, и немного успокоилась.

– Если малыш будет надоедать, почтённый Дерник, – сказала она кузнецу однажды, когда принесла починить большой медный чайник, – выгоните его или предупредите меня, я буду держать его на кухне.

– Он нисколько не мешает, мистрис Пол, – заверил, улыбаясь, Дерник. – Разумный парень и хорошо понимает, когда меня лучше не тревожить – Вы слишком снисходительны, друг Дерник, – засомневалась тётя Пол. – Мальчик способен выпалить сотню вопросов в минуту. Ответьте хоть на один, и в запасе тут же найдётся дюжина новых.

– Все малыши таковы, – ответил Дерник, осторожно наливая пузырящийся металл в маленькое глиняное колечко, сделанное им вокруг крохотной дырочки на дне чайника. – Я сам был в детстве таким. Отец и старый Барл, кузнец, обучавший меня, имели достаточно терпения, чтобы отвечать на всё, о чём имели понятие.

Плохо бы я отплатил им, обращайся иначе с Гарионом.

Гарион, сидевший неподалёку, затаив дыхание слушал разговор, зная, что одно резкое слово кузнеца – и ему больше никогда не видать кузницы. Когда тётя Пол с только что починенным чайником вновь направилась на кухню, шагая по твёрдой, утоптанной земле двора, мальчик заметил, с каким выражением смотрит кузнец ей вслед, и внезапная мысль пришла ему в голову, простая и прекрасная, – великолепное решение всех проблем.

– Тётя Пол! – прошептал он вечером, морщась от прикосновений грубой ткани, которой она мыла ему уши.

– Что? – пробормотала она, переходя к шее.

– Почему бы тебе не выйти замуж за Дерника? Тётя прекратила истязание.

– Ты о чём?

– Думаю, это совсем неплохая идея!

– Ах вот как?

Голос тётки слегка похолодел, и Гарион понял, что затронул опасную тему.

– Но ты ему нравишься! – начал защищаться мальчик.

– И, я полагаю, ты уже обсуждал с ним этот вопрос?

– Нет, я хотел раньше поговорить с тобой.

– Ну что ж, хоть это по крайней мере неплохая идея.

– Я могу всё сказать ему завтра утром, если не возражаешь.

В этот момент Гарион почувствовал, как его довольно бесцеремонно схватили за ухо. Видно, тётя Пол нашла прекрасный способ довести до него своё мнение.

– Попробуй хоть слово сказать Дернику или кому ещё, – прошипела она, впиваясь в мальчика тёмными, горящими гневом глазами.

– Я ничего такого не имел в виду, – поспешно заверил он, – это всего лишь мысль…

– И очень глупая. С этого дня оставь мысли взрослым, – строго приказала тётка, всё ещё не отпуская его ухо.

– Будет так, как ты хочешь, – быстро кивнул Гарион.

Однако позже, в тишине ночи, когда они уже лежали в кроватях, Гарион снова вернулся к давешнему разговору, на этот раз более дипломатично.

– Тётя Пол!

– Ну что тебе?

– Если ты не хочешь выйти замуж за Дерника, тогда за кого же?

– Гарион! – вздохнула она.

– Что, тётя?

– Закрой рот и спи!

– Я думал, что имею право знать! – оскорблённо проныл он.

– Гарион!!

– Ладно-ладно, я сплю, но только считаю, что ты не очень-то честна во всём этом деле. Тётя Пол глубоко вздохнула.