Владычица магии - Эддингс Дэвид. Страница 43
На следующее утро все встали пораньше, и после завтрака тетя Пол и господин Волк снова о чем-то долго беседовали с королем и королевой наедине.
Гарион, все еще не оправившийся после встречи с графиней Васреной, старался держаться поближе к Мендореллену. Мимбратский рыцарь, как казалось юноше, мог лучше других помочь выбраться из щекотливых ситуаций подобного рода. Они сидели в передней тронного зала, и Мендореллен долго, во всех подробностях пояснял сюжет картины, вытканной на гобелене, занимающем целую стену.
К полудню за Мендорелленом пришел сэр Эндориг, темноволосый рыцарь, которому господин Волк приказал всю жизнь заботиться о деревце на площади.
– Сэр Мендореллен, – почтительно начал он. – Прибыл барон Во Эбор со своей женой. Они осведомлялись о тебе и просили помочь отыскать.
– Твоя доброта безгранична, сэр Эндориг, – ответил Мендореллен, быстро вскакивая со скамьи, – а вежливость очень идет тебе!
– Увы, так было не всегда, – вздохнул Эндориг. – Всю прошлую ночь я стерег дерево, порученное моим заботам самим святым Белгаратом. Других дел не нашлось, и я имел прекрасную возможность вспомнить всю свою прошлую жизнь. Я понял, что поведение мое было далеко не образцовым, жестоко осудил собственные недостатки и ныне горячо стремлюсь загладить все, что совершил, и встать на путь исправления.
Мендореллен безмолвно сжал руку рыцаря и вместе с Гарионом медленно последовал за ним по длинному коридору в комнату, где ожидали посетители.
И только сейчас Гарион вспомнил, что женой барона Во Эбора была та самая дама, с которой говорил Мендореллен в тот день на продуваемом ветрами холме.
Барон оказался широкоплечим седеющим мужчиной в зеленом камзоле. Глубоко посаженные глаза светились невыразимой грустью.
– Мендореллен! – воскликнул он, дружески обнимая рыцаря. – С твоей стороны просто жестоко так долго не приезжать к нам.
– Много обязанностей, господин мой, – понизив голос, ответил Мендореллен.
– Подойди, Нерина, – позвал барон, – поздоровайся с нашим другом.
Баронесса Нерина была намного моложе мужа. Темные, очень длинные волосы ниспадали на розовый шелк платья. Красота ее сомнений не вызывала, хотя Гарион подумал, что при арендийском дворе встречал многих дам ничуть не хуже.
– Дорогой Мендореллен, – коротко и официально приветствовала она рыцаря, целуя в щеку, – нам в Во Эборе тебя так не хватает.
– И для меня мир покрыт черной пеленой с тех пор, как дела оторвали меня от друзей!
Сэр Эндориг, поклонившись, деликатно отошел и заметил Гариона, неловко переминающегося у двери.
– А кто этот милый юноша, пришедший с тобой? Твой сын?
– Сендар. Имя его Гарион. Так же, как и я, отправился на выполнение важной миссии.
– Рад приветствовать спутника друга моего! – воскликнул барон.
Гарион поклонился, мучительно отыскивая хоть какой-то предлог, чтобы скрыться.
Положение становилось просто невыносимым, и оставаться не было никакой возможности.
– Я должен идти к королю! – объявил барон. – Обычай и правила вежливости требуют, чтобы я предстал перед ним как можно скорее после прибытия. Прошу, Мендореллен, останься с госпожой до моего возвращения.
– Непременно, барон.
– Я тотчас же провожу вас в зал, где совещаются король с моими тетей и дедушкой, – поспешно предложил Гарион.
– Нет, юноша, останьтесь. Хотя у меня нет причин для беспокойства, ибо верность моей жены и благородство друга общеизвестны, досужие языки не преминут распространить скандальные сплетни, если они останутся наедине, без свидетелей. Не стоит давать пищу пустым измышлениям и клевете.
– Тогда я останусь, сэр.
– Вот и прекрасно, – одобрил барон и, чуть заметно сгорбившись, направился к дверям.
– Не хотите ли сесть, благородная дама? – спросил Нерину Мендореллен, показывая на резную скамью у окна.
– Спасибо, сэр рыцарь. Путешествие наше было крайне утомительным.
– Слишком далекий путь от Во Эбора, – согласился Мендореллен, садясь на другую скамейку. – Надеюсь, состояние дорог было удовлетворительным?
– Не столь хорошее, чтобы путешествовать без помех, – кивнула она.
Оба долго беседовали о дорогах, погоде, сидя не очень далеко друг от друга, но все же не столь близко, чтобы люди, проходящие мимо открытой двери, могли что-то подумать. Глаза, однако, говорили совсем другое. Гарион, не зная, куда деваться, стоял, повернувшись лицом к окну, с таким расчетом, чтобы его видели из коридора.
Беседа то и дело прерывалась; паузы становились все длиннее, и когда вновь наступало молчание, у Гариона внутри все мучительно сжималось: а вдруг сейчас, в эту минуту, кто-нибудь из них, не выдержав безмолвной безнадежной любви, произнесет одно слово, фразу или предложение, которые мгновенно уничтожат запреты, налагаемые верностью и честью, и превратят их жизни в кошмар? Но все же в глубине души Гарион ждал этого слова или фразы, высвобождающих глубоко запрятанное чувство – пусть хоть ненадолго вспыхнет оно ярким пламенем.
Именно здесь, в этой залитой солнцем комнате, Гарион бесповоротно распрощался с былыми предрассудками, навеянными рассказами Леллдорина, почувствовал не жалость, – нет, они не нуждались в жалости, – а скорее искреннее сострадание. Более того, Гарион только сейчас стал понимать заветы чести и несгибаемую гордость, которые, хотя и были сами по себе абсолютно бескорыстны, все же являлись источником трагедии, бесчисленное множество лет разрушающей Арендию.
Мендореллен и леди Нерина просидели еще около получаса, почти не разговаривая, не отводя глаз друг от друга, пока Гарион, едва удерживаясь от слез, выполнял навязанный ему тяжкий долг. Но вскоре, к счастью, пришел Дерник и сообщил, что тетя Пол и господин Волк готовы к отъезду.