До конца своих дней - Бенедикт Барбара. Страница 11

Эти слова подействовали на него как удар хлыстом. Правда, он не отшатнулся, но глаза его угрожающе сузились.

– Да нет, моя прекрасная дама. Вы ясно показали, что в ваших глазах я не только не настоящий мужчина, но даже не вполне человек.

– Ничего подобного...

Он положил ей на губы два мозолистых пальца.

– Не отрицайте. Будьте честной хотя бы сами с собой. А не то кто-нибудь скажет, что вы достойны стать женой Бафорда.

– Я ничего другого и не хочу!

– В самом деле? – Его взгляд вдруг смягчился, и он поднял пальцами ее подбородок. – Неужели уж не найдется никого получше?

Он пытливо вглядывался ей в глаза, заставляя ее осознать свои собственные тайные желания. Как ей хотелось упасть к нему в объятия! Казалось, он прочитал у нее в глазах, что больше всего на свете ей нужен человек, который полюбил бы ее до конца своих дней.

– Я люблю Ланса, – деревянным голосом проговорила она, не в силах оторвать от него свой взгляд.

– Любите? Тогда скажите, дает ли он вам колдовское упоение?

– Колдовское упоение?

Тихонько обняв ее, он коснулся губами ее лба, потом поцеловал ее между глаз, в кончик носа и наконец приник к губам. Он поцеловал ее с такой нежностью, что она не смогла сдержать стон наслаждения.

– Это я и имею в виду, – хрипло повторил он. – Когда вас целует Бафорд, вы тоже так стонете?

Потрясенная до глубины души, она размахнулась и дала ему пощечину.

Он отступил и потер щеку.

– Это был всего лишь поцелуй, моя прекрасная дама. Из-за него не стоит драться на пистолетах.

Опять он вывел ее из равновесия, опять заставил говорить и делать такое... Господи, неужели она в самом деле позволила ему себя поцеловать?

Тяжело дыша, Гинни глядела в насмешливо улыбающееся лицо и жаждала одного – дать ему еще одну пощечину.

Он посмотрел на ее сжатые кулаки и покачал головой.

– Извините, но, если вы действительно намерены вызвать меня на дуэль, мне придется отказаться, так же как я отказался принять вызов Бафорда.

– Вы не имеете права даже произносить имя Ланса, – бросила она ему в лицо. – Вы ему в подметки не годитесь.

– Безупречный Ланцелот? – Улыбка исчезла с его лица. Он нахмурился. – Он знал, что я дал зарок не драться на дуэлях, моя прекрасная дама. Только поэтому он меня и вызвал.

– Вы лжете!

– Я никогда не лгу. – Незнакомец скрестил на груди руки. – По крайней мере своему слову я хозяин. Никто в Луизиане не посмеет утверждать, что я когда-нибудь его нарушил. Если я говорю, что Бафорд знал о моем зароке, можете Мне поверить. Спросите, кого хотите. Иначе он был бы утром мертв.

– Никто не может победить Ланса. Он чемпион округи.

– Чемпион? А вы его самого спросите, не побеждал ли его кто-нибудь? – И он кивнул в сторону дома.

Гинни поглядела в окно и увидела, что Ланс идет через танцевальную залу, разыскивая кого-то взглядом.

– Это он меня ищет, – с огромным облегчением сказала она. Нет, этот человек слишком... слишком легко выбивает ее из колеи. – Лучше идите, – сказала она. – Я его сейчас позову.

– Зовите, – спокойно сказал незнакомец. – Но послушайте моего совета, моя прекрасная дама. Может быть, Бафорд и кажется идеальным рыцарем, но женщине лучше поискать такого, который сможет подарить ей колдовское упоение.

Он перепрыгнул через балюстраду и скрылся в темноте. «Черт бы тебя побрал», – сердито подумала Гинни, трогая пальцами губы. Они все еще горели, словно одним легким поцелуем он навсегда поставил на нее свое тавро.

Все это ерунда, сказала она себе. Я люблю Ланса и всегда буду его любить.

Какое отношение имеет колдовское упоение к браку? Главное, чтобы было доверие и взаимопонимание, а лучше Ланса Бафорда ее не понимает никто. И Гинни пошла к нему, говоря себе, что Ланс настоящий джентльмен и более обаятельного и заботливого мужа и пожелать нельзя.

Так почему она все еще ощущает на губах сладостное колдовство того поцелуя?

Джервис Маклауд тихонько спускался по лестнице. Ему было очень жаль самого себя. Дойти до того, чтобы, как вор, пробираться по дому в поисках спиртного! Хоть бы дочка спала – ему не хотелось увидеть горькое разочарование на ее лице. Он поклялся ей бросить пить и играть в карты и обещал помогать вести хозяйство в Розленде. Но Эдита-Энн не знала – и он не собирался ее об этом извещать, – что его обещания так же пусты, как и его счет в банке.

Ну и что, сердито подумал он. Девчонка чересчур похожа на мать, вечно за ним следит и вечно всем недовольна. Да разве можно выполнить все ее требования? И вообще – кто она такая, чтобы указывать отцу, что ему можно, а что нельзя? Крышу над головой он ей обеспечивает, еду тоже, и не ее дело, как он проводит время. Как говорил его отец, мужчина должен быть хозяином в доме и никому не отвечать за свои поступки, кроме Бога и, может быть, самопхсебя.

Джервис выпрямился и прошел в гостиную, старательно избегая взглядом портрет своего брата над камином. Ему хочется выпить, и он выпьет! И пусть они все катятся к чертям собачьим!

Наливая себе виски, он с огорчением заметил, что в бутылке осталось очень мало. Неужели он все уже выпил? Хорошо, что завтра они уедут в Розленд.

Хорошо во многих смыслах.

При воспоминании о тон, как он чуть не влип в историю, у него пробежал холодок по спине. Надо же было Латуру явиться к Фостерам! Сидел бы у себя в болоте! Сколько он мог бы наделать неприятностей, если бы у Ланса не хватило присутствия духа выставить его за дверь!

Джервис задумал нечто такое, о чем его племянница ни в коем случае не должна узнать раньше времени. Гинни надо вести на заклание осторожно и медленно, чтобы она ничего не заподозрила, иначе все его планы рухнут.

Джервис поднял рюмку и улыбнулся портрету брата.

– Будь ты проклят, Джон, – прошептал он, одним глотком осушая виски. – На этот раз я таки возьму над тобой верх.

Глава 4

Гинни стояла на носу парохода, разглядывая великолепные особняки плантаторов, которые тянулись вдоль берега Миссисипи. Некоторые из них были ей хорошо знакомы, другие построили за пять лет ее отсутствия. Ей не хотелось думать о том, что Аллентоны продали дом и уехали и что даже Самнеры с трудом держатся за свою плантацию.

Жизнь похожа на реку, решила Гинни. Плывешь себе по течению, и кажется, что все благополучно, ан глянь – свернул не в ту протоку и оказался в незнакомых рукавах дельты. У Гинни было ощущение, что сама она плывет по узкому, заросшему ряской рукаву и вот-вот попадет в болото нежелательных сюрпризов. Ей хотелось, чтобы все было по-прежнему, но вот пожалуйста – дядя Джервис носит на поясе фляжку и плохо держится на ногах уже в десять часов утра. А Эдита-Энн строит глазки Лансу, и, что самое ужасное, он ей в этом потворствует!

Скорее бы приехать в уютный родной Розленд!

– А, вот ты где, – раздался у нее за спиной голос Ланса. Он подошел и встал рядом с ней у борта. Гинни совсем испеклась в своем шерстяном платье, и ее разозлило, что Лансу, видимо, совсем не жарко и что у него такой самоуверенный вид. На нем была накрахмаленная белая рубашка и костюм из льняной ткани, его сапоги были начищены до блеска, а в руке он держал соломенную шляпу. Прямо воплощение холеного плантатора. Даже волосы аккуратно лежат на голове, не поддаваясь порывам речного ветерка.

– Гинни, дорогая, что это ты так тяжело вздыхаешь? Она попыталась улыбнуться, но ей было ужасно жаль себя.

– А тебя никогда не пугает мысль о будущем, Ланс? Он нахмурился.

– Ну знаешь, Гинни, если ты будешь упорствовать в своей меланхолии, я лучше пойду поговорю с твоей кузиной.

Гинни постаралась сдержать вспышку гнева.

– Я вовсе не упорствую в меланхолии, просто смотрю на новые дома и вижу, как много изменилось за то время, что меня здесь не было.

– Извини, дорогая, но, когда убегаешь из родного гнезда, этого надо ожидать.

– Вовсе я не убегала, – взъерошилась Гинни. – Родители требовали, чтобы я поехала в Бостон. А когда мама... – У нее встал клубок в горле. – Ты же знаешь, что у меня не оставалось выбора.