Дни между станциями - Эриксон Стив. Страница 50

Тем туманным утром велосипеды не блестели так, как в воспоминаниях Лорен блестел велосипед Джейсона на канзасском шоссе в первый раз, когда он проехал мимо фермы ее отца. Было похоже, будто само море вздыбилось, поднялось и вернулось на свое привычное место, в город; всюду было жарко и парило, хотя каналы были сухи и пусты. Стоя на ступеньках вокзала с остальными зрителями, ждавшими начала гонок, Лорен так внимательно прислушивалась к звукам рояля из чьего-то окна, что не замечала, как Джейсон все оглядывается на нее, словно ждет одного взгляда, который уверил бы его в том, что она будет по-прежнему ждать, когда все кончится. «Откуда доносится музыка?» – спросила она нескольких людей, но никто из них, казалось, не слышал ее. Она спросила одного престарелого итальянца, стоявшего неподалеку. «Простите, синьора, – сочувственно ответил он, – но, боюсь, я не слышу никакой музыки». И тогда по ту сторону канала – словно звуки рояля пробили себе дорогу – она увидела открытое окно, и балкон, и белую развевающуюся занавеску, а мимо плыл туман. Смотрите, сказала она итальянцу, она слышится оттуда; и старик добродушно кивнул. Ровно в десять часов Джейсон взглянул на нее в последний раз; в почти отчаянной попытке добиться ее внимания он даже помахал ей. Она едва видела его краем глаза; она следила за окном с занавеской и слушала звуки рояля, которые торжественно и навязчиво доносились до нее сквозь туман. Она посмотрела на него, он снова помахал, и она подняла было руку, но опять убрала ее в карман. Она чувствовала себя бесконечно одинокой и хотела, чтобы гонки поскорей начались. По сигналу зажужжали колеса, вспыхнул ветер, когда все они пронеслись мимо – одни по мосту Скальци, уходя в самую гущу города, многие другие – по Листа-ди-Спанья на периферии Большого канала. В считанные минуты исчезли все до одного, и толпе стало не на что смотреть, за исключением администраторского стола, на котором шипела рация, передававшая сводки с двадцати трех контактных точек и площади Сан-Марко. Кроме этого, была только музыка. Толпа рассеялась, и Лорен стояла одна, слушая, как невидимый ей человек играет музыку, не слышимую больше никем.

Весь день она чувствовала, что кто-то идет за ней – какой-то старик; она мельком видела седую шевелюру, когда он отступал за угол всякий раз, как она оборачивалась. Она гадала, не тот ли это престарелый итальянец, что стоял рядом с ней в толпе в начале кросса; в другие моменты она была уверена, что это Билли, процарапавший себе выход из средиземноморских песков. Она чувствовала: он ждет, что она куда-то приведет его, и ей было интересно, теряет ли он терпение. Перекусив и погуляв несколько часов, она снова дошла до вокзала и стала ждать поезда. Сегодня тот пришел вовремя, и она ждала, пока он совсем не опустел и не осталось ни души. Она была уверена, что Мишель приедет сегодня; ее привело в смятение то, что он этого не сделал. Ее ужаснула мысль – появившаяся в первый раз, – что он может вовсе не приехать; но она в это не верила, она была уверена, что он приедет, должен приехать. Она отправилась в «Америкэн экспресс» рядом с площадью Сан-Марко в надежде добраться туда до закрытия. Шаги у нее за спиной никогда не звучали торопливо или отчаянно, они просто не отставали, и спустя некоторое время она забыла о них.

Она опоздала в «Америкэн экспресс» на несколько минут. Удрученная, вернулась она на площадь Сан-Марко, где сквозь дымку виднелись портики и башня, рвавшаяся вверх и исчезавшая в тумане. Лорен подумала: а не подняться ли ей на лифте, раз уж она здесь? Ни один из гонщиков еще не прибыл; у администраторского стола собралась небольшая группка, там суетились люди и трещали помехами приемники. Когда Лорен забралась на верх башни, она оказалась над туманом; города совсем не было видно, хотя к югу виднелись казино в Лидо – темные, мертвые; море было далеко, оно дрожало на горизонте к востоку от нее.

Она провела на башне полчаса и решила спуститься обратно. Оглянулась посмотреть, нет ли рядом того, кто шел за ней, но на башне была только пара с маленьким ребенком. Внизу ей показалось, что она вернулась в совершенно иной мир. Она решила проверить, не приехал ли Джейсон; она ожидала, что он, как обычно, финиширует одним из первых.

Администраторы были все еще очень заняты и озабочены, и не было видно ни одного велосипеда. Вокруг разговаривали на многих языках сразу. Она стояла и равнодушно наблюдала за этой сценой, уйдя в собственные мысли, пока возбуждение администраторов и нескольких болельщиков снова не привлекло ее внимания. Она подняла голову – посмотреть, не едет ли гонщик. Но все еще не было видно ни следа велосипедов. Лорен подошла к одному из администраторов-американцев.

– Извините, – сказала она. Он проговорил что-то в рацию.

– Простите, – сказала она, – вы не знаете, когда они придут на финиш?

Он тупо уставился на нее.

– Кто вы?

В рации зазвучал голос, и он отвернулся от нее. Забулькал разговор.

– Что происходит? – спросила Лорен, ни к кому не обращаясь.

Итальянцы показывали на туман. Она подождала, пока американец не закончит говорить по рации.

– Что происходит? – снова сказала она, в этот раз ему.

– Джейсонова жена, – сказал он, ткнув в нее.

– Да, – сказала она.

Он снова, с раздраженным и в то же время озадаченным лицом, прислушался к рации, убедился, что там не говорят ничего важного, и сказал ей:

– Они пытаются найти гонщиков.

– Что вы хотите сказать?

– Ни один из гонщиков не явился ни в одну из контактных точек.

– Что?

– С начала гонки никто из наблюдателей с контактных точек не видел никого из гонщиков.

– Это как-то странно, – сказала Лорен.

Кросс начался уже восемь часов назад, и до темноты оставалось всего часа два. В таком городе, как Венеция, было мало шансов кого-то найти в тумане. Все доказывали друг другу, насколько невероятно, чтобы что-то могло случиться с пятьюдесятью гонщиками, но администраторы все равно организовали отряды, которые отправились на поиски. Два часа спустя поисковые отряды вернулись, несмотря на все старания не приведя ни одного гонщика.

К этому времени город облетела новость о потерявшихся велосипедистах, и всем советовали постараться не упустить их. Ходили разрозненные слухи, что гонщиков замечали то тут, то там; люди слышали, как у них за спиной, или за углом, или в соседнем переулке с щелканьем переключаются передачи. В темноте всем слышалось жужжание колес – эхо исходило откуда-то издалека, из-за нескольких мостов. Волонтеры с факелами всю ночь возвращались на площадь Сан-Марко (где в этот вечер фонари оставили гореть – пусть неярко – после обычного часа), заявляя, что мельком увидели кого-то в заброшенном канале, но на крики спасателей никто не отвечал, словно сами велосипедисты гонялись по городу, не зная, что потерялись. К полуночи площадь была набита битком, все стояли и ждали, в то время как по каналам и проулкам вереницей шли поисковые отряды, ведомые теми из горожан, кто прожил в Венеции всю жизнь и понимал секреты города. Администраторы выбрали новую стратегию, основанную на идее, что нет смысла пытаться выследить человека, который все время в движении – велосипедиста, – в таком месте, как Венеция; вместо этого они решили попытаться ограничить саму возможность их передвижения. В Венеции было четыреста мостов, и почти все они были оборудованы пандусами для велосипедов; эти пандусы надлежало снять. Это должно было по крайней мере задержать велосипедистов. Во-вторых, было решено поставить мужчин с факелами вдоль Большого канала, Рио-Нуово, Рио-ди-Ка-Фоскари и еще двух или трех крупных водных путей, пересекавших Венецию. Гонщики не могли забраться слишком далеко, не пользуясь мостами и не доезжая до этих главных каналов, или же намертво застряли бы – тогда их нашли бы поисковые отряды. Этот план, как предположил кто-то, мог не сработать только в одном случае: если бы оказалось, что каждый из пятидесяти гонщиков ездит по очень маленькому замкнутому кругу. Тут всем в голову пришла зловещая возможность, о которой никто не хотел и думать, не то что озвучивать ее: что к этому времени велосипедисты докатились до полного безумия. Тогда связались с аэропортом на материке, за центральным вокзалом Венеция-Местре, и попросили выслать в лагуну вертолет; он прибыл через час. Вихляясь по туману, едва разминувшись с башней, вертолет пророкотал над всем городом сообщение для велосипедистов. В сообщении гонщикам очень обыденным тоном разъяснялось, что они потерялись. Они потерялись уже несколько часов назад, говорилось в сообщении. Кросс не должен был продолжаться так долго, и контактные точки, которые они искали, не так трудно было найти. В сообщении гонщикам объяснялось, что теперь они, должно быть, очень устали. В сообщении объяснялось, что они могут остановиться, потому что кросс окончен. По-итальянски голос возвестил, что победителями объявили итальянцев; по-французски голос провозгласил, что победителями стали французы. По-немецки победили немцы, по-русски – победу одержали Советы; по-английски – американцы, британцы и австралийцы добились потрясающей ничьей на троих. В любом случае гонки уже закончились, и каждому гонщику следовало немедленно слезть с велосипеда, присесть – где бы он ни был – и наслаждаться победой. Кто-нибудь скоро подойдет и проводит его на площадь, к ящику победителей, где большая толпа с энтузиазмом ждет его, чтобы поздравить.