Гламорама - Эллис Брет Истон. Страница 28

Возможно, я неверно выбрал тон, потому что в ответ тут же звучит неизбежное:

— Я столкнулась с Хлое у Патриции Филд на прошлой неделе, — говорит она.

— Дома? — спрашиваю я, впечатленный.

— Нет, — говорит она и как-то странно смотрит на меня, — У нее в магазине, тупица.

— А! Все равно круто!

Долгая пауза, в течение которой мимо проходят разнообразные девушки. Пара-другая из них здоровается со мной, но я делаю вид, словно их не замечаю. Лорен провожает их настороженным взглядом, что само по себе хороший знак.

— Гмм, я не совсем помню, о чем мы сейчас говорили… Пищит пейджер. Я смотрю на экран: Элисон.

— Кто это? — спрашивает Лорен.

— Да так, скорее всего очередной звонок, призывающий всех мужчин-моделей объединиться в профсоюз, — пожимаю я плечами и, выдержав небольшую паузу, добавляю: — Я ведь работаю моделью.

— Профсоюз мужчин-моделей?

И она снова идет прочь от меня, а я снова следую за ней по пятам.

— Ты сказала это с какой-то насмешкой в голосе.

— Мне просто всегда казалось, что в профсоюз могут объединиться только идейные люди, Виктор.

— Эй, долой темный сарказм из наших классов! [58]

— Это просто смешно, — говорит она. — Мне пора идти.

— Куда?

— У меня обед с одним человеком.

— Мужчиной?

— Виктор!

— Да ладно, говори…

— С Бакстером Пристли, если тебе хоть что-то говорит это имя.

— Ну, здорово, — стенаю я. — Кто такой этот маленький засранец? Послушай, зайка, я тебя умоляю!

— Виктор, мы с Хлое подруги. Предполагаю, что тебе это известно, — говорит она, глядя мне прямо в глаза. — По крайней мере ты должен был бы это знать.

— А с чего бы я был должен это знать? — улыбаюсь я.

— Потому что она — твоя девушка? — неуверенно предполагает она, приоткрыв от удивления рот.

— И что, это к чему-то повод?

— Нет, Виктор, это причина. В повод ее превратить пытаешься ты.

— Ты теряешь контакт со мной, зайка. Похоже, нас обоих глючит.

— Ну так очнись.

— Что ты скажешь насчет капуччино?

— Ты не знаешь подруг твоей девушки? Ты что, с ней вообще ни о чем не разговариваешь? — Видно, что Лорен перестает понимать что бы то ни было. — Какая муха тебя укусила? Боже, зачем я это спрашиваю? Все и так понятно, понятно, понятно… Мне пора.

— Погоди, постой — я хочу купить вот это. — Я показываю на корзинку с компактами, которую несу в руке. — Пойдем со мной к кассе, а потом я провожу тебя. У меня репетиция группы, но я найду время, чтобы выпить с тобой латте.

Она колеблется, а затем направляется вслед за мной к кассе. Разумеется, аппарат не принимает мою карточку American Express, я цежу сквозь зубы свое: «Я тебя умоляю!», но Лорен тут же улыбается — и эта улыбка пробуждает во мне смутное dй j а vu — и платит своей карточкой и за свои, и за мои диски, причем даже не говорит ничего насчет того, как и когда я верну ей деньги.

В магазине так холодно, что все — воздух, витающие в нем звуки, стеллажи с компактами — кажется снежно-белым. Люди проходят мимо, направляясь к соседней кассе, но свет флуоресцентных ламп на потолке, делающий все вокруг плоским, блеклым и бесцветным, не в состоянии справиться с кожей Лорен, которая выглядит как покрытая загаром слоновая кость, и все в ее облике — даже жест, которым она подписывает слип кредитной карточки, — трогает меня так сильно, что я не могу стряхнуть с себя очарования, а музыка, звучащая вокруг, — «Wonderwall» [59] — вызывает у меня такое ощущение, словно я нахожусь под кайфом и полностью оторвался от окружающей действительности. Вожделение — это то, с чем я уже давненько не сталкивался, и вот оно посетило меня в торговом зале «Tower Records», и теперь мне почти невозможно отрешиться от мысли, что Лорен Хайнд — часть моего будущего. Выйдя наружу, я кладу руку ей на поясницу и веду ее через толпу прохожих к повороту на Бродвей. Она оборачивается, пристально смотрит на меня, и я убираю руку.

— Виктор, — начинает она, поняв мое состояние, — я хочу, чтобы ты понимал все правильно. Я встречаюсь с одним человеком.

— С кем?

— Это не имеет значения, — отвечает она. — Но я не свободна.

— Хорошо, но почему ты не хочешь сказать мне, кто он? — спрашиваю я. — Если вдруг им окажется этот прохвост Бакстер Пристли, я даже готов дать тебе тысячу долларов.

— Боюсь, у тебя нет тысячи долларов.

— У меня дома есть большая копилка с мелочью…

— Было очень интересно повидаться с тобой, — обрывает она меня.

— Брось, давай пойдем выпьем кофе с молоком в «Dean & Deluca». Клевая идея, а?

— А как же репетиция группы?

— Этим неудачникам торопиться некуда.

— А мне есть куда.

Она поворачивается и уходит. Я догоняю ее, ласково трогаю руку.

— Погоди, ты придешь на показ Тодда Олдема? Это в шесть. Я там работаю.

— О Боже, Виктор, очнись, — говорит она, даже не замедляя шага.

— Что ты хочешь этим сказать? — спрашиваю я.

— Вся эта публика меня не очень интересует.

— Какая «эта публика», зайка?

— Та, которую всегда интересует, кто кого трахает, у кого член длиннее, у кого сиськи больше, кто кого знаменитее и так далее.

Обескураженный, я тем не менее следую за Лорен.

— Так тебе все это, значит, эээ, не интересно? — кричу я, глядя, как она ловит такси. — У тебя, что, типа, проблемы какие-то?

— Я опаздываю, Виктор.

— Эй, оставь мне хотя бы номер телефона.

Перед тем как Лорен захлопывает дверцу, даже не посмотрев в мою сторону, я успеваю услышать:

— Возьми его у Хлое.

19

Хлое и я отправились прошлым сентябрем в Лос-Анджелес по причине, которую мы и сами толком не могли понять, хотя в ретроспективе я теперь понимаю, что это было как-то связано с попыткой спасти наши отношения, к тому же ожидалось, что Хлое будет вести церемонию вручения MTV Awards, от чего у меня сохранились только смутные воспоминания о бесконечных разговорах об «Оскаре», Фриде Кало, мистере Дженкинсе, о том, какого размера член у Двизила Заппы, Шэрон Стоун в пижаме, Эдгар Бронфман-младший, который старался обратить на себя внимание Хлое, две зеленые жевательные конфеты «Juicyfruit» в коробке, которую я держал в руках во время церемонии, и везде была одна только Синди, Синди, Синди, и на всех фотографиях со мной, которые напечатали и в «W», и в «US», и в «Rolling Stone», я держу в руках одну и ту же полупустую бутылку «Evian».

Мы остановились в «Chateau Marmont» в огромном номере с балконом, который был еще раза в два больше самого номера, и с балкона открывался шикарный вид на западный Лос-Анджелес. Когда Хлое не хотела разговаривать со мной, она кидалась в ванную, включала фен на полную мощь и направляла струю горячего воздуха в мое спокойное, недоуменное лицо. В те недели она звала меня обычно не иначе как «мой маленький зомби». Я в то время пытался получить, но так и не получил роль приятеля героя-наркомана в пилотной серии одного больничного сериала, который так и не сняли, но даже это уже не могло утешить меня, потому что я дошел до такого отчаяния, что начал перечитывать старые интервью с Полой Абдул. Хлое все время «умирала от жажды», нам все время всучивали пригласительные на какие-то беспонтовые просмотры, мы все время недопонимали друг друга, улицы были постоянно — по совершенно непонятной причине — усыпаны конфетти, мы то и дело оказывались на барбекю у Херба Ритца, куда то и дело являлись или Мадонна, или Джош Бролин, или Эми Локайн, или Вероника Уэбб, или Стивен Дорфф, или Эд Лимато, или Ричард Гир, или Лела Рошон, или Асе of Base и где всегда подавали гамбургеры с индейкой, которые мы всегда запивали холодным чаем с соком красного грейпфрута, а по всему городу горели костры, и гигантские световые конусы прожекторов возвещали о близящихся премьерах.