Информаторы - Эллис Брет Истон. Страница 9
Лимузин подъезжает к фасаду большого каменного дома, и я замечаю у гаража черный Тимов «порш» — я его купил за то, что Тим еле окончил Бакли. На пороге появляется Тим, за ним Элина, она неуверенно машет в темные окна, торопливо семенит в дом и закрывает дверь. Тим в клетчатой спортивной куртке, джинсах и белой тенниске, с двумя чемоданами шагает к Чаку. Тот забирает чемоданы, открывает Тиму дверцу. Тим с нервной улыбкой садится.
— Эй, — говорит он.
— Привет, Тим, как делишки? — Я хлопаю его по колену.
Он дергается, по-прежнему улыбаясь, устал, притворяется, будто не устал, и от этого совсем устал.
— Ну… я нормально, порядок. — Умолкает на секунду, потом как-то нескладно спрашивает: — Ну… а как… ну… ты?
— О, я о'кей. — От его куртки странно пахнет, чем-то почти травяным, и я представляю, как утром Тим сидит у себя на кровати, курит трубку с марихуаной, набираясь бездумной храбрости. С собой, надеюсь, не взял.
— Это… отлично. — Он оглядывает лимузин.
Я не знаю, что сказать, поэтому спрашиваю, хочет ли он выпить.
— Не, нормально, — отвечает он.
— Ай да ладно, выпей. — Я наливаю себе еще водки со льдом.
— Не, о'кей, — говорит он уже не так упрямо.
— Я тебе все равно налью.
Не спрашивая, чего он хочет, наливаю «Столичную» со льдом.
— Спасибо. — Он берет бокал, отхлебывает с опаской, точно водка отравлена.
Я прибавляю громкости в магнитофоне, откидываюсь назад, забрасываю ноги на сиденье напротив.
— Н-у-у-у-у, и чем ты занимаешься? — спрашиваю я.
— Особо ничем.
— Вот оно как.
— Э… а когда самолет улетает?
— В двенадцать ровно, — бросаю я.
— А-а.
— Как «порш» бегает? — после паузы интересуюсь я.
— Ну… хорошо. Нормально бегает. — Тим пожимает плечами.
— Отлично.
— А… «феррари»?
— Хорошо, только знаешь, Тим, в городе это пустая трата. — Я встряхиваю лед в бокале. — Так быстро не поездишь.
— Ага. — Он задумывается, кивает.
Лимузин выезжает на автостраду и набирает скорость. Кассета Сондхайма закончилась.
— Слушать будешь? — спрашиваю я.
— Что? — нервно переспрашивает он.
— Да нет, музыку будешь слушать?
— А-а. — Он суетливо размышляет. — Ну… нет. Что ты хочешь… ну… послушать, то и нормально.
Я знаю, он хочет что-нибудь послушать. Включаю радио, нахожу хард-роковую станцию.
— Это хочешь? — Я улыбаюсь, прибавляю громкость.
— Например. — Он глядит в окно. — Конечно.
Мне такая музыка вовсе не нравится, и приходится себя одернуть и выпить еще водки, чтобы не включить Сондхайма. Как выясняется, водка не помогает.
— Это кто? — Я киваю на радио.
— Э… по-моему, «Дево» [21], — отвечает Тим.
— Кто? — Я расслышал.
— Группа называется «Дево».
— «Дево»?
— Ага.
— «Дево».
— Точно. — Он смотрит на меня, будто на идиота какого.
— О'кей. — Я откидываюсь назад. — Хотел проверить.
«Дево» умолкают. Следующая песня раздражает еще больше.
— А это кто?
Тим смотрит на меня, надевает темные очки.
— «Пропавшие без вести». [22]
— «Пропавшие без вести»?
— Ага. — Он хихикает.
Я киваю и опускаю темное стекло.
Тим отхлебывает, ставит бокал на колени.
— Ты вчера в Сенчури-Сити был? — спрашиваю я.
— Нет, не был, — невозмутимо говорит он. Ноль эмоций.
— А-а. — Я допиваю.
«Пропавшие без вести» наконец допели. Возникает ди-джей, балагурит, гундит про бесплатные билеты на предновогодний концерт в Анахайме.
— Ты ракетку взял? — спрашиваю я. Конечно, взял — я видел, как Чак положил ее в багажник.
— Ага. Ракетку взял. — Тим подносит бокал к губам и притворяется, что пьет.
В самолете, в первом классе — я у прохода, Тим у окна, — я слегка расслабляюсь. Пью шампанское, у Тима — стакан апельсинового сока. Тим включает плеер, читает купленный в аэропорту «Джи-Кью». Я принимаюсь за «Гавайи» Джеймса Миченера [23] — я их всякий раз беру с собой на Мауна-Кеа, а в наушниках у меня «Гавайское попурри», мы летим к островам, и я слушаю, как Дон Хо [24] снова, снова и снова поет «Пузырьки».
После обеда прошу у стюардессы колоду карт, мы с Тимом четырежды играем в «джин», и все четыре раза я выигрываю. Тим пялится в окно, пока не начинается фильм. Потом смотрит фильм, а я читаю «Гавайи», пью ром с колой, а после кино Тим листает «Джи-Кью» и смотрит в иллюминатор на бесконечное море внизу. Слегка захмелев, я иду наверх, брожу по салону, принимаю валиум, возвращаюсь перед посадкой в Хило, и когда мы приземляемся, Тим так стискивает «Джи-Кью», что тот навсегда сворачивается в трубочку, и самолет подкатывает к выходу.
В аэропорту миловидная, сладенькая гавайская девушка нацепляет нам на шеи гирлянды, шофер встречает у ворот, забирает багаж, мы садимся в лимузин, почти не разговариваем, почти друг на друга не смотрим, а когда едем вдоль берега сквозь влажный вечер, Тим крутит радио и находит лишь местную станцию в Хило, где играют старые песни шестидесятых. Я смотрю на Тима, Мэри Уэллс [25] запевает «Мой парень», у Тима на шее вяло повисла гирлянда из красного жасмина, уже буреет, а пустые Тимовы глаза грустно уставились в темное окно, оглядывают зеленую землю вокруг, он все сжимает «Джи-Кью», и я спрашиваю себя, верно ли поступил. Тим смотрит на меня, я отвожу взгляд, и выдуманный, вынужденный покой тихо накрывает нас, отвечая на мой вопрос.
Мы с Тимом сидим в центральном ресторане на Мауна-Кеа. В ресторане одной стены нет, и я слышу, как вдалеке разбиваются о берег волны. В сумеречный зал вторгается бриз, подмигивает пламя свечи на столе. На потолочных балках тихо бормочут воздушные колокольчики. Молодой гаваец на крошечной полуосвещенной сцене против танцпола играет на пианино «Мэкки-нож» [26], и две пожилые пары неуклюже топчутся в темноте. Тим пытается незаметно закурить. Женский смех плывет в большом зале, и я отчего-то тупею.
— Ох, Тим, не кури, — говорю я, глотая второй «майтай». — Мы на Гавайях, черт побери.
Без единого слова, без малейшего признака возмущения, на меня даже не взглянув, он кладет сигарету в пепельницу, скрещивает руки на груди.
— Слушай, — говорю я; запинаюсь, умолкаю.
Тим смотрит.
— Угу. Ну?
— Кто… — мозг барахтается, цепляется за что-то, — по-твоему, в этом году выиграет Суперкубок?
— Точно не знаю. — Он обкусывает ногти.
— Как думаешь, «Рейдерам» удастся?
— У «Рейдеров» есть шанс — Он пожимает плечами, озирается.
— Как в школе? — спрашиваю я.
— Нормально. Нормально в школе. — Он постепенно теряет терпение.
— А Грэм как? — спрашиваю я.
— Грэм? — Он смотрит на меня.
— Ну да. Грэм.
— Грэм — это кто?
— Твоего друга ведь Грэм зовут?
— Нет.
— А я думал, Грэм. — Я делаю большой глоток.
— Грэм? — переспрашивает он, глядя мне в глаза. — Я вообще никого с таким именем не знаю.
На этот раз я пожимаю плечами и отворачиваюсь. За соседним столом сидят четыре педика, один — известный телеактер, все пьяны, двое восхищенно пялятся на Тима, тот не замечает. Кладет ногу на ногу, обкусывает другой ноготь.
— Как мама? — спрашиваю я.
— Нормально. — У него трясется нога: вверх-вниз, так быстро, что картинка размазана.
— А Дарси с Мелани? — Я цепляюсь за все, что приходит на ум. «Майтай» почти допит.
— Раздражают слегка. — Тим смотрит мимо меня, голос ровный, лицо — будто маска. — По-моему, они только и делают, что ездят в «Хааген-Даз» и кокетничают с каким-то болваном, который там работает.
21
Devo (1972—1991) — американская электронная поп-группа. Состав: Марк Мазербау, Боб Касейл, Джеральд В. Касейл, Боб Мазербау.
22
Missing Persons (1980—1986) — лос-анджелесская поп-рок-группа. Состав: Дэйл Боццио, Терри Боццио, Уоррен Куккурулло, Патрик О'Хёрн, Чак Уайлд.
23
Роман (1959) популярного американского беллетриста Джеймса Альберта Миченера (1907—1997).
24
Дон Хо (р. 1930) — гавайский этнопоп-певец, занимавшийся популяризацией гавайской музыки в США.
25
Мэри Уэллс (1943—1992) — американская поп-соул-певица, особенно популярная в 1960-х. Песня «Мой парень» впервые вошла в альбом «Мэри Уэллс воспевает Моего парня» (1964) и в середине 1964 г. занимала первое место в хит-парадах.
26
Песня из «Трехгрошовой оперы» (1928), музыка Курта Вайля (1900—1950), немецкого композитора, с 1935 г. работавшего в США, слова немецкого поэта и драматурга Бертольда Брехта (1898—1956), пер. на англ. Марка Блитцштайна.