Ниже нуля - Эллис Брет Истон. Страница 2

Я тоже это замечаю в сравнении с ровным, темным загаром Трента и цветом лиц большинства собравшихся.

– Я четыре месяца был в Нью-Гэмпшире.

Трент лезет в карман.

– Вот, – говорит он, вручая мне визитку, – адрес солярия в Санта-Монике. Нет, это не искусственное освещение или типа того, и не надо втирать витамин Е по всему телу. Это называется «Ува-термы», просто красят кожу.

Я перестаю слушать Трента и смотрю на троих ребят, друзей Блер, которые мне не знакомы, все загорелые, светлые, один из них подпевает мелодии, звучащей из колонок.

– Действует, – говорит Трент.

– Что действует? – рассеянно спрашиваю я.

– М-м, «Ува-термы». «Ува-термы». Посмотри на визитку, чувак.

– А-а, да. – Я смотрю на визитку. – Тебе покрасили кожу, так?

– Так.

– Хорошо.

Пауза.

– Чем ты занимался? – спрашивает Трент.

– Распаковывался, – отвечаю я. – А ты?

– Ну. – Он горделиво улыбается. – Меня приняли в модельное бюро, действительно хорошее, – уверяет он. – И угадай, кто будет не только на обложке «Международного мужчины» через два месяца, но и в июне в мужском календаре «Ю-си-эл-эй»?

– Кто? – спрашиваю я.

– Я, чувак, – отвечает Трент.

– «Международный мужчина»?

– Да-а. Мне не нравится журнал. Мой агент сказал им, никаких обнаженных съемок, только «Спидо» [6] и прочая подобная херня. Я не занимаюсь обнаженкой.

Я верю ему, сам не знаю почему, и оглядываю комнату, ищу глазами Рипа, моего дилера. Не увидев его, поворачиваюсь обратно к Тренту:

– Да? А еще что ты делал?

– Ой, как обычно. Ходил в «Наутилус», нажирался, ходил в эти «Ува»... Да, э-э. Только ты никому не говори, что я там был, хорошо?

– Что?

– Я сказал, никому не говори об этом месте, хорошо?

Трент выглядит взволнованным, почти озабоченным, для убедительности я кладу ему руку на плечо и легонько пожимаю его:

– Да не волнуйся.

– Эй, – говорит он. – Надо обтяпать небольшое дельце. Позже. Ланч, – шутит он, уходя.

Возвращается Дэниел с пуншем, очень красным и крепким, я закашливаюсь, сделав глоток. С моего места мне видно отца Блер, кинопродюсера, сидящего в углу кабинета и разговаривающего с молодой актрисой, с которой я, кажется, ходил в школу. На вечере присутствует и его любовник Джаред, он молодой, светлый, загорелый, с голубыми глазами и невероятно ровными белыми зубами, разговаривает с тремя мальчиками из «Ю-эс-си». Мне видно и мать Блер, которая сидит возле бара, пьет водку, ее руки дрожат, поднося рюмку ко рту. В кабинет входит подружка Блер Алана, обнимает меня, и я представляю ее Дэниелу.

– Ты точь-в-точь похож на Дэвида Боуи, – говорит Дэниелу Алана, очевидно укокошенная по самые гланды. – Ты левша?

– Нет, боюсь, что нет, – отвечает Дэниел.

– Алане нравятся мальчики-левши, – объясняю я Дэниелу.

– И похожие на Дэвида Боуи, – напоминает она мне.

– И проживающие в Колонии, – завершаю я.

– О, Клей, ты такая скотина, – хихикает она. – Клей – полная скотина, – говорит она Дэниелу.

– Да, я знаю, – говорит Дэниел. – Скотина. Полная.

– Ты пробовала пунш? Тебе надо попробовать, – предлагаю я.

– Дорогой. – Она театрально растягивает слова. – Я делала пунш. – Алана смеется, замечает Джареда и внезапно останавливается. – О господи, неужели отец Блер не может не приглашать Джареда на такие сходки. Ее мать от этого так нервничает. Она все равно нагрузится, но с ним будет только хуже. – Она поворачивается к Дэниелу и говорит: – У матери Блер агорафобия. – Потом опять смотрит на Джареда. – То есть на следующей неделе они едут на съемки в Долину смерти, я не могу понять, почему нельзя подождать. А вы? – Алана поворачивается к Дэниелу, затем ко мне.

– Нет, – мрачно говорит Дэниел.

– И я не могу, – поддакиваю я, качая головой. Алана опускает голову, вновь смотрит на меня и произносит:

– Ты что-то бледный. Клей. Тебе надо сходить на пляж.

– Может, и схожу. – Я нащупываю визитку, которую дал мне Трент, и спрашиваю, не придет ли Джулиан. – Он звонил и оставил сообщение, но я не могу до него дозвониться, – говорю я.

– О господи, нет, – стонет Алана. – Я слышала, он в полной жопе.

– Что ты имеешь в виду?

Внезапно трое ребят из «Ю-эс-си» и Джаред громко в унисон смеются.

Алана закатывает глаза, ее лицо выражает страдание.

– Джаред услышал идиотскую шутку от своего любовника, работающего в «Мортонз». «Что такое две самые большие неправды?» – «Я верну долг» и «Я не стану кончать тебе в рот». Я даже не поняла. О боже, лучше пойду помогу Блер. Мамочка идет за стойку. Приятно было познакомиться, Дэниел.

– Ага, мне тоже, – отвечает Дэниел. Алана идет к Блер и к ее матери в бар.

– Может, надо было промычать пару тактов из «Let's Dance» [7], – говорит Дэниел.

– Может, надо было.

Дэниел улыбается:

– О, Клей, ты полная скотина.

Мы уходим после того, как Трент и один из ребят из «Ю-эс-си» падают на рождественскую елку в столовой. Позже мы сидим в конце темного бара в «Поло-лаунж», сказано не так много.

– Я хочу уехать обратно, – говорит Дэниел тихо, через силу.

– Куда? – неуверенно спрашиваю я.

Долгая пауза, убивающая меня. Дэниел допивает свой бокал, трогает темные очки, которые все еще на нем, и говорит:

– Я не знаю. Просто обратно.

Мы с матерью сидим в ресторане на Мелроуз, она пьет белое вино, как всегда в темных очках, все время дотрагивается до своих волос, а я смотрю на свои руки, не сомневаясь в том, что они дрожат. Она пытается улыбнуться, спрашивая меня, что я хочу на Рождество. Я поражен тем, сколько усилий требуется, чтобы поднять голову и взглянуть на нее.

– Ничего, – отвечаю я. – А ты что хочешь?

Она долго молчит, я снова смотрю на свои руки, она потягивает вино.

– Я не знаю. Мне просто хочется, чтобы было хорошее Рождество.

Я молчу.

– Ты выглядишь несчастливым, – неожиданно произносит она.

– Но это не так, – возражаю я.

– Ты выглядишь несчастливым, – повторяет она, на этот раз тише.

Она еще раз касается своих обесцвеченных волос.

– Ты тоже, – говорю я, надеясь, что она больше ничего не скажет.

Она ничего не говорит, пока не допивает третий бокал вина и наливает четвертый.

– Как вечер?

– Ничего.

– Сколько человек там было?

– Сорок. Пятьдесят. – Я пожимаю плечами. Она делает глоток вина.

– Когда ты ушел?

– Я не помню.

– В час? В два?

– Наверное, в час.

– У-у-у.

Она вновь замолкает, делает еще глоток.

– Было не очень хорошо, – говорю я, глядя на нее.

– Почему? – спрашивает она с любопытством.

– Так уж, – отвечаю я и снова смотрю на свои руки.

Я вместе с Трентом в желтом трамвайном вагончике, стоящем на Сансете. Трент курит и пьет пепси, я смотрю в окно на огни проезжающих машин. Мы ждем Джулиана, который должен принести Тренту грамм. Джулиан опаздывает на пятнадцать минут, Трент нервничает и теряет терпение, когда же я советую ему иметь дело не с Джулианом, а с Рипом, как я, он только пожимает плечами. Наконец мы уходим, и он говорит, что мы, может быть, найдем Джулиана в Уэствудском пассаже. В Уэствуде Джулиана мы не находим, Трент предлагает пойти в «Фэтбургер» и что-нибудь там съесть. Он говорит, что голоден, давно ничего не ел, упоминает какой-то пост. Мы заказываем и уносим еду в одну из кабинок. Но у меня нет аппетита, а Трент замечает, что на моем фэтбургере нет чили.

– Это что такое? Нельзя есть фэтбургер без чили.

Я вылупляю на него глаза и закуриваю сигарету.

– Господи, ты съехал. Слишком долго был в ебаном Нью-Гэмпшире, – бормочет он. – Без чили, блядь.