Искатель следов - Эмар Густав. Страница 23

— Э! — сказал он шепотом. — Да не мечтает ли он опять о своих приисках?

— Pardieu! — проговорил другой, пожимая плечами. — Неужели мы иначе были бы здесь? Но, ш-ш-ш! Вот и он.

В эту минуту в залу вошел новый посетитель.

При его появлении в венте воцарилось внезапное молчание; все авантюристы встали, почтительно сняли свои украшенные перьями войлочные шляпы и, опустив глаза, выстроились в ряд.

Вновь прибывший с минуту постоял неподвижно на пороге трактира, окинул взором все общество и направился к охотникам, о которых мы говорили.

На нем была надета одежда монаха.

У него было лицо аскета, с грубыми чертами, которое составляет, так сказать, тип испанского монаха и выражение которого так хорошо схвачено в картинах.

Он прошел мимо выстроившихся в ряды авантюристов, подставляя им направо и налево свои широкие рукава, которые они целовали, низко кланяясь.

Дойдя до охотников, монах обернулся.

— Продолжайте вашу игру, дети мои, — сказал он, — мое прибытие не должно смущать ваше веселье, мне нужно только поговорить несколько минут с этими кабальеро.

Авантюристы не заставили повторять себе приглашения; они снова заняли свои места, и вскоре шум и проклятья сменили воцарившуюся было на минуту тишину.

Монах улыбнулся, взял бутаку и сел между обоими охотниками, бросив на них испытующий взор.

Последние следили насмешливым взглядом за всеми перипетиями этой сцены.

Когда монах наконец уселся, Гарри налил ему большой стакан пульке и, пододвинув к нему нарезанные кусками маисовые листья и табак, сказал:

— Пейте и курите, сеньор падре.

Монах, не возражая, скрутил сигаретку, закурил ее, взял стакан пульке и залпом осушил его, а потом, положив локти на стол и нагнув голову вперед, сказал:

— Вы аккуратны.

— Мы ждем вас уже целый час, — заметил Дик угрюмо.

— Что значит один час в сравнении с вечностью? — возразил монах, улыбаясь.

— Мы только попусту тратим время, — вмешался Гарри. — Что вы хотите нам сказать?

Монах бросил подозрительный взгляд вокруг себя и, понизив голос, отвечал:

— Я могу, если хотите, сделать вас богатыми за несколько дней.

— В чем дело? — спросил Дик.

— Ах, Господи, — продолжал монах, — я предлагаю вам богатство, которое, собственно говоря, мне вовсе не принадлежит. Если же я и хочу присвоить его себе, то, во-первых, потому, что оно никому не принадлежит, а во-вторых, и потому, что оно даст мне возможность помочь тем тысячам несчастных, заботу о которых мне вверил Всемогущий.

— Ну, это само собой разумеется, сеньор падре, — серьезным тоном заметил Гарри, — и поэтому нет надобности даже и говорить дальше об этом, а лучше потолкуем о деле… Вы, значит, открыли богатую россыпь?

— Нет, это сделал не я лично, — перебил монах.

— Это все равно, важно, чтобы россыпь существовала, — ответил Дик.

— Извините меня, а по-моему, это значит очень много. Я не могу и не хочу брать на себя греха и приписывать себе честь этого открытия. Если, как я думаю, кто-нибудь отправится на поиски его, то это может стоить жизни нескольким людям, а церковь не может допускать пролития крови.

— Отлично, вы, значит, хотите один им воспользоваться.

— Только не для себя лично.

— Значит, для ваших прихожан? Тем лучше… Но только знаете что, не пора ли нам кончить эту пустую болтовню… У нас, право, нет времени на это, и потому не будете ли вы так любезны приступить прямо к делу.

— Ну и ну! — вскричал монах. — Сразу видно, что в ваших жилах течет французская кровь!.. Потерпите немного, сейчас я вам все объясню.

— Больше мы ничего и не желаем.

— Но вы сначала должны обещать мне…

— Ничего, — перебил его Дик. — Мы свободные охотники и не имеем обыкновения связывать себя словом до тех пор, пока не узнаем наверное, чего именно от нас хотят.

Гарри подтвердил кивком головы слова своего друга.

Монах выпил еще стакан пульке и несколько раз подряд затянулся сигареткой.

— Хорошо. Пусть будет по-вашему, — сказал он затем. — Вы ужасные люди. Вот в чем дело.

— Говорите.

— Один бедный гамбусино 54 открыл случайно между реками Хила и Колорадо такую богатую россыпь, какую только может представить себе самое пылкое воображение… Судя по его словам, там на пространстве двух или трех миль земля сплошь усеяна золотыми самородками, из которых каждый может сделать богачом счастливого золотоискателя.

Гамбусино, не имея возможности один завладеть всеми этими богатствами, проявил необыкновенную энергию, преодолел величайшие опасности для того, чтобы добраться до цивилизованных областей. Я не стану вам подробно рассказывать, каких трудов ему стоило благополучно добраться до Пасо и какие пришлось ему преодолеть опасности.

— Все это прекрасно, — перебил монаха Дик, — и очень может быть, что все это и верно, но только зачем вместо того, чтобы говорить нам об этом прииске, о котором вы и сами знаете не больше нашего, не привели вы с собой этого гамбусино? Он, наверное, сообщил бы все сведения, которые нам необходимо знать в том случае, если мы согласимся отправиться на розыски этого клада.

— Увы! — отвечал монах, лицемерно опуская глаза. — Несчастному не суждено было воспользоваться этим открытием, сделанным ценой стольких опасностей. Не более чем через два дня после своего прибытия в Пасо он поссорился с другим гамбусино и, получив удар навахой, через несколько часов отправился к праотцам.

— А, вот что! — заметил Гарри. — Но в таком случае, каким образом удалось вам узнать все эти подробности, сеньор падре?

— Самым простым способом, сын мой, я присутствовал при последних минутах этого несчастного… Я исповедовал его, — добавил он с прекрасно сыгранным сердечным сокрушением, — и когда он понял, что конец его близок и что ничто не в состоянии его спасти, он сообщил мне в благодарность за мои пастырские утешения то, что я вам сейчас сказал… Он открыл мне местонахождение россыпи и для большей верности дал мне грубую карту, начертанную им на месте. Вы видите, что мы можем идти туда почти наверняка.

— Да, — проговорил Гарри, задумчиво покачивая головой, — но зачем вместо того, чтобы обратиться сначала к вашим соотечественникам — мексиканцам, вы предлагаете нам принять участие в этом предприятии?