Лесник - Эмар Густав. Страница 32
— Это архитектор его за ногу дернул! — со смехом пояснил Мигель.
— А дом кому достался?
— У дона Гутьерреса не было наследников, все состояние его захватило правительство.
— Какая пожива для собак-испанцев!
— Куда же ты тогда девался, Хосе?
— Меня ничто больше не удерживало в Панаме, и я вернулся в прерии. Целых пятнадцать лет после того я близко не подходил к городам белых.
— А по возвращении в Панаму ты ничего не слышал об этом доме?
— Немного, сеньор, он меня не интересовал. Случайно до моих ушей дошло, что он был перепродан несколько раз, но окончательно куплен с год назад доном Хесусом Ордоньесом. Вот и все.
— Не подозреваешь ли ты причины, по которой дон Хесус приобрел его?
— Я солгал бы, сеньор, если бы стал утверждать противное.
— Какая же это причина, по твоему мнению?
— В Панаме все занимаются контрабандой, от губернатора до последнего пеона.
— Ай-яй-яй! — вскричал Мигель.
— Разумеется, — продолжал индеец, — все соблюдают величайшую осторожность, и те, кто имеют наибольшие прибыли от этого беспошлинного торга, то есть губернатор и другие члены правительства, неумолимы к мелким контрабандистам и преследуют их с ожесточением за вред, который те наносят их интересам.
— Итак?..
— Мелкие контрабандисты, которым все это известно как нельзя лучше, пускают в ход все возможные способы, чтобы укрыться от гонений на них, отсюда следует постоянная борьба хитрости против хитрости.
— Прекрасно, но какое отношение к этому имеет дон Хесус?
— Вместе с доном Пабло Сандовалем и некоторыми другими людьми он — один из самых смелых и хитрых контрабандистов в Панаме.
— Как?! — перебил проводника Мигель. — Дон Пабло Сандоваль, капитан корвета «Жемчужина», — контрабандист?
— Собственной персоной! Они ведут дело с большим размахом и не отступают ни перед чем. Компаньонам понадобился дом, где они в случае надобности могли бы сложить свои товары. Цветочный дом, с выходом в поле, пришелся им как раз на руку, вот дон Хесус и приобрел его.
— Это действительно вполне возможно… И ты уверен, что дон Хесус не знает всех тайников своего дома?
— Уверен в этом. Кто бы мог ему указать их?
— Случай мог бы помочь им в этом.
— Это невозможно, сеньор, вы скоро сами удостоверитесь в этом!.. Впрочем, с тех пор как дом был продан в первый раз и осмотрен от чердака до подвала, подобное открытие давно уже стало бы известно в городе. Для меня же несомненным доказательством полного неведения дона Хесуса на этот счет служит то, что он так легко согласился сдать вам этот дом внаймы и назначил такую умеренную цену.
— Я допускаю это, но чему ты приписываешь внезапную мысль сдать мне его?
— Как знать? Может быть, за ним стали зорко следить, и этим способом он хочет отвратить от себя подозрения. Прехитрая лисица этот сеньор Ордоньес!
— И я того же мнения, Хосе; не знаю почему, но человек этот, который, в сущности, был крайне любезен со мной, внушил мне непреодолимое отвращение.
— Такое впечатление он производит на всех с первого взгляда.
— Выгодное впечатление, нечего сказать! — пробормотал Мигель.
— Мы будем наблюдать за ним, Хосе.
— Положитесь в этом на меня, сеньор.
Вдруг проводник остановился. С минуту он с беспокойством втягивал в себя воздух, потом лег на землю и прислушался к отдаленному шуму, который был доступен лишь его слуху.
Два авантюриста переглянулись с изумлением, ничего не понимая.
Вдруг проводник вскочил на ноги.
— Скорее спрячьте лошадей в кустах, пока я скрою всякий след нашей стоянки.
Слова эти были произнесены так серьезно, что авантюристы молча повиновались, подозревая, что им грозит серьезная опасность.
Проводник торопливо разбросал золу от костра и поднял примятую траву.
Он крепко перевязал ноздри лошадям, чтобы они не заржали, и после этой последней меры предосторожности шепнул:
— Слушайте!
— Что там такое? — спросил Лоран с беспокойством.
— Какой-нибудь дикий зверь забежал? — вполголоса предположил Мигель.
— Если бы так, — пожал плечами проводник. — Слушайте, говорю вам.
Вскоре явственно послышался глухой, непрерывный шум, похожий на отдаленные раскаты грома; он приближался с необычайной быстротой.
— Что это значит? — спросил опять Лоран.
— Топот двух лошадей, пущенных во весь опор! Не говорите ни слова и смотрите; если не ошибаюсь, мы узнаем кое-что любопытное.
Все молча стали смотреть в направлении, откуда слышался топот, раздававшийся все ближе и ближе.
Прошло несколько минут, потом затрещали и раздвинулись ветви кустарника, и два всадника вихрем промчались мимо притаившихся авантюристов, скрывшись опять в чаще леса.
— Видели? — спросил проводник.
— Разумеется.
— И узнали?
— Еще бы! Это дон Хесус Ордоньес и дон Пабло Сандоваль.
— Действительно, это они и были, вы не ошиблись.
— Что им понадобилось в Панаме сегодня и почему они так спешат?
— Это мы узнаем сегодня же вечером.
— Но ведь они хотели выехать только завтра!
— Вероятно, дон Хесус ночью вернется на асиенду, у него лучшие лошади во всей колонии — арабской породы, способные на одном дыхании проскакать двадцать миль и даже не вспотеть.
— Странно! — пробормотал Лоран.
— Не правда ли?
— Как бы нам узнать причину?
— Это уж мое дело, — перебил проводник, — мы будем в Панаме за два часа до них.
— Ты в этом уверен?
— Ручаюсь головой! Хорошие ли вы ездоки?
— За себя я отвечаю.
— А ваш товарищ?
— И тот не оплошает.
— Так дело в шляпе! Скорей на лошадей!
— Но ты-то как же?..
— А вот как! — ответил проводник, одним прыжком очутившись за спиной Лорана, который передал ему поводья. — Теперь держитесь, сеньоры, вы попробуете езду, какой век не испытывали, и вдобавок по дорогам, где любое падение — смертельно! Ведь вы хотите быть в Панаме во что бы то ни стало?
— Во что бы то ни стало!.. Но как же лошади?
— Сами увидите, на что они способны. Вы готовы?
— Готовы, — ответили в один голос авантюристы. Проводник тихо свистнул, лошади вздрогнули, точно их пронизал электрический разряд, пригнули уши и разом понеслись с такой стремительностью, что всадники, низко наклонившись вперед, порой задыхались, а временами точно дышали огнем.
Описать эту бешеную скачку нет возможности, дать о ней понятие нельзя никакими словами. Несмотря на преграды, на каждом шагу возникавшие под их ногами, лошади, точно демоны, неслись то через опрокинутые деревья и через рвы, то по крутизне и вдоль оврагов, где едва хватало места, куда им ступать.
Время от времени проводник тихо щелкал языком. При этом знаке благородные животные удваивали свои усилия, и сверхъестественный и стремительный их бег принимал размеры страшного наваждения.
Всадники больше ничего не видели и не слышали; без мыслей, почти без дыхания они все мчались и мчались вперед, как бы увлекаемые вихрем, и деревья, овраги, горы мелькали мимо них с головокружительной быстротой.
Лошади летели, пыша огнем из раздувавшихся ноздрей, великолепные в своей дикой красоте, с развевающимися хвостами и взъерошенной гривой, по временам испуская ржание, никогда не спотыкаясь, не замедляя своего фантастического бега и не выказывая ни малейшего признака усталости.
Сколько длилась эта дьявольская скачка, во время которой всадники сто раз рисковали слететь в овраг или разбиться на дне разверзнутых у их ног пропастей, не мог бы сказать ни один из них; они с трудом давали себе отчет в своем собственном существовании и пассивно, без всякого сознания подчинялись увлекающему их урагану.
Вдруг проводник тихо свистнул.
Лошади остановились как вкопанные.
Остановка произошла так мгновенно и неожиданно, что Мигель перелетел через голову лошади и грохнулся оземь.
— Премного благодарен! — вскричал он, встав на ноги и потирая бок.