Лесник - Эмар Густав. Страница 7

— Аминь! — заключил лесник, который в эту минуту показался в дверях.

Девушки убежали, точно испуганные голубки.

— Теперь пора и в путь, — сказал лесник, когда выпил чашку молока, приготовленную для него, и увидел, что незнакомец также кончил свою порцию.

Ньо Сантьяго взял ружье, и они вышли в сопровождении собак, прыгавших вокруг них.

У калитки сада стоял Педро, держа оседланную лошадь под уздцы.

— Садитесь на лошадь, любезный гость, — весело сказал лесник.

— Как?

— Да ведь вы в шести милях от Толедо! Такой ходок, как вы, пешком не доберется за целые сутки, а верхом вы будете на месте как раз к выходу короля, если его величество — да хранит его Господь! — имеет привычку вставать рано.

— Да, это правда.

— Ну, теперь еще нет и шести. В восемь вы будете в Толедо, не особенно спеша. Полноте, не стесняйтесь со мной, мой любезный гость, и примите мое предложение.

— Принимаю, но с условием.

— Каким?

— Что вы позволите мне самому привести к вам назад вашу лошадь.

— Я не вижу к тому никаких препятствий.

— Так решено, благодарю вас… Но где же донья Мария?

— Торопитесь с отъездом; она спит, вы увидите ее, когда вернетесь.

Они отправились вместе, потому что лесник непременно хотел проводить своего гостя до входа в долину, чтоб указать ему дорогу, и тот принял эту услугу с признательностью.

Если бы незнакомец оглянулся в минуту отъезда, быть может, он увидел бы приподнятую занавеску в окне второго этажа и очаровательную белокурую головку, немного бледную, но с мечтательной улыбкой на алых губках.

Это Христиана, невидимая и задумчивая, присутствовала при отъезде незнакомца.

Во время пути мужчины разговаривали между собой о посторонних вещах. Когда они достигли того места, где надлежало расстаться, лесник указал незнакомцу направление, которого тот должен был держаться; впрочем, в нем трудно было ошибиться, необходимо было только все время ехать под гору.

— Теперь прощайте, мой любезный гость. Доброго пути!

— Прощайте и еще раз благодарю.

— Полноте!

— Одно слово!

— Что такое?

— Я один из первых сановников при короле.

— Очень рад за вас, если это вам приятно.

— Если бы, несмотря на свое желание, я был вынужден долго оставаться в отсутствии и… ведь неизвестно, что может случиться, не так ли?

— Так, но что же из этого?

— На случай, если бы вам понадобилась моя поддержка в чем бы то ни было, обращайтесь прямо в королевский дворец, назовите себя и спросите дона Фелипе.

— Кто этот дон Фелипе?

— Я, — улыбаясь, ответил незнакомец.

— Гм! Вы, должно быть, очень известны, если достаточно назвать вас по имени при большом дворе, который кишмя кишит звонкими титулами.

— Я действительно очень известен, — ответил незнакомец, слегка покраснев, — вы удостоверитесь в этом сами, если навестите меня. Сегодня же будет отдано приказание, чтобы вас тотчас провели ко мне, в какое бы время вам ни заблагорассудилось приехать. Вы не забудете?

— Как можно? Но маловероятно, чтобы я стал отыскивать вас при дворе; если вы желаете видеться со мной, вернее будет вам приехать сюда.

— И я, в свою очередь, запомню это. До свидания, любезный хозяин.

— До свидания, сеньор дон Фелипе; поручаю вам мою лошадь.

— Будьте спокойны, я поберегу ее.

Они еще раз махнули друг другу рукой на прощание, и дон Фелипе, так как это было имя незнакомца, ускакал прочь.

С минуту лесник следил за ним взглядом, после чего вернулся в долину. Стая куропаток поднялась перед ним, и он весело занялся охотой.

Прошло несколько дней. Ничто, по-видимому, не изменилось в мирной и тихой жизни обитателей лесного домика, однако теперь уже было не то, что прежде: донья Мария имела вид озабоченный, Христиана задумчивый, Лусия больше не смеялась, что же касается ньо Сантьяго, то он напрасно ломал себе голову, отыскивая причину всему этому, и страшно сердился, что не находит ее.

По прошествии десяти дней однажды за завтраком лесник вдруг спросил Педро, который стоял за его стулом:

— Давно ты имел известие о сыновьях?

— Довольно давно, сеньор.

— Где они?

— Старший, Мигель, пошел в моряки, как я вам докладывал, сеньор; он отправился из Байоны по морям-океанам.

— А другой?

— Перико?

— Ну да.

— Он на родине, как вам известно, сеньор, у наших родителей.

— Видно, не хочет быть моряком?

— О! Это истый горец! Я ждал от него письма и удивляюсь, что до сих пор не получил.

— Постой, завтра я поеду в Толедо и справлюсь; можешь быть спокоен.

— Благодарю, сеньор.

— Кстати, мне хочется узнать, что сталось с моей лошадью — кажется, этот дон Фелипе не церемонится со мной.

— Разве с друзьями церемонятся? — раздался тихий голос в дверях.

Все с изумлением обернулись. Женщины едва удержались, чтобы не вскрикнуть от испуга.

Дон Фелипе стоял на пороге, спокойный, улыбающийся, со шляпой в руке.

Он низко поклонился.

— Привет и доброго здоровья всем! — сказал он.

— Ей-Богу! Вы не могли явиться более кстати, дон Фелипе! — вскричал лесник. — Я как раз поминал вас.

— Слышал, — с улыбкой ответил тот.

— Мы только что сели за стол; милости просим позавтракать с нами. Педро, прибор.

— С удовольствием принимаю приглашение.

И гость сел между двумя девушками, которые, как бы по безмолвному соглашению, раздвинули свои стулья, чтобы дать ему место.

— Я привел назад вашу лошадь, любезный хозяин, — сказал дон Фелипе, как только сел, — не беспокойтесь о ней; я попросил бы моего друга Педро отвести ее на конюшню вместе с моей.

— А где же лошади, сеньор? — спросил ньо Сантьяго.

— Мой слуга держит их у калитки сада.

— Педро, — приказал лесник, — позаботься о слуге этого сеньора.

Педро поклонился и немедленно вышел.

Веселость и оживление, так давно исчезнувшие из дома, точно вернулись вместе с гостем.

Губы улыбались, глаза блистали, разговор был оживлен. Дон Фелипе очаровывал остроумием и веселостью. Он говорил про Толедо, про двор и вельмож, окружавших короля, как человек посвященный во все тайны придворного быта; он ловко передавал забавные анекдоты; словом, добродушно-свободным обращением, которое никогда не переступало границ приличия и хорошего вкуса, и слегка насмешливым, но всегда утонченным умом приводил в восторг своих слушателей, которые все время находились под обаянием его живой, меткой и увлекательной речи.

Часы летели, словно минуты.

Но в конце концов пришла пора расставаться, хотя дону Фелипе, по-видимому, так нравилось это милое семейство, что он всячески отдалял минуту отъезда.

В три часа, однако, ему необходимо было уехать; его звание обязывало его прибыть ко двору не позднее шести часов.

Итак, он отправился в путь, дав слово опять приехать, и хозяева усердно просили его не забывать своего обещания.

Дон Фелипе вернулся опять. Сперва он приезжал раз в неделю, потом по два раза и, наконец, ежедневно.

С каждым разом его посещения становились продолжительнее; казалось, ему стоило большого труда отрываться даже на несколько часов от своих новых друзей.

Они же, со своей стороны, питали к нему искреннюю и глубокую привязанность.

Надо отдать дону Фелипе справедливость, что он делал все на свете, дабы угождать всем и каждому.

Он охотился с лесником, беседовал о духовных предметах с доньей Марией, которая была чрезвычайно набожна, смеялся, пел, играл и бегал с молодыми девушками, был щедр и обходителен со слугами и даже искал дружбы собак, кормя их пряниками.

Чего же больше?

Однажды дон Фелипе объявил, что не появится целых три дня по непредвиденному случаю. Его величество король Филипп IV должен был принять посланника французского короля, прибывшего в Толедо накануне. Хотя двор изначально переехал в город всего на несколько дней, он словно окончательно основал тут свое пребывание; по крайней мере, уже целых пять месяцев король испанский жил в Алькасаре — дворце мавританских владык.