Мексиканские ночи - Эмар Густав. Страница 21

Оливье и Доминик, покинув ранчо, довольно долго ехали молча, каждый думая о своем.

О Доминике или Доминго, если называть его по-испански, мы уже кое-что рассказали в одной из предыдущих глав. В этом молодом человеке странным образом сочетались хорошие и дурные качества. Но преобладали хорошие. Бродячая жизнь среди неукротимых индейцев в прериях за несколько лет сделала его необычайно сильным, энергичным и волевым. В нем уживались смелость и хитрость, которую порой принимали за лицемерие. Как настоящий лесной охотник, он не терялся ни при каких обстоятельствах, сохраняя невозмутимость под самыми пристальными взглядами. И при этом бывал так наивен и добродушен, что мог провести самого проницательного человека. Зато великодушие его и чуткость не знали пределов, когда речь шла о близких, дорогих ему людях. Преданность его граничила с самопожертвованием. Зато с врагами он был беспощаден и обладал поистине индейской жестокостью.

Словом, Доминик был склонен как к добру, так и к злу, в зависимости от обстоятельств.

Оливье хорошо изучил Доминика, который пугал его своей неукротимостью, и старался силой собственной воли обуздать его характер. Словно укротитель, играющий с тигром, он знал, что наступит момент, когда лава, клокотавшая в душе молодого человека, вырвется наружу под натиском страстей. И несмотря на доверие к другу, Оливье с крайней осторожностью касался некоторых струн его сердца, боясь пробудить в нем сознание собственной силы и нравственного могущества.

Проехав несколько часов, путники достигли довольно густого леса, окаймлявшего плантации в трех милях от гасиенды де Ареналь.

— Вот и приехали, — сказал Оливье, слезая с лошади. — Сейчас перекусим.

— Это прекрасно, — ответил Доминик. — С самого утра печет солнце, и я, признаться, устал. Охотно растянулся бы на траве.

— Не стесняйся, друг, здесь отличное место для отдыха. Путники расседлали коней, пустили их попастись, а сами сели в тени, достали сумки с припасами и принялись за еду.

Ели молча. Ни тот, ни другой говорить не любили. После обеда Оливье закурил сигару, а Доминик — свою индейскую трубку. Первым нарушил молчание Оливье.

— Ну, Доминик, — спросил он, — нравится тебе жизнь, которую ты вот уже несколько месяцев ведешь здесь, в провинции?

— Признаться, — ответил Доминик, выпустив густое облако дыма, — жизнь эта кажется мне бессмысленной и скучной. Я давно попросил бы вас отправить меня на запад, в прерии, если бы не был уверен, что нужен вам здесь.

Оливье засмеялся.

— Ты — настоящий друг, — промолвил он, пожав Доминику руку. — Всегда готов действовать без оглядки.

— Рад это слышать. Без самоотверженности не бывает дружбы.

— Поэтому редко можно встретить преданных друзей.

— Мне жаль тех, кто не способен на дружбу. Ведь это такое счастье! Дружба единственное, что связывает людей.

— Многие полагают, что дружба основана на эгоизме.

— Такую дружбу настоящей не назовешь. Эгоизм — полная противоположность дружбе.

— Это ты от индейцев слышал?

— Индейцы — мудрые люди, учитель, — ответил Доминик. — Для них правда есть правда, ложь есть ложь. А в городах все так запутано, что самому тонкому знатоку человеческой души не разобраться, а простой человек вообще теряет всякое представление о том, что справедливо, а что нет. Позвольте мне вернуться в прерии, мой друг, бесконечные войны вызывают у меня гнев и отвращение.

— Я хотел бы вернуть тебе свободу, но, повторяю, ты мне нужен еще месяца три.

— Так долго!

— Может быть, это время покажется тебе слишком коротким! — сказал Оливье с загадочным выражением.

— Вряд ли!

— Посмотрим, ведь я еще не сказал, чего жду от тебя!

— Хотелось бы знать.

— Я буду краток, тем более, что скоро приедут люди, которых я жду.

— Говорите же, я вас слушаю.

— К нам присоединятся молодой человек и девушка. Девушку зовут донья Долорес де ля Крус, она дочь владельца гасиенды дель Ареналь. Ей шестнадцать лет. Редкая красавица. Чиста и наивна, словно дитя.

— Это меня не касается, вы же знаете, что я не интересуюсь женщинами.

— Донья Долорес обручена с доном Людовиком де ля Соль.

— Желаю ей счастья. А кто он, этот дон Людовик? Какой-нибудь мексиканец, глупый и напыщенный щеголь, чванливый, как китайский мул.

— Вы ошибаетесь. Дон Людовик де ля Соль принадлежит к высшей аристократии Франции.

— А! Речь идет о французе?

— Да. Он недавно приехал из Европы, чтобы жениться на своей кузине. Они обручены с детства. Граф Людовик де ля Соль — очаровательный молодой человек, богатый, добрый и образованный, к тому же хорошо воспитанный. Мне очень хотелось бы, чтобы вы подружились.

— Если он такой, как вы говорите, мой друг, будьте спокойны: через два дня мы будем лучшими друзьями.

— Благодарю, Доминик, иного я и не ждал от тебя.

— Взгляните-ка, Оливье! Кто-то приближается к нам. Через десять минут эти двое будут здесь.

— Это — донья Долорес и граф Людовик. Не успели Оливье и Доминик оглянуться, как молодые люди прискакали.

— Вот и мы! — сказала девушка, осадив лошадь. Молодые люди соскочили с коней, и граф, поклонившись Доминику, протянул обе руки Оливье.

— Как я рад снова видеть вас, друг мой! Благодарю, что вспомнили обо мне.

— А вы думали, я вас забыл?

— У меня были на то основания, — весело ответил молодой человек.

— Граф, — произнес Оливье, — позвольте мне вам представить господина Доминика. Он лучше меня, и я был бы счастлив, если бы вы подружились.

— Милостивый государь, — сказал граф, поклонившись Доминику, — мне жаль, что я плохо знаю испанский и не могу выразить вам свое расположение, которое, надеюсь, не останется без ответа.

— Это неважно, милостивый государь, — ответил по-французски Доминик, — я достаточно хорошо владею вашим языком, чтобы поблагодарить вас за добрые слова.

— Я счастлив! — воскликнул граф. — Позвольте пожать вашу руку и можете распоряжаться мною, как вам будет угодно.

— Скоро мы лучше узнаем друг друга и, надеюсь, станем друзьями.

Молодые люди обменялись рукопожатием, и донья Долорес обратилась к Оливье: