Путь шута - Бенедиктов Кирилл Станиславович. Страница 49

Он скользнул в щель, оказавшуюся настолько тесной, что пробираться по ней можно было, лишь обдирая себе бока о стены домов. О том, что будет, если где-то впереди эти стены сомкнутся, Ардиан старался не думать. Дорожка шла в гору; Ардиан припомнил, что улица, параллельная набережной, расположена метрах в ста выше по склону. Наконец щель закончилась, и Ардиан вывалился в какой-то захламленный, воняющий нечистотами двор, расположенный на задах тех домов, между которыми он с таким трудом протискивался.

Он сразу же завернул за угол и присел на корточки, чтобы перевести дыхание. В голове стучали тяжелые паровые молоты, на лбу выступила испарина, сердце колотилось, как у загнанного собаками зайца. «Никогда больше не стану пить, — подумал Ардиан. — Отрава этот алкоголь… отрава и гадость… Если бы Раши не пил вина, они не смогли бы его зарезать… Он расшвырял бы их, как щенков… отобрал бы нож… и ничего бы они с ним не сделали…»

Ардиан заплакал. Он не плакал уже очень давно, наверное, с того дня, когда парни Хашими Тачи отметелили его, поймав в своем квартале. Он даже забыл, как это делается. И теперь, когда тяжелые соленые слезы покатились по его щекам, Ардиан не сразу понял, что с ним происходит.

«Раши, брат, — думал он бессвязно. — Самый лучший брат в мире… Когда я был совсем маленьким, он сажал меня на шею и тащил в парк, играть в индейцев… Никто из его друзей не делал такого… все оставляли своих младших дома… а Раши меня брал… И пусть во время игры я изображал разных животных, на которых охотились индейцы… пусть меня тыкали палкой и связывали ноги… все равно это я играл со старшими и был счастлив. А потом он защищал меня от обидчиков… но только тех, которые были старше… со сверстниками разбирайся сам, говорил он… и тогда я обижался, потому что мне казалось, он просто не хочет связываться с малышней, но теперь я понимаю, что Раши пытался научить меня решать свои проблемы самостоятельно… А потом он уехал, и мне стало не к кому бежать за помощью… и тогда я понял, как он был прав… Раши, Раши… ты хотел, чтобы я вырос смелым и сильным… и вот я вырос, и научился метко стрелять, и если бы я был рядом, то смог бы защитить тебя от убийц… Но только когда тебя убивали, я лежал, пьяный и ничего не соображавший, в квартире твоей бывшей подружки, а она вытирала мою блевотину и слушала чушь, которую я нес… Какой же я дурак, Раши, зачем я уехал из Тираны, зачем бросил тебя и родителей?.. Я не должен был этого делать… не должен был… я поступил трусливо и подло… и за мою трусость и подлость заплатил ты…»

Он шмыгнул носом и вытер лицо рукавом. Глаза щипало. Нужно было вставать и уходить из этого захламленного, похожего на свалку двора, но сил на то, чтобы подняться, Хачкай в себе не чувствовал. Хотелось лечь, зарыться в мусор, спрятавшись от всего мира, и лежать так неопределенно долгое время. Возможно, он так и поступил бы, но в этот момент из-за проржавевшего контейнера, распространявшего вокруг себя кисловатый запах гниющих отбросов, вышла большая собака.

Для собаки, обитающей на помойке, она выглядела просто неприлично откормленной. Во всяком случае, так показалось Ардиану при виде ее раздутого брюха. Вместе с тем ему тут же стало ясно, что собака нездорова — шерсть на одном боку была зверски выдрана, в проплешинах темнели потеки засохшей крови. Передвигалась собака как-то странно — боком, загребая правой лапой и временами оборачиваясь на свой длинный, уныло волочившийся по земле хвост. Увидев Хачкай, она остановилась и негромко, но очень недружелюбно зарычала.

— Тебя здесь только не хватало, — сказал ей Ардиан. Вообще-то он любил собак, и они это чувствовали. Во всяком случае, они ни разу его не кусали — для страны, в которой после падения коммунистического режима поголовье бродячих животных многократно умножилось, это редкость. Но с этой собакой что-то было не так. В ее глазах не было ни интереса, ни вызова, ни даже враждебности. Но что-то в них определенно было, что-то, чему Ардиан никак не мог подыскать подходящего названия, но что ему совсем не нравилось. В конце концов он понял, что отражается в желтоватых, мутных глазах зверя, и вздрогнул от внезапного понимания.

Безумие.

Собака зарычала громче, обнажила желтые кривые клики. Изо рта у нее стекала слюна. По-прежнему забирая вправо, она начала медленно приближаться к Ардиану.

Ардиан механически сунул руку за пазуху, рассчитывая нашарить там ребристую рукоятку «БП». Пальцы схватили пустоту, и он понял, что опять остался без оружия в самый неподходящий момент.

«Она бешеная, — подумал Хачкай с холодной отстраненностью. — Если она меня укусит, придется идти в больницу и делать уколы против бешенства… И хорошо еще, если они помогут, отец говорил, что иногда не спасают и уколы… К тому же я не могу идти в больницу, люди Скандербега наверняка меня там найдут… А если эта тварь мне вообще горло перегрызет? Вон какая здоровая, просто волчица, а не собака…»

Он не успел решить, что делать, потому что в этот момент собака на него прыгнула.

Ардиан увидел ее бросок как одно длинное, текучее движение, словно бы кто-то очень медленно прокручивал перед ним видеозапись. И собака, и сам он двигались, преодолевая сопротивление ставшего вязким как кисель воздуха. Мощные задние лапы зверя еще распрямлялись, выталкивая вперед толстое, похожее на дирижабль тело, а Хачкай уже начал валиться вправо, в груду мотков ржавой проволоки, канистр из-под бензина и расплющенных автомобильных дверей. Собака летела в воздухе, вытягиваясь в рыжую самонаводящуюся ракету, метя ему в горло, хрипя и роняя вязкую слюну, но Ардиан уже падал спиной на что-то жесткое и острое, уйдя с линии атаки. Она приземлилась, тяжело ударив лапами в песок в том месте, где Ардиан сидел секунду назад, а он уже откатывался вбок, судорожно лупя ладонью по куче металлолома в попытках отыскать хоть что-то пригодное для борьбы с обезумевшим зверем. Собака повернулась — еще медленнее, чем прыгала. В глазах ее горел желтый огонь.

Под руку Хачкаю попалась консервная банка, и он, не раздумывая, швырнул ее в слюнявую оскаленную морду. Фыркнув, собака мотнула головой и лениво клацнула челюстями. Из пасти ее воняло, как из бочки с тухлой рыбой.

«Сейчас в горло вцепится, — понял Ардиан. Лопатки его упирались в какую-то металлическую чушку, сдвинуть которую не было никакой возможности. — Надо успеть выбросить вперед руки и толкать ее в грудь, может, тогда она не дотянется…»

Время остановилось.

Потом откуда-то сверху на собаку плеснула распавшаяся в воздухе струя белой жидкости. Несколько капель попало на руки Ардиана, и он завопил — от боли и обиды, но главным образом — от неожиданности. Жидкость была кипятком.

Собака взвизгнула и отпрыгнула назад. Шерсть с ее раздувшихся боков отваливалась клочьями. Она слепо шарахнулась в сторону, ударилась о пустую бочку из-под бензина и взвыла неожиданно тонко и жалобно. — Пошла прочь, сука драная! — раздался над головой Ардиана надтреснутый женский голос. — Вот я тебя еще кипятком!

Псина, внезапно ставшая очень разумной и понятливой, поджала хвост и юркнула куда-то в щель между мусорными завалами. Хачкай, не веря в свое спасение, зачарованно смотрел ей вслед.

— Эй, парень, — осведомился тот же голос, — ты живой там? Чего сидишь как истукан?

Ардиан поднял голову. Окно на третьем этаже было раскрыто, и из него выглядывала довольно жуткая на вид старуха в черном платке. На подоконнике перед ней стояло ведро — надо полагать, то самое, из которого на собаку плеснули кипятком.

— Живой, — хмыкнула старуха, разглядывая Ардиана. — Но благодарности от тебя, похоже, не дождешься…

Хачкай сглотнул застрявший в горле комок и вдруг обнаружил, что головокружение, мучившее его с самого утра, прошло. Мир вокруг вновь стал ярким и объемным, в нем снова хотелось жить…

— Спасибо вам, ханум, — проговорил он, поднимаясь на ноги. — Вы меня вправду спасли… Она ведь бешеная была?

— Нет, — отрезала старуха, убирая ведро. — Просто ошалела от плохой воды. Но тебе это все равно не помогло бы. Вчера она тут тоже кой-кого погрызла — поздоровее тебя был, а ушел на одной ноге…