Путь шута - Бенедиктов Кирилл Станиславович. Страница 82

— А Скандербег? — спрашиваю я. По правде говоря, только для того, чтобы что-то спросить. — Он тоже не станет убивать мусульман? И зачем же, позвольте спросить, тогда нужен этот «ящик»?

— Мы предполагаем, что истинная цель Хаддара — дестабилизация ситуации в Западной Европе. Своего рода месть за ужесточение иммиграционных законов и массовые депортации. Албания — не более чем перевалочный пункт…

Я уже слыхал эту версию и нахожу ее неправдоподобной. Она основывается на весьма сомнительном допущении: будто бы Джеронимо Патрини привез «ящик Пандоры» в Албанию не в последний свой рейс, а несколько раньше. Насколько раньше, установить, разумеется, невозможно. Маршруты «Либертад», санитарного судна, на котором служил Патрини, весьма разнообразны. Только за последний месяц «Либертад» посетила порты Александрии, Танжера, Валетты и Барселоны — это не считая Генуи, откуда, собственно, она и пришла в Дуррес. Нет ничего невозможного в том, что Патрини привез «ящик» из Египта или Марокко, но мне это кажется маловероятным. Почему? Ну, хотя бы потому, что каждый раз при заходе в новый порт санитарное судно подвергается тщательному осмотру. Конечно, это профессиональный риск контрабандиста, но зачем добровольно увеличивать его в пять раз? Нет, я готов держать пари, что «ящик» попал в Албанию прямиком из Италии. А раз так, то целью террористов никак не может быть Западная Европа. Почти наверняка они собираются открыть «ящик» здесь, на Балканах.

Я не посвящаю Фаулера в свои соображения. Зачем? У каждого своя голова на плечах.

— Теперь вы понимаете, капитан, чем может обернуться побег вашего мальчишки? — Лоэнгрин недобро щурит пшеничную бровь. — Если, конечно, это был побег.

— Чем же? — недоумеваю я. Мне и вправду интересно.

— Он сообщит своим хозяевам о том, что мы ищем «ящик Пандоры». Мы лишимся преимущества внезапности. Возможно даже, они успеют вывезти его из Тираны, прежде чем мы замкнем кольцо.

— Не беспокойтесь на этот счет, майор. Ему вряд ли поверят. На кого бы он ни работал, сейчас он на плохом счету у своих хозяев.

— Это еще почему? — подозрительно спрашивает Фаулер.

— Когда вы его поймали, он был в бегах. За ним охотились все кому не лень, включая людей Скандербега, полицию и сигурими. Таким обычно не слишком доверяют, не правда ли?

Лоэнгрин хмурится. Вид у него недовольный. Похоже, мне не удалось его убедить.

— Джонсон, — командует он, — ждите в коридоре.

Разбойник Синид отвечает: «Есть, сэр!» и исчезает из кабинета так быстро, словно боги наделили его даром телепортации. С отчетливым чавканьем закрывается дверь. Еще несколько секунд Фаулер буравит меня взглядом, вызывающим ассоциации со словами «гестапо», «пытки» и «плазменный резак», затем расслабляет лицевые мышцы и улыбается — к моему удивлению, почти дружелюбно.

— Капитан, я чую странный запах, — говорит он и поводит своим большим породистым носом. — Запах оперативной комбинации. Признавайтесь, вы использовали Хачкая в своих целях, ведь так?

Интересно, с чего это он взял, что я должен обязательно отвечать честно?

— Разумеется, нет! Майор, пареньку всего лишь тринадцать. Мы никогда не используем в наших оперативных разработках детей.

Чистая правда. До сегодняшней ночи — никогда. Однако все когда-то приходится делать в первый раз.

Фаулер разочарован. Он обводит взглядом мой скромный кабинет, на мгновение задерживается на треснувшей стеклянной дверце одного из шкафов с файловыми папками, на старый плакат «МЫ ПОМОГАЕМ!», испещренный записями, сделанными маркером. На плакате белозубые и голубоглазые миротворцы подбрасывают к небу смеющихся албанских детей.

— Скажите, капитан, — задумчиво произносит он, закончив осмотр, — вам никогда не хотелось работать в каком-нибудь… м-м… более приличном месте?

Так, это уже наглость. Понятно, что у небожителей, сидящих по правую руку самого Сёгуна, свои представления о том, какие места считать приличными, но меня этот снобизм бесит. Я трачу одну-две секунды на то, чтобы придумать ответ пообиднее/поостроумнее, но не успеваю открыть рот.

— Вы способный офицер, — быстро продолжает Фаулер. — У вас прекрасное образование, хороший послужной список. Я смотрел ваше личное дело. Мне кажется, вы вполне подходите для работы у нас, в спецкомитете. Не обязательно в самом бюрократическом гнезде, а, скажем, в одном из оперативных подразделений. Работа нелегкая, но уж всяко интереснее местной рутины. А деньги вполне приличные. Луис, вы представляете себе, сколько получают люди, работающие на Совет Наций?

— Никогда специально не интересовался, — холодно говорю я. — Но, полагаю, немало.

— Больше чем вы можете себе представить. Больше. Но главное, конечно, не в деньгах. Мы все время на острие удара, на передовой. Я уверен, что вам такая работа придется по душе.

— Все возможно, — киваю я. — Вот только мне пока ничего подобного не предлагали.

— Считайте, что предложили, — ухмыляется Фаулер. — Я пользуюсь кое-каким влиянием в спецкомитете, так что вопрос о вашей работе будет решен в течение пяти минут. Если, конечно, мы с вами договоримся о сотрудничестве.

— Забавно, — говорю я, — майор, вы что, покупаете меня?

Его ухмылка становится еще шире.

— Естественно, Луис. Вы же всегда называете вещи своими именами, не так ли?

— Это облегчает коммуникацию, — объясняю я. — Значит, покупаете. Отлично. И что же вы хотите взамен?

— Участия, — немедленно отвечает Лоэнгрин. — Участия в вашей игре, капитан. Вы же наверняка устроили Хачкаю побег в обмен на информацию, которую он будет передавать вам с места событий. Репортаж в прямом эфире, я угадал?

Да, голова у этого парня варит что надо. А ведь он еще не успел ознакомиться с записью допроса…

— Вы меня переоцениваете, майор, — говорю я скорбным голосом. — У меня действительно были кое-какие виды на Хачкая, но он сбежал, не дав мне расставить силки как следует. Боюсь, что теперь мы о нем долго ничего не услышим…

Именно в этот момент соловьиная трель коммуникатора ставит жирную точку на моих наивных потугах ввести Лоэнгрина в заблуждение. Номер, соответствующий этой трели, известен только Хачкаю. А значит, он все-таки вышел на связь. Вовремя, ничего не скажешь. Я медлю, выразительно глядя на Фаулера, но он и не думает выходить из кабинета. В конце концов я протягиваю руку и снимаю трубку.

— Лавка Морфея, — произношу я по-албански. — Слушаю вас.

— Это Истребитель Гамбургеров, — раздается в трубке голос Ардиана, — мне нужен десяток гамбургеров, а если у вас их два десятка, я и с ними справлюсь.

Все верно, пароль именно тот, о котором мы договаривались. Жаль, конечно, что за моим плечом торчит Фаулер, но тут уж ничего не поделаешь. Телефон Хачкая снабжен мощным модулем криптозащиты, ни засечь, ни прослушать его невозможно. Единственный способ узнать, о чем мы говорим, — вырвать у меня трубку или включить функцию громкой связи. Именно так и поступает Лоэнгрин.

— Надеюсь, Луис, вы не станете возражать? — с очаровательной улыбкой произносит он, нажимая на кнопку. Меня охватывает мгновенный порыв гнева, и я едва сдерживаюсь, чтобы не отшвырнуть майора к стене. Останавливает меня только воспоминание о том, как Фаулер обрабатывал своим стеком несчастного повара Шарифа. Не потому, что боюсь разделить судьбу повара — я уверен, что в честной рукопашной этому паркетному рыцарю против меня не выстоять. Дело в другом: я четко помню, что Лоэнгрин говорил с Шарифом по-английски. Хлестал по лицу стеком, сопровождая экзекуцию короткими, четкими фразами, словно взятыми со страниц учебника Эккерсли. И это дает мне слабую, очень слабую надежду.

— Рад тебя слышать, Истребитель, — говорю я, демонстративно не обращая внимания на Лоэнгрина. — Как у тебя дела?

— Все в порядке, — отвечает Хачкай. — Я знаю, где мой отец!

На холеном лице Фаулера проступает раздражение, и я понимаю, что моя догадка верна: албанского он не знает. Но определить Хачкая по голосу, конечно же, может, так что вся моя немудреная конспирация летит к чертям.