Профиль перуанского бандита - Эмар Густав. Страница 1
Густав Эмар
Профиль перуанского бандита
ГЛАВА I
Попутчик
В мае месяце 1840 года дела мои вынудили меня немедленно выехать из Вальпараисо, где я прожил уже несколько месяцев, и поспешить в Лиму:
Так как дела эти не терпели отлагательства и я не мог ждать английского парохода, который в это время делал рейсы между Вальпараисо и Мазаланом и заходил во все главные порты берега, я отправился на мексиканской шхуне, которая теперь же отправлялась в Калао. Случай мне благоприятствовал, переезд был непродолжительный, и через несколько дней шхуна бросила якорь на Калаоском рейде.
Я прибыл в порт через столько времени, сколько его потребовалось для того, чтобы добыть лошадь и условиться с арьеро о перевозке моего багажа, которого хотя было и немного; но им нагрузили двух мулов.
От Лимы до Калао около трех лье; это расстояние можно было проехать на лошадях в один час. Теперь там проведена железная дорога.
Я мог бы взять место в дилижансе, который в то время ходил два раза в день; но эти экипажи были неудобны, дурно устроены, ходили весьма медленно и по непонятной причине путешественники, которые в них ездили, всегда теряли дорогой половину своего багажа.
Поэтому я решился, как уже сказал выше, отправиться верхом.
Мне чрезвычайно трудно было найти арьеро; не потому, чтобы их не было в Калао; их в нем было свободных до двадцати пяти или тридцати.
Но в народе распространились зловещие слухи.
На дороге, говорили они, орудовала шайка отважных сальтеадоров, которые грабили и беспощадно убивали всех неосторожных путешественников, которые отваживались одиноко ехать в Лиму. Ежедневно совершались убийства. Дилижансы отправлялись только с конвоем двадцати пяти солдат; часто этот конвой уничтожался бандитами. Самое ужасное в этом деле было то, что в продолжение шести месяцев несмотря на тщательнейшие розыски, полиция не могла схватить ни одного из них, и она выбивалась из сил.
У меня есть та дурная или хорошая сторона, что раз задумав что-либо, я никогда не отступаю; то что я задумал, должно исполниться, каковы бы не были последствия.
Я не испугался рассказов, более или менее преувеличенных страхом, которые мне надоели, и продолжал упорно искать арьеро.
Наконец я нашел его. Правда, я очень дорого заплатил ему, и этот честный человек, как он пренаивно признался мне, не зная, не буду ли я убит или ограблен в пути, потребовал, чтобы я заплатил ему вперед; для того, разумеется, чтобы не потерять заработок за такую отважную экспедицию.
Это замечание было весьма справедливо, и я заплатил.
Он переменил своих мулов, я сел на свою лошадь, и через десять минут мы были уже в дороге.
Я был вооружен с ног до головы и решился силой пробиться сквозь разбойников, если бы они заградили мне путь.
Я хотел дать саблю и ружье моему арьеро; но он отказался и ответил мне насмешливо, подобно всем индейцам:
– Нет, нет, сеньор, пусть защищаются богатые люди; но я беден и на меня не нападут.
Я был спокоен; я знал насколько в случае нападения я мог полагаться на моего попутчика. Я захохотал и не обращал более на это внимания.
Едва мы миновали последние дома Калао, как вдруг за нами послышался громкий крик; я обернулся и увидал всадника, который мчался к нам во весь опор, делая нам знак, чтобы мы остановились.
– Поедем скорее, сеньор, – крикнул мой арьеро, подходя ко мне.
– Глупый! – ответил я ему. – Разве ты не видишь, что этот всадник один? Осмелятся ли они напасть на нас вблизи порта?
– Квиен сабе? Как знать? – шепнул он, покачивая головой.
– Ну, остановись, и спросим, чего хочет от нас этот кабальеро.
Я остановил лошадь, и арьеро сделал то же, ворча себе под нос.
Я рассматривал всадника, который мчался к нам, это был молодой человек лет не более двадцати пяти; черты его лица были красивы и выразительны; большой нос, широкий лоб, проницательный взор и насмешливая улыбка составляли физиономию, в который ничего не было вульгарного; он был высок и строен, жесты его были изящны; на нем был богатый и со вкусом сшитый костюм. Он хорошо сидел в седле и чрезвычайно грациозно управлял великолепной лошадью, черной как вороново крыло, которая по-видимому была очень высокой цены.
Я припомнил, что я видел эту личность два или три раза в фонде, в которой я останавливался и даже разговаривал с ним.
– Извините меня, кабальеро, – сказал он мне, весело поклонившись и останавливая свою лошадь, поравнявшись со мною, – за то, что я позволяю себе остановить вас в пути; не более четверти часа, как я узнал о вашем намерении отправиться в Лиму и так как чрезвычайно важные дела вызывают меня в город сегодня, я вам откровенно предлагаю принять меня своим попутчиком.
– Я принимаю ваше предложение также откровенно, как откровенно вы делаете его мне, сеньор, – ответил я, – и мне будет очень приятно проехать этот путь в вашем обществе.
– Ну, так это дело кончено, мы можем отправиться в путь.
И мы пустили лошадей вскачь, и наше путешествие продолжалось.
ГЛАВА II
Путешествие
Знакомство быстро завязывается между мужчинами ровесниками; моему новому товарищу и мне, нам обоим не было и пятидесяти лет.
Между нами завязалась живая беседа и не проехали мы и десяти минут вместе, как уже мы знали один о другом все, что мы могли знать.
Дон Дьего Рамирез, так назывался молодой человек, был сын богатого гачиандеро в окрестностях Лимы. Как единственный сын он был воспитан своим отцом, который обожал его. Год или два он служил офицером в Перуанской армии; но строгая дисциплина скоро надоела ему; он вышел в отставку для того, чтобы заняться оптовой торговлей.
В то время он ухаживал за прелестной молодой девушкой в Лиме, по имени донна Круз де Табоада, на которой хотел жениться. И теперь, с целью ускорить приготовления к свадьбе, он, несмотря на предупреждения, что дороги были не безопасны, решился присоединиться ко мне, чтобы скорее прибыть в Лиму.
– Ах!.. – сказал я ему, заметив только тогда, что он не был вооружен. – Чем станете вы защищаться в случае, ежели нас атакуют?
– Ба! – ответил он мне, улыбаясь. – Разве здесь есть разбойники? Неужели вы боитесь их, дон Густаво?
– Конечно, я боюсь их, – ответил я, – но видите ли вы, когда понадобится, – добавил я, показывая свое оружие, – я могу им ответить.
– Как, вы станете защищаться?
– Я думаю, – возразил я.
– А если они убьют вас?
– Не думаю! – сказал я. – Ваши перуанские разбойники, я убежден в этом, не так жестоки, как хотят казаться. Я видел и не таких; но я еще жив.
Дон Дьего бросил на меня странный взор и промолчал.
Спустя пять минут, мы прибыли в довольно бедную корчму, которую туземцы называют Легуа, то есть место, потому что она находится на полпути из Калао в Лиму.
Эта корчма пользовалась здесь, справедливо или нет, пресквернейшей репутацией, которую ее положение близ густого леса несколько оправдывало.
На опушке этого пресловутого леса, служившего неприступным убежищем для бандитов, по рассказам, останавливали и убивали путешественников.
Очевидно было, что хозяин этой корчмы был в сговоре с сальтеадорами. Этот человек был хитрый и пронырливый индеец, который до сих пор умел так хорошо принимать все меры предосторожности, что несмотря на то, что полиция знала об этом сговоре, ей никогда не удавалось уличить его, и она поневоле должна была оставлять его на свободе.
Подъехав к корчме, дон Дьего, остановив свою лошадь, соскочил с нее и весело сказал мне:
– В ожидании, пока нас не зарежут, недурно было бы выпить чего-нибудь, как вы думаете?