Росас - Эмар Густав. Страница 15

— А!

— Да, сеньор Арана, он знает о нем, так как мой долг требовал того, чтобы я сначала ему показал этот документ, во-первых, для того, чтобы доказать свое усердие к нашему делу, а во-вторых, чтобы он не отказался от своего геройского сопротивления притязаниям французов.

— Этот молодой человек какое-то чудо! — вскричал дон Фелипе, смотря на сеньора Спринга.

Дон Кандидо перекрестился, убежденный в том, что Мигель заключил союз с дьяволом и что последний принимает участие в федерации.

— Впрочем, — продолжал дон Мигель, — на первый взгляд этот союз должен внушить британскому кабинету кое-какие опасения насчет того влияния, которое Франция приобретает в этих странах в случае торжества унитариев. Но последние рассеяли эти опасения искусной и хорошо продуманной политикой, из которой можно понять, что уступки, сделанные Франции, соответствуют той общей программе, которой они намерены придерживаться в будущем в политических и коммерческих отношениях со всеми другими государствами, что эта система гарантий и порядка будет распространена на всех иностранцев, живущих в республике. Они объявляют навигацию по внутренним рекам свободной, они называют европейскую эмиграцию необходимостью и свои политические интересы связывают с коммерческими.

— Все это измена! — вскричал дон Фелипе, не понявший из всего слышанного им ни одного слова.

— Продолжайте! — сказал сеньор Спринг, живо заинтересованный.

— Английский министр, — продолжал молодой человек, — должен считаться с такой программой и иметь в виду, с одной стороны, невыгоды откровенно враждебных отношений с Францией по ла-платскому вопросу, а с другой — преимущества, которые он может сохранить и в будущем, если останется нейтральным в вопросе, при разрешении которого может восторжествовать партия, принявшая во внимание при выработке своей программы выгоды торговли, капитала и европейской эмиграции, дружбу которой, быть может, впоследствии придется покупать дорогой ценой для того, чтобы уравновесить влияние, приобретенное Францией.

— Но это мошенничество! — вскричал сеньор дон Фелипе. — Измена, посягательство на национальную независимость!

— Конечно, — проговорил дон Мигель, — это страшное мошенничество унитариев. Но это не помешает им разрушить наши расчеты на Англию. Вся наша надежда в этом случае основана, сеньор А рана, на том искусстве, с которым вы убедите сеньора Спринта в том, сколько вреда заключается в мысли унитариев для американских и европейских интересов.

— Да, конечно… действительно, я поговорю об этом с сеньором Спринтом.

— Да, мы поговорим об этом! — отвечал английский министр, обмениваясь многозначительным взглядом с молодым человеком.

— Не можете ли вы дать мне копию этого документа?

— К несчастью, это невозможно! — отвечал дон Мигель, делая, однако, утвердительный знак английскому министру, который тотчас же был понят им.

— Я не могу сделать этого, — продолжал дон Мигель, — так как отдал одну копию сеньору губернатору, который казался весьма раздраженным тем, что его министр иностранных дел ничего не знал об этом деле.

— Я решительно ничего не знал! — вскричал дон Фелипе.

— Я и говорю о том, что вы ничего не знаете, если когда-нибудь вы будете говорить об этом деле с его превосходительством, вы сами увидите, как он недоволен этим неведением.

— О, я говорю с его превосходительством только о тех вещах, о которых он сам начинает говорить!

— В этом заключается ваше искусство, сеньор Арана!

— Я остерегусь произнести хоть одно слово по этому делу.

— Вы правы!

— Не таково ли и ваше мнение, сеньор Спринг?

— Я разделяю мнение сеньора дель Кампо.

— О, мы все вполне согласны друг с другом! — сказал Арана, откинувшись на спинку своего кресла.

— А можем ли мы прийти к соглашению по тому делу, которое привело меня к вашему превосходительству? — спросил сеньор Спринг.

— По делу об английском подданном?

— Совершенно верно.

— Если бы мы могли, то…

— То что же, сеньор? Это самое простое дело.

— Так как сеньора губернатора нет…

— Но ведь ваше превосходительство — временный губернатор, и в таком простом деле…

— Это правда, сеньор, но я не могу, не посоветовавшись с ним…

— Но это не политический вопрос, это гражданское дело, речь идет о том, чтобы возвратить имущество одному из подданных ее величества.

— Я посоветуюсь с ним.

— Valgame Dios!

— Я посоветуюсь с ним.

— Делайте, как вы хотите, сеньор Арана.

— При первой возможности я посоветуюсь с ним.

— Хорошо, сеньор! — отвечал британский министр, поднимаясь со своего места и берясь за шляпу.

— Вы уже уходите?

— Да, сеньор, министр.

— И вы также, сеньор дель Кампо?

— К сожалению, да!

— Но вы зайдете еще ко мне?

— При первом же удобном случае, если только я не обременю ваше превосходительство.

— Меня обременить! Мне надо о массе вещей поговорить с вами.

— Это для меня величайшая честь.

— Итак, до свидания!

Сеньор Спринг и дон Мигель вышли вместе, в душе смеясь над этим беднягой, носившим титул министра иностранных дел.

— Не угодно ли вам выпить стакан пунша у меня, сеньор дель Кампо? — спросил министр, подходя к своей карете.

— С большим удовольствием! — отвечал дон Мигель. И они вместе сели в карету.

В то же самое время с двух противоположных сторон показались два человека, направлявшиеся к дому министра.

Это были дон Бернардо Викторика и падре Гаэте.

Когда дон Мигель и сеньор Спринг ехали к прелестной даче английского министра, разговор у них, конечно, опять обратился к тому документу, о котором они уже столько говорили и который чрезвычайно интересовал их обоих.

ГЛАВА VII. Сеньор временный губернатор

Падре Гаэте тщетно пытался ускорить свои шаги, чтобы войти в дом дона Фелипе Араны ранее начальника полиции, который, пройдя через двор, вошел в кабинет временного губернатора в то время, как почтенный падре Гаэте, имевший свои личные причины не желать разговора с министром в присутствии дона Бернардо Викторики, вошел в гостиную, где и рассыпался в приветствиях перед сеньорой доньей Паскуалитой Арана, простой, наивной, доброй дамой, ничего не понимавшей в политике и ставшей федералисткой только потому, что ее муж принадлежал к федералистам.

— Что нового, сеньор Викторика? — спросил министр, обменявшись приветствиями и делая дону Кандидо знак продолжать писать.

Достойный профессор, заметив начальника полиции, поспешил приветствовать его низкими поклонами.

— В городе — ничего, сеньор дон Фелипе, — отвечал Викторика, закуривая сигаретку и не обнаруживая ни малейших знаков почтения к его превосходительству временному губернатору.

— А что вы думаете о Лавале?

— Я?

— Да, что вы думаете о том, что он так близко от нас?

— Было бы лучше, если бы он пошел назад, сеньор дон Фелипе.

— Не предвидите ли вы, что этот человек поднимет всю страну?

— Он для этого и пришел сюда!

— Но что же худого мы ему сделали? Разве мы не позволяли ему спокойно жить в западном поясе, совсем ни в чем не стесняя его?

— Как вы думаете, такое поведение будет наказано Богом?

— Я этого не знаю, сеньор, но во всяком случае, предпочел бы, чтобы он был наказан людьми, так как Бог далеко, а Лаваль близко.

— Да, слишком даже близко. Знакомы ли вы с журналом его марша?

— Нет, сеньор.

— Скажите мне, дон Кандидо, вы сделали копию с маршевого журнала?

— Она готова, высокочтимый сеньор! — отвечал частный секретарь с глубокой почтительностью.

— Прочтите ее.

Дон Кандидо откинулся назад в своем кресле, поднес бумагу к своим глазам и прочел следующее:

Марш армии изменников и нечестивцев унитариев с одиннадцатого числа текущего месяца и пр. и пр.

— Вы видите, что делает этот человек! — произнес дон Фелипе, когда секретарь окончил свое чтение.