Степные разбойники - Эмар Густав. Страница 28

— Вожди моего племени выкурят трубку мира с моим братом и его товарищами.

После этого, сняв с себя головной убор, сделанный из шкуры антилопы, украшенной перьями, он собственноручно надел его на голову Красного Кедра.

— Особа моего брата теперь священна, — сказал он при этом, — пусть он следует за мною, он не подвергнется ни малейшему оскорблению.

Разбойники с тревогой следили за всеми перипетиями этого разговора. Не имея возможности слышать его за дальностью расстояния, отделявшего их от собеседников, они следили за всеми их жестами.

Когда они увидели, что Черный Кот надел свой головной убор на их товарища, они тотчас же подъехали, не дожидаясь даже, чтобы им дали знак приблизиться. Они знали, что с этого момента им нечего больше опасаться, что с ними, напротив, будут обращаться с почтительностью даже самые высшие вожди племени и что им будет оказано самое высокое внимание.

Странен и достоин замечания тот факт, характеризующий американское население, что самые дикие и жестокие племена индейцев обнаруживают величайшую почтительность к иностранцам, пожелавшим сесть у их очага.

Если даже гость этот убил кого-либо из членов семьи, оказавшей ему гостеприимство, и покрыт с ног до головы драгоценными вещами, он, несмотря на то, что явился один, может считать себя в полной безопасности. Никто не осмелится оскорбить его. Каждый, напротив, поспешит оказать ему всякие услуги и предоставить ему все, что может быть ему полезно или польстить ему. Но они не церемонясь убьют его же, убьют без всякого сожаления, если встретятся с ним впоследствии в прерии.

Вследствие этого апачи приняли разбойников с распростертыми объятиями. Их снабдили всем необходимым, и специально для них был сооружен вигвам.

Первой заботой Красного Кедра было расквитаться с Черным Котом и отдать ему все то, что он обещал. Вождь был в полном восторге, маленькие глазки его горели, как угольки. Он прыгал, жестикулировал и был вне себя от радости. Скваттер сделал ему такой щедрый подарок, какого он никак не мог ожидать. Поэтому он не отходил от своего нового друга и оказывал ему всевозможные знаки внимания.

Когда разбойники отдохнули и пообедали, Красный Кедр обратился к Черному Коту.

— Когда совет соберется, — сказал он ему, — я скажу вождям, где в настоящее время находится Сын Крови.

— Брату моему это известно? Так я пойду предупредить hachesto 22 , чтобы он созвал вождей в вигвам совета.

— Почему бы не зажечь костер совета здесь, вместо того, чтобы возвращаться в селение? Это было бы большой потерей времени.

— Брат мой прав, — ответил вождь.

Говоря это, он встал и тотчас же вышел из палатки.

Несколькими минутами спустя hachesto поднялся на небольшой холм и там изо всех сил стал дуть в боевую трубу, созывая на совет вождей своего племени. Через час все вожди племени собрались вокруг огня совета, зажженного в поле на небольшом расстоянии от вигвама, разбитого для белых.

В тот момент, когда Черный Кот встал с очевидным намерением сообщить вождям о цели собрания, послышался сильнейший шум, и почти тотчас же прибежал индеец с криком:

— Бизоны! Бизоны!

Другой индеец прибежал с противоположной стороны и стал кричать:

— Станапат! Станапат!

— Вот наши братья, — сказал Черный Кот. — Приготовимся их встретить.

Совет был прерван. Воины поспешно стали строиться в два многочисленных отряда и, выстроившись, отправились в две противоположные стороны, указанные индейцами-разведчиками. В то же время по склону одного холма стал стройными рядами спускаться отряд апачей. Их было человек пятьсот, отлично вооруженных и раскрашенных боевой краской. В то же время показался второй отряд приблизительно такой же численности. Он также шел в строгом порядке.

Как только индейские отряды увидали друг друга, пехота стала издавать воинственные крики, стрелять из ружей, размахивать копьями, тогда как кавалерия, мчась во весь дух, стала совершать самые странные эволюции: всадники то приближались один к другому, как бы для нападения, то кружились вокруг пехоты, шедшей, сохраняя полный порядок, выкрикивая и распевая во все горло, играя на дудках, стреляя из ружей в воздух и дуя в большие боевые трубы.

Вид этих воинов со свирепыми лицами, одетых в фантастические костюмы, украшенных скальпами врагов и перьями, развевавшимися на ветру, был действительно внушительным.

Когда все четыре отряда приблизились друг к другу на близкое расстояние, они остановились, и шум прекратился.

Тогда вперед вышли главные вожди, держа в руках тотемы, или знамена племени, к которому они принадлежали. За ними следовали носители великой священной трубки. Они набили ее табаком, зажгли и, поклонившись на четыре стороны, протянули чубук попеременно всем четырем вождям, не выпуская при этом трубки из рук.

Когда эта предварительная церемония была совершена, главный шаман племени Бизонов встал возле тотема, повернулся лицом к солнцу и заговорил.

— Источник света, — сказал он, обращаясь к солнцу, — ты, который оживляешь все в природе, являющийся представителем Великого Невидимого Духа, правящего созданным им миром, ты, создающий все в природе, взгляни на твоих детей. Они собрались сегодня, чтобы защищать свои селения и свои охотничьи земли, на которые беспрерывно несправедливо посягают люди, не имеющие родины, не признающие законов, люди, посланные духом зла. Улыбнись детям твоим, о солнце, и отдай им в руки скальпы их врагов! Сделай их победителями и прими дар, который подносит тебе самый горячий твой почитатель, чтобы ты был милостив к твоим сынам и чтобы ты сделал твоих детей апачей непобедимыми.

Произнеся эти слова, шаман взял маленький томагавк, висевший у него на поясе, и, положив свою руку на один из выступов скалы, одним взмахом отрубил себе кисть руки. Кровь ручьем хлынула из страшной раны, но шаман, внешне совершенно спокойный и невозмутимый, выпрямился, глаза его засверкали религиозным экстазом, и, размахивая во все стороны раненой рукой, он обрызгал кровью вождей, крича нечеловеческим голосом.

— Солнце, солнце! Отдай нам наших врагов, как я отдал тебе свою руку!