Сурикэ - Эмар Густав. Страница 23

— Само собой разумеется; но, чем бы ни кончились переговоры, я во всяком случае буду вам очень благодарен за прекрасный обед, — сказал Матье несколько принужденным тоном, казавшимся привычным ему. — Кушанье прекрасно приготовлено, я никогда не думал, чтобы можно было так хорошо пообедать в такой трущобе, как Луисбург.

— Вам нравится мой обед?

— Меня пришлось бы назвать чересчур разборчивым, если бы я остался недоволен им. Теперь мы дошли до десерта; не потолковать ли нам о нашем дельце между грушей и сыром.

— Отлично; только меня удивляет, что вы называете дельцем дело, которое дает вам 24000 ливров; ведь для многих это было бы целым состоянием.

— Да, для других, но не для меня; впрочем, все относительно; я обделываю дела и более важные. Вы видите, я говорю прямо, но я не могу еще ответить на ваше предложение, как великолепно оно вам ни кажется. Может случиться, что я спрошу с вас меньшую сумму, а может быть, потребую и больше; это зависит от того, каково дело.

— Мне действительно говорили, что вы человек совестливый.

— Хорошо; предположим, что некоторая личность должна умереть.

— Наверное, должны умереть несколько, по крайней мере, двое.

— Отлично; может быть, вы прибавите, что это девушка, женщина или дитя; это стоит очень дорого, особенно, если при этом надо нападать с вооруженной силой, грабить, поджечь дом.

— Может быть, и придется прибегнуть к таким мерам, но только в крайнем случае.

— Да я и предполагаю, что так, — сказал Матье хихикая, — это вне цены.

— Вы отказываетесь?

— Я никогда не отказываюсь, но желаю только ^указаний со всеми подробностями, чтобы избежать всякого недоразумения, которое может стоить жизни; к тому же жизнь некоторых лиц, смотря по их положению или знатности, стоит дороже жизни простых бедняков, вы понимаете это?

— Какие затруднения! — с досадой воскликнул Вольтижер.

— Вовсе нет; напротив, все окажется очень просто, когда вы мне прямо скажете, в чем дело; тогда я могу отвечать вам уверенно, вы увидите, что нам легко будет прийти к соглашению, если только вы не передумаете воспользоваться моими услугами, что, откровенно говоря, было бы мне весьма неприятно, так как несколько сот тысяч ливров пришлось бы мне весьма кстати.

— Пожалуй, слушайте.

— Не забудьте описать мне людей, с которыми я буду иметь дело; главное, назовите их имена и положение.

— А если вы откажетесь служить мне после того, как я скажу вам все?

— Это трудно предположить; но потрудитесь сказать мне, какую помощь я могу оказать вам, если не буду знать ничего и если вы не скажете мне имен.

Вольтижер, казалось, погрузился на несколько минут в размышления; затем он снова заговорил с легкой дрожью в голосе, происходившей, вероятно, от сильного волнения, которое он старался подавить.

— Действительно, вам необходимо знать имена лиц, с которыми я вас познакомлю, — сказал он. — Но берегитесь; когда я произнесу эти имена, вы будете волей-неволей связаны со мной.

— Я не разделяю вашего мнения; произнесение этих имен вызвано только необходимостью знать ваши условия: не называя имен, нельзя сообщать и подробностей.

— Вы точно прокурор.

— Я только логичен; вот все; этому вы не можете помешать, если вам не угодно, не говорите ничего, я вам откланяюсь, и делу конец.

— Нет, — сказал Вольтижер поспешно, — я вам сделал слишком много намеков для того, чтобы остановиться, лучше кончить.

— Как вам будет угодно; мне все равно.

— Выслушайте меня, это не долго.

— Пожалуй.

— Вы знаете Канаду?

— Я живу здесь более двадцати лет и знаю вдоль и поперек не только Канаду, но и Луизиану.

— Прекрасно; вы, вероятно, слыхали о некоем Шарле Лебо?..

— Парижском адвокате, довольно долгое время бывшем секретарем г-на Дореля.

— Да, о нем; что он делает теперь?

— Не знаю, я уже давно потерял его из виду.

— Как это?

— Вследствие дуэли с одним флотским офицером, имя которого я забыл, губернатор колонии приказал его арестовать; он бежал и с тех пор не появлялся более; известно только, что он бежал в саванны.

— Он, может быть, умер?

— Не думаю; я встречался с ним несколько раз на земле краснокожих, но очень может быть, что он уже убит в какой-нибудь схватке с индейцами.

— Разве нет возможности узнать что-нибудь о нем?

— Напротив, это очень легко, понадобится месяц, чтобы узнать, жив он или нет. А если он жив?..

— То его надо убить.

— Очень хорошо, перейдем к другим.

— В окрестностях Трех Рек, в двух выстрелах оттуда, есть дача, называемая Бельвю.

— Прелестный дом, принадлежащий Меренвилю, одному из самых богатых плантаторов Канады и Луизианы.

— Это возможно; мне нет дела до его состояния; но в руках господ Меренвиль находится ужасная тайна, которую мне необходимо отнять во что бы то ни стало…

— Без сомнения, это возможно, убив их, — глухим голосом сказал Матье.

В несколько минут этот человек вдруг совершенно изменился; крупные капли холодного пота выступили у него на висках, им овладело ужасное волнение; но он с неимоверным усилием подавлял его и старался сохранить беззаботный вид, который имел в минуту своего прихода.

Вольтижер был взволнован не менее своего гостя; он почти ужасался того, что должен был открыть этому невозмутимому человеку в маске, казавшемуся дьяволом, вышедшим из ада; он не замечал волнения Матье и говорил отрывистым, глухим голосом, вследствие чего его было весьма трудно понять.

— Да, они оба должны умереть.

— Это все? — холодно спросил Матье.

— Нет, есть еще женщина и девушка.

— Кто эта женщина?

— Вы бывали у индейцев?

— У гуронов или ирокезов? Я знаю их всех; я несколько месяцев провел с племенем одних индейцев, у которых жила белая женщина, француженка.

— А! — воскликнул Вольтижер, задыхаясь.

— Эта женщина скрывалась, и я никогда не мог узнать ее настоящего имени; у индейцев она известна только под прозвищем, которое они сами дали ей; ее звали…

— Свет Лесов, — проговорил Вольтижер сдавленным голосом.

— Да, именно Свет Лесов; вы, стало быть, знаете ее?

— Да, — отвечал Вольтижер так тихо, что Матье с трудом расслышал его.

— И эта женщина должна умереть?

— Непременно.

— Эта молодая женщина по временам, кажется, бывает не совсем в своем уме: жаль несчастную.

— Тем лучше; окажем ей услугу, избавив ее от жизни, которая ей, должно быть, уже давно в тягость.

— Как хотите. Это все?

— А вы забыли молодую девушку?

— В самом деле, — сказал Матье, выпивая залпом стакан воды. — Гм… если не ошибаюсь, вы осуждаете на смерть пять человек: двух мужчин и трех женщин; из них молодой девушке лет шестнадцать или семнадцать?

— Восемнадцать.

— А зовут ее?..

— Марта де Прэль.

— Но, говорят, она найденыш, принята из милости Меренвилем.

— Все равно она должна умереть.

— Хорошую бойню вы собираетесь произвести! Впрочем, это касается вас; мне нечего задумываться — это ваше дело.

— Вы отказываетесь? — с угрозой в голосе спросил Вольтижер. — Уж не вздумаете ли вы отступить после того, как я выдал вам свою тайну?

— Вовсе нет.

— Знайте, что я заставлю вас раскаяться, если вы обманете мое доверие; я не кто-нибудь, я слишком могуществен, чтобы бояться вас.

— Да что вы? Вы сражаетесь с ветряными мельницами. Ваша тайна останется известной только мне одному даже в том случае, если бы я отказался служить орудием вашей мести. Ведь это месть, не так ли?

— Одна из самых знатных французских фамилий заинтересована в том, чтобы эта ужасная тайна сошла в могилу вместе с теми людьми, которые ею обладают. Могу я рассчитывать на вас?

— Более чем когда-нибудь; только это будет вам стоить дорого.

— Все равно, лишь бы уничтожить ненавистную тайну! Это дамоклов меч, непрестанно висящий у меня над головой! Подобное существование убивает меня; пора положить конец! Если бы мне пришлось заплатить миллион, я отдал бы его с радостью, чтобы освободиться наконец от всех своих опасений.