Тайные чары великой Индии - Эмар Густав. Страница 32

— Ах, Боже мой! — воскликнул Линго очень серьезно.

— Все обстоит именно так, как я имею честь вам сообщать: может быть, прежде чем пройдет два часа, с наших черепов будет содрана кожа.

— Лейтенант, не шутите, пожалуйста; эта перспектива улыбается мне очень посредственно.

— Конечно, мой друг, философы должны ожидать всего; я повторяю вам, что наше положение далеко не завидное и приятное: я вспомнил о вас, потому что я знаю вас за доброго малого, который, если захочет, может отважиться на смелое предприятие.

— Что касается этого, лейтенант, то вы знаете, что я во всем готов слушаться вас; что нужно делать?

— Мне помогать очень просто. Рамирес известил меня, что индейцы должны напасть на нас в эту ночь. Правда ли это, ложные ли слухи, я не могу еще ничего сказать, только я думаю, что лучше всего готовиться ко всему и быть настороже.

— Черт возьми! Я думаю то же, лейтенант.

Двое этих людей исполняли свои роли с таким совершенством, что вполне обманывали друг друга.

— Уже около полуночи, через полчаса разбудят наших людей. Так как очень возможно, что на нас нападут спереди и сзади, то мы разделим наш отряд на два. Вы примите начальство над одним, а я над другим; согласны вы с этим?

— Совершенно.

— Какой же пост вы предпочтете для себя?

— О, какой вы пожелаете, — сказал Линго, — я не принимаю в расчет свое самолюбие.

— Это все равно, говорите смелее, я постараюсь вас удовлетворить.

— Хорошо, лейтенант, если вам это все равно, я стану во главе арьергарда.

— Вам не страшно, мой добрый малый, ведь это самый гибельный пост?

— Я хочу вас уверить, лейтенант, что вы ошиблись на мой счет.

— Итак, вы подвергнетесь большой опасности, — отвечал Блю-Девиль с выражением самой едкой иронии, которая, против желания, покоробила бандита. — Я вас уверяю, что нисколько не ошибся на ваш счет и знаю отлично, чего держаться относительно вас; будьте покойны, я не замедлю отдать вам справедливость.

— Благодарю вас, лейтенант, честный человек не нуждается в награждении за хорошее исполнение своей обязанности, — отвечал бандит с притворным видом.

— Все равно, итак, я могу рассчитывать на вас?

— Я даю вам в этом слово.

— Согласен; наблюдайте только хорошенько.

— О, не опасайтесь.

Два человека расстались, очень довольные один другим, по крайней мере с виду.

Линго попросил дать ему начальство над арьергардом, потому что с этой стороны была расположена хижина донны Розарио, а с этой стороны, как он видел, Блю-Девиль покинул лагерь.

Мы уже рассказали, каким образом индейцы были встречены эмигрантами.

Эта встреча, мы сказали также, заставила призадуматься Валентина Гиллуа.

Между тем, после нескольких минут размышления, воины решились произвести новую атаку.

Блю-Девиль воспользовался этими минутами спокойствия, чтобы увериться, что делает Линго.

Бандит исчез.

При первых выстрелах он бросился в хижину донны Розарио, и ему достаточно было одного взгляда, чтобы убедиться в том, что он проведен лейтенантом.

Тогда он перескочил через укрепления и, рискуя быть изрубленным индейцами, очертя голову пустился по дорожке и успел, благодаря неслыханной смелости, пробиться сквозь ряды воинов.

В эту же минуту началась вторая атака.

На этот раз эмигранты сопротивлялись тихо индейцам, которым удалось перескочить через возвышение и проникнуть в лагерь.

Ужасный крик раздался снаружи.

Это был капитан Кильд, который приближался во главе последних из своих людей и напал на индейцев сзади.

Завязалась упорная борьба.

Но эмигранты потеряли бодрость и не могли оказать серьезного сопротивления.

Их поражение было совершенно полным; они бросились бежать по всем направлениям.

Капитан Кильд, сражавшийся очень храбро, признавая сумасшествием дальнейшее сопротивление, дал сигнал к отступлению и удалился стремглав в сопровождении двадцати всадников, оставшихся в живых из всего многочисленного его отряда.

Индейцы, обрадованные и ошеломленные успехом, позволили капитану удалиться, не желая овладеть им.

Воины Кроу в точности сдержали слово, данное Валентину Гиллуа.

Женщины и дети были христианским образом избавлены от насилия.

Валентин и Бенито Рамирес искали с лихорадочной тревогой донну Розарио посреди этих несчастных созданий, потерявших рассудок от страха, которые, принимая их за врагов, бросались перед ними на колени, моля их о сострадании к ним, как вдруг Блю-Девиль, который покинул лагерь после первого нападения, появился между ними.

Он был бледен, совсем уничтожен; его блуждающие глаза блестели безумно.

Заметив его, оба товарища подбежали к нему.

— Что же? — спросили они, — донна Розарио? Где она?

— Пропала! — вскричал он, — исчезла! уведена!

Оба человека остановились как вкопанные.

— О, мы ее отыщем! — воскликнули они.

И, оставив лагерь индейцам, они направились в сопровождении многих из своих спутников и Блю-Девиля к тому месту, где тот оставил двух молодых девушек.

Напрасно охотники предавались самым деятельным поискам.

Донна Розарио, мисс Гарриэта, Пелон и Бловн, доверенное лицо лейтенанта, исчезли, не оставив никаких следов.

Самые мулы, так же как и лошадь Блю-Девиля, были сведены.

Кто же исполнил это смелое предприятие? Кем были уведены молодые девушки?

Глава IX. Каким образом Павлет открывает след и что происходит от этого

Вильям Павлет, охотник, на которого Валентин Гиллуа возложил деликатное поручение с двумя своими товарищами проводить донну Долорес де Кастелар и дона Пабло Гидальго до первых американских учреждений, исполнил это поручение со всем знанием и преданностью, которые Валентин, знавший его с давних пор, мог ожидать от него.

Путешествие, немного замедлявшееся сначала маловажными случаями, окончилось при самых благоприятных условиях; путешественники не были ни разу обеспокоены ни пограничными бродягами, бандитами, не имеющими ни веры, ни нравственности, которыми изобилуют окрестности жилищ, ни краснокожими, разбойниками не менее опасными, наконец, никакими дикими животными, которых встречается много в Скалистых горах.

Павлет, казалось, владел безошибочным инстинктом на далеком расстоянии чуять приближение врага и избегать его.

Один только серый медведь, появившись внезапно перед лицом путешественников, выказал покушение загородить им дорогу.

Страшное животное дорого поплатилось за эту злополучную фантазию.

Павлет, к большой радости донны Долорес, убил его и завладел великолепной кожей, так что совершил в некотором роде выгодное дело.

Северная Америка имеет ту особенность, что в ней внезапно, без всякой постепенности, переходишь от полнейшего варварства к самой утонченной цивилизации.

Середины нет, она не может существовать у народа, который находится в состоянии зарождения.

Едва перешли вы границу, как с одной стороны, позади, на расстоянии выстрела, вы видите пустыню со всеми ее величественными ужасами, а с другой стороны вы окружены полнейшей цивилизацией.

Город Форт-Снеллинг, куда вступили наши путешественники через четыре дня после того как оставили Валентина Гиллуа, был двадцать лет тому назад простым складочным местом товаров, теперь же это хорошо построенный город, освещенный газом, заключающий в себе все утонченности самой изысканной роскоши и имеющий огромное торговое значение, которое простирается до самой Европы.

Первой заботой дона Пабло по прибытии в Форт-Снеллинг было остановиться со своей невестой в первой гостинице города; отдохнув и переменив платье, потому что то, которое он носил до сих пор, превосходное для путешествия в лугах, не согласовалось более со средой, в которую он был поставлен, он попросил Павлета отвести его к банкиру, к которому Валентин Гиллуа дал ему письмо.

Пройдя несколько великолепных контор, где занималось множество чиновников, дон Гидальго был введен к самому банкиру.