Тунеядцы Нового Моста - Эмар Густав. Страница 27

— Да и сам не знаю; так себе, только чтобы подраться.

— A propos 13, не пойдем ли вместе завтракать?

— С удовольствием.

— Представь себе, я обнаружил чудесное заведение в двух шагах отсюда, на Тиктонской улице.

— А! Знаю! Это «Единорог». Там хорошо.

— Да ты все хорошие места знаешь, кажется?

— Dame! Это ведь немножко моя специальность. Ну, идем!

Они встали, взяли шляпы и надели плащи, как вдруг вошел Лабрюйер и сказал шепотом несколько слов графу. Тот вздрогнул и не мог сдержать удивленного восклицания.

— Что такое? — спросил де Местра.

— Ничего, или, вернее, очень много; я должен остаться. Завтракай один.

— А! Понимаю; до свидания, сегодня вечером в «Клинке шпаги»!

— Хорошо.

Шевалье ушел, заглядывая по дороге в каждый темный угол комнат, по которым проходил. Но Лабрюйер был слишком осторожен. Шевалье ничего не увидел.

— Наверное, женщина, — подумал он, спускаясь с лестницы. — Но которая?.. Ба! Вечером он мне скажет.

Не успел шевалье де Местра уйти, как в стене что-то слегка щелкнуло, отворилась тихонько потайная дверь, и вошла дама. В одну минуту скинув маску и плащ, она бросилась в объятия графа.

Это была Диана де Сент-Ирем.

Брат и сестра нежно любили друг друга. Они были сироты и не имели ни семьи, ни родных.

— Ах, Диана! Моя добрая Диана! — вскричал граф, прижимая ее к груди и отвечая горячими ласками на ее ласки. — Какой прелестный сюрприз! Как я рад тебя видеть! Мы так давно не виделись!

— Так ты доволен?..

— В восхищении. Тебе удалось вырваться из этого вороньего гнезда?

— Не говори о них дурно, Жак; это ведь будет источник нашего богатства.

— Дай-то Бог! Впрочем, я знаю, они к тебе очень хороши. Долго ты у меня посидишь?

— Часа три-четыре; я спешу — к обеду надо быть дома.

— Мало!

— Что делать! Нельзя больше; но я тебя, кажется, стесняю?

— Меня? Нисколько.

— Ты собирался куда-то?

— Да, завтракать; но — sang Dieu! — ты ко мне приехала, сестрица, и я остаюсь; мы позавтракаем здесь вдвоем.

— Хорошо, тем более что мне надо с тобой поговорить.

— Отлично. Лабрюйер!

Слуга был, вероятно, недалеко, потому что сейчас же явился.

— Самый лучший легкий завтрак и тонкие вина! У меня в гостях сестра! — приказал граф, бросив ему несколько пистолей.

Слуга подхватил их налету и быстро выбежал из комнаты.

— Ого! Да ты богат? — заметила, улыбаясь, девушка.

— Счастливый случай, милая, в карты выиграл.

— Тем лучше! А вот тебе еще на разные разности.

Она положила ему в руку кошелек с деньгами, которые взяла у графини.

— Э! Что это такое? — весело воскликнул он. — Никогда у меня не было столько денег. О! Да тут по крайней мере пятьсот пистолей?

— Не знаю, братец, я не считала.

— Скажи, пожалуйста! Милая, да ты клад, что ли, нашла? Ты ведь откроешь, где, а?

— Это от тебя зависит, братец.

— Так дело в шляпе, Диана!

— Тебе очень хочется быть богатым?

— Душу бы отдал за это!

— Ну, хорошо! Значит, мы с тобой сговоримся.

— Да ведь между нами разногласия никогда, кажется, не бывает.

— Правда; однако идет Лабрюйер, спрячь кошелек.

— Да, ему не надо знать, что я богат.

Заперев деньги в комод, он положил ключ к себе в карман.

— Ну, а что Магом? Ты им по-прежнему довольна?

— Да, он очень предан мне.

— Прекрасно.

Вошел Лабрюйер, а за ним два мальчика с блюдами и бутылками.

Стол был живо накрыт.

— Остались еще у тебя деньги? — спросил граф.

— Нет, господин граф, я все издержал, — поспешно отвечал Лабрюйер.

— Вот тебе два пистоля. Там внизу Магом; ступайте завтракать в трактир напротив, да сядьте так, чтоб я мог видеть вас из окна и позвать, если понадобится.

— Слушаю, господин граф, — сказал слуга, с радостью положив деньги в карман.

— Вот еще два пистоля, — добавила Диана, — выпейте за мое здоровье; а главное, скажите Магому, что бы он покормил мула.

— Графиня, можете быть спокойны, — заверил ее, почтительно кланяясь, слуга.

— Ну, проваливай, дуралей, с глаз долой!

— Сию минуту! — воскликнул Лабрюйер и веселым прыжком очутился за дверью.

— А мы, сестрица, за стол! Sang Dieu! Я умираю с голоду, а ты?

— И я тоже; дорога придала мне аппетита.

Они весело принялись за завтрак. Лабрюйер добросовестно исполнил поручение: он истратил почти все деньги; завтрак был отличный, вина превосходные.

Сначала Диана и Жак больше молчали, изредка только похваливая блюда и вина; но когда они немножко утолили голод, разговор сделался оживленнее.

Граф слишком хорошо знал сестру, чтобы подумать, будто она, несмотря на всю свою дружбу к нему, проехала больше трех миль единственно ради удовольствия позавтракать с ним; поэтому он нетерпеливо ждал, что она скажет.

И девушке не меньше хотелось скорей приступить к цели визита.

— Ну, Жак, — обратилась Диана к брату, отодвигая тарелку, — ты говорил, что душу бы отдал за богатство?

— Да, сестрица; а ты сказала, что это от меня зависит.

— И опять то же скажу.

— Объясни, пожалуйста, каким образом?

— Жак, занимаешься ты иногда политикой?

— Я! А ты, сестричка?

— На досуге.

— Ну, а я так ни капли.

— Говори совершенно откровенно; я ведь предложу тебе союз.

— Говори по чистой совести, Диана, я принимаю заранее твои условия. Все, что ты скажешь, я сделаю беспрекословно.

— Не будешь ни минуты колебаться?

— Не буду!

— Клянешься?

— Клянусь своим именем и нашей дружбой, Диана!

— Вот моя рука.

— Вот моя.

— Хорошо, я верю. Теперь я тебе клянусь, брат, что дело или удастся нам, или мы, проиграв его, лишимся жизни.

— Лишимся жизни — пустяки, а удача — все! Но что же это нам может удаться?

— Быть богатыми, осыпанными почестями, возбуждать общую зависть.

— Отлично сказано, продолжай, сестрица, ты напоминаешь героиню древности.

— И мне, признаюсь, надоела жалкая жизнь, которую я веду; мне во что бы то ни стало хочется покончить с ней.

— Я тебе помогу всеми силами, будь спокойна.

— Хорошо! Ты за кого — за короля или за королеву?

— Я за графа Жака де Сент-Ирема и его сестру; а ты?

— И я тоже. Так ты не сочувствуешь ни одной партии?

— Ни одной.

— Отлично! А относительно религии ты за кого, за протестантов или за католиков?

— И до тех и до других мне нет никакого дела. У меня один Бог — золото!

— Превосходно! Слушай же теперь внимательно; я дошла до главного. Политическое положение у нас следующее. Король, стоящий всей душой за Люиня, который терпеть не может королеву-мать, всеми силами старается вырваться из-под ее опеки и удалить ее от управления государством. Королева, в свою очередь, терпеть не может Люиня, презирает сына и всячески хочет сохранить власть. Следовательно, между партиями идет ожесточенная борьба, которая могла бы продлиться еще долго, если бы королева-мать не заручилась уже несколько месяцев тому назад сильным помощником.

— О ком ты говоришь?

— О епископе Люсонском, Армане Ришелье, которого она сделала членом совета.

— Да, да, я слышал об этом человеке, о нем говорят мало хорошего; он из мелких дворян, интриган и очень честолюбив.

— Да, но все судят о нем ошибочно. Помни, Жак, что я тебе скажу: этот человек — гигант; все, кто будет за него, неизмеримо высоко поднимутся; те же, которые попробуют загородить ему дорогу, неминуемо погибнут!

— Sang Dieu! Это серьезно, сестрица; но откуда ты знаешь такие вещи?

— Что тебе за дело, если я их знаю и говорю правду? — с лукавой улыбкой сказала она.

— Конечно; виноват, продолжай, Диана.

— Арман Ришелье, который через полгода будет кардиналом, не стоит ни за Люиня, ни за короля, ни за королеву.

— Ба! А за кого же?

— Да как и мы — за себя самого.

вернуться

13

Кстати (лат.).