Вождь Сожженных лесов - Эмар Густав. Страница 9

Гарриэта Дюмбар сидела на табурете около своей госпожи.

Донна Розарио встретила капитана с очаровательной улыбкой и протянула ему руку.

Грифитс почтительно наклонился к этой маленькой, изящной ручке, слегка коснувшись ее своими губами.

— Благодарю вас, — сказала она с некоторым смущением, — благодарю за услугу, которую вы мне оказали, капитан.

— Прошу вас, сеньора, — отвечал Грифитс, — считать меня одним из самых покорных и преданнейших слуг ваших; я ожидаю от вас новых приказаний.

— Прежде чем просить вас о новой услуге, капитан, — отвечала она, — я считаю своим долгом сказать вам, кто я такая, и познакомить вас с личностью, которой вы спасли жизнь. Милая Гарриэта, подайте стул капитану.

Молодая девушка поспешила исполнить ее просьбу, но Пелон предупредил ее, схватив табурет и подавая его капитану.

— Увы! — сказал Грифитс с печальной улыбкой, — я знаю вашу историю, она походит на историю многих несчастных, преследуемых судьбою, как вы, мадам; поведение капитана Кильда давно уж обратило на себя всеобщее внимание; всем в этой местности известно отвратительное ремесло его. Он вас, вероятно, похитил из вашего семейства, насильно принудил следовать за ним с целью продать мормонам, но, слава Богу, его низкий замысел не удался! Теперь вы свободны и находитесь в безопасности от ваших преследователей.

— Увы! — отвечала донна Розарио с печальной улыбкой, — капитан Кильд не так виноват, как вы думаете, потому что я была ему продана.

— Что вы хотите этим сказать, мадам?

— Вот в нескольких словах моя грустная история, капитан. Я родилась далеко отсюда, в самом конце Южной Америки, в Чили. Мой отец был французский дворянин и принадлежал к одному из самых древних родов своей страны. Мать моя была американка и происходила от одного из лучших семейств в Чили. Я и брат мой жили в доме наших родителей, которых мы боготворили. Один из наших родственников, смертельный враг отца моего, напал однажды на нашу асиенду вместе с индейцами Ароканами. Дикие сожгли асиенду и убили моего отца и мать. Бесчеловечный наш родственник взял меня и брата с собою и отвез нас в Новый Орлеан. Итак, мы расстались с Чили, с нашей милой родиной! Спустя некоторое время он снова посадил нас на корабль и перевез в Бразилию. Не знаю, вследствие каких причин наш родственник скоро взял нас из Бразилии и возвратил в Новый Орлеан. По возвращении нашем туда этот бесчувственный человек разлучил меня с братом. Я не знаю, где теперь брат мой!.. бедный брат! он был так прекрасен, такой искренний и так любил меня!

— Он умер?

— Увы! Я ничего не знаю, я не видела его более никогда, после нашей разлуки я не получала никаких о нем известий.

— Он, без сомнения, почти одних лет с вами, сеньорита?

— Да, почти, но он немного старше меня; если он еще жив, на что в глубине моего сердца сохранилась еще надежда, то ему должно быть около двадцати одного года; он был красив, высокого роста, хорошо образован и бесконечно добр!.. бедный Луи!

Донна Розарио замолкла и тихо плакала, закрыв лицо руками.

— Не унывайте, сеньорита, — сказал капитан после некоторого молчания, — ваш брат, наверно, жив еще и возвратится к вам. Бог милостив, надейтесь на Него!

— Благодарю вас, сеньор, за ваши утешения, — отвечала она, поднимая голову и вытирая слезы, медленно катившиеся по ее бледным щекам. — Мы остались одни, круглыми сиротами, без всякой опоры; но у нас была святая любовь друг к другу, которую Бог вселил в наши страждущие сердца для того, чтобы мы могли утешать один другого и мужественно, без ропота переносить несправедливые удары судьбы.

Увы! Теперь я одна! Нет уж более моего друга, моей опоры! Слух мой не лелеет более его нежный, сладкий голос, который беспрестанно повторял мне: «Не унывай, бедная сестра моя! Настанет наконец минута, когда судьба утомится преследовать нас, справедливость восторжествует, и мы будем счастливы!» Теперь я одна, совершенно одна! Но нет, у меня есть еще два друга, которые преданы мне, не оставляли и не оставят ни за что и никогда!

— Что же с вами случилось, сеньорита, после того как вас разлучили с вашим братом? — спросил капитан.

— Недостойный наш родственник, который не переставал быть нашим палачом, желая воспользоваться нашим громадным состоянием, поместил меня в Новом Орлеане в девичий пансион, где я пробыла несколько месяцев. Это короткое время было для меня отдыхом после долгих и беспрерывных страданий. Я была любима своими подругами; лица же, которым был вверен присмотр за мною, окружили меня всевозможным вниманием, так что если бы я могла забыть свое горе, то была бы совершенно счастлива. Но увы! это было невозможно. Между тем, скрывая свою скорбь в глубине сердца, я невольно стала сосредоточиваться в самой себе, предаваясь часто в уединении мечтаниям. Но ненавистный мой родственник не упускал меня из виду. Однажды, гуляя со своими подругами в окрестностях города, я с умыслом отстала от них, чтобы несколько отдалиться от их беззаботного смеха и веселых игр, и погрузилась в свои думы. Вдруг я неожиданно была схвачена, в то же время покрывало упало мне на лицо, меня грубо взвалили на плечи, и я потеряла сознание. Когда я очнулась, то увидела себя в повозке, запряженной одною лошадью, которая везла нас полной рысью через густой лес. Я была во власти капитана Кильда.

— Вы говорили мне, сеньорита, о двух друзьях ваших, которые так преданы вам; неужели они не могли ничего сделать для вас?

— О, капитан, они слишком много сделали для меня. После моего похищения они беспрестанно искали меня и успели подослать в лагерь капитана Кильда людей своих, которым я вполне могла довериться. Один из этих людей лейтенант самого капитана.

— Блю-Девиль! — воскликнул Грифитс с величайшим изумлением.

— Да, — отвечала донна Розарио с обворожительной улыбкой, — а другой — мексиканский охотник, который служит путеводителем каравана, Бенито Рамирес.

— Знаменитый лесной скороход?

— Да, сеньор.

— Странно! А эти два друга, о которых вы говорите, сеньорита, очень могущественны?

— Не знаю, сеньор; мне известно только то, что эти люди безгранично мне преданы.

— Можете ли вы мне сказать имена этих людей, сеньорита?

— Конечно, капитан; один из них близкий родственник моей матери, который видел нас с братом еще в детстве; он очень богат и не задумается посвятить себя нашему спасению; его имя дон Грегорио Перальта.

— Я не знаю этого имени, сеньорита, — отвечал Грифитс в задумчивости, — а другой?

— Другой — француз, молочный брат моего отца, его старый друг, который был безгранично предан ему и который теперь дорожит его памятью, — это скиталец лесов; его зовут Валентином Гиллуа.

— Валентин Гиллуа? — вскричал капитан, невольно вспыхнув от такой неожиданности.

— Вы его знаете? — спросила донна Розарио, внезапно выпрямляясь на своей кровати.

— Только понаслышке, сеньорита; я никогда не имел чести с ним встретиться. О! Если у вас такой друг, как знаменитый Искатель следов, то вам, сеньорита, совершенно нечего бояться капитана Кильда.

— Я еще вчера так думала; желание освободить меня было единственной причиной того, что Валентин Гиллуа со своими охотниками и индейцами напал на лагерь. Все уж было приготовлено к моему бегству.

— Но подоспел этот мерзавец Браун?

— Да, сеньор; без вас я бы погибла.

— О! Теперь вам совершенно нечего бояться.

— Я это знаю и благодарю вас. Но смотрите, капитан, ведь я неблагодарна.

— Вы, сеньорита?

— Да, я говорила вам только о двух моих друзьях, между тем как забыла о третьем, быть может, более всех преданном мне, — это вождь индейцев.

— Друг и названный брат Валентина Гиллуа? — перебил ее капитан, — Курумилла, не так ли, сеньорита?

— Да, капитан; я уверена, что этот человек более двух остальных заботился о моем освобождении, и я забыла его. Это дурно с моей стороны!

— Что же вы намерены теперь делать, сеньорита?

— Я хотела бы уведомить моих друзей, которые, без сомнения, в страшном отчаянии от моего внезапного исчезновения. Я хотела бы уведомить их обо всем происшедшем и, сообщив им об услуге, которую вы мне оказали, дать им знать, где и под чьим покровительством я нахожусь в настоящую минуту. Я приготовила утром, когда встала, письмо, которое желала бы отправить к Валентину Гиллуа как можно скорее.