Золотая лихорадка - Эмар Густав. Страница 69

Генерал ввел графа в свой рабочий кабинет и, указав ему на кресло, сам сел напротив. С минуту в комнате царило молчание; оба собеседника наблюдали друг за другом. Переступив порог кабинета, они отбросили напускную веселость, и на их лицах появилось серьезное и задумчивое выражение, более соответствующее тем важным вопросам, которые им придется обсуждать.

— Я жду, senor conde, — проговорил наконец генерал, — соблаговолите сказать мне, что вам угодно?

— Я не знаю, говорить ли мне, генерал, — отвечал дон Луи.

— Вы не знаете? Но почему же, позвольте вас спросить, граф?

— Да потому, что при этом я должен буду затронуть такие вопросы, что мне даже страшно приступать к ним.

Генерал не понял истинного смысла слов графа, поэтому не мог оценить поступок дона Луи, колебавшегося, стоит ли начинать этот щекотливый разговор.

— Вы можете говорить со мной совершенно откровенно, — возразил он, — здесь никто не услышит нас. Я принял все необходимые меры для того, чтобы все, что бы ни говорилось в этом кабинете, оставалось в его стенах. Поэтому еще раз повторяю вам, что здесь вам стесняться нечего и вы можете говорить вполне откровенно.

— Хорошо, пусть будет по-вашему, раз вы сами этого желаете, — отвечал граф, — впрочем, так будет, пожалуй, лучше всего. Я, по крайней мере, буду знать, чего мне бояться и на что можно будет надеяться.

— Вы можете вполне рассчитывать на меня, — заметил вкрадчиво генерал, — я не желаю вам зла, напротив, хочу быть полезным, хочу иметь случай оказать вам услугу и, чтобы доказать на деле, что говорю правду, объявляю, что ваша судьба всецело зависит только от вас одного и успех или гибель вашего предприятия находится в ваших собственных руках.

— Если это на самом деле так, генерал, то разговор наш действительно не затянется. Но сперва позвольте изложить вам причины, заставившие меня просить у вас аудиенции, чтобы ясно осветить мое положение.

— Говорите.

— Во-первых, позвольте мне обратиться к вам со следующим вопросом: известны ли вам подробные условия моего договора с мексиканским правительством?

— Я все отлично знаю, граф, потому что у меня есть копия с этого договора.

Дон Луи вздрогнул от удивления.

— Это нисколько не должно удивлять вас, — продолжал генерал, — вспомните о том, что произошло в Мехико… Вспомните, каким образом удалось вам устранить массу всевозможных препятствий при представлении договора на утверждение президенту республики. Вам оказало тогда помощь одно влиятельное лицо, имя которого осталось для вас тайной.

— Да, вы правы, генерал.

— Этим человеком — теперь я могу сказать вам это — был я.

— Вы, генерал?

— Да, я. Затем вспомните, что, когда все было окончено, я первый записался в число ваших акционеров и сделал денежный взнос.

— Все это совершенно верно, и вот потому-то мне становится еще менее понятным странное положение, в котором я очутился.

— Каким же образом?

— Извините, генерал, я, может быть, слишком откровенно высказываю все, что накопилось у меня на душе.

— Пожалуйста, не церемоньтесь, граф, мы ведь и пришли сюда именно затем, чтобы говорить одну правду.

— Дело в том, что со времени моего прибытия в Гуаймас ваше поведение совершенно не понятно для меня.

— Вы шутите! Я нахожу его вполне естественным.

— Однако мне кажется…

— Скажите, пожалуйста, что находите вы необычного в моем поведении?

— Да все!

— Прошу вас говорить определеннее!

— Это именно я и хочу сделать.

— Увидим.

— Нужно ли рассказывать все с самого начала?

— Превосходно. Начинайте сначала.

— Поскольку у вас имеется копия договора, вы знаете, что я должен пробыть в Гуаймасе только строго ограниченный срок, чтобы дать обществу время наметить маршрут и заготовить провиант для людей и фураж для скота?

— Да.

— А между тем меня держат в Гуаймасе уже почти две недели, и все это делается под разными предлогами, один нелепее другого. Я прекрасно понимаю, насколько такое невольное бездействие может оказаться пагубным для моих людей. Я посылаю запрос за запросом начальнику порта и вам, но мне сообщают, что мои письма почему-то не дошли по назначению.

— Продолжайте.

— Тем временем я все-таки успеваю получить пропуск для следования к месту нахождения прииска и хочу уже отдать приказание готовиться к выступлению, как вдруг получаю от вас, генерал, бумагу, которая мне предписывает не выступать из Гуаймаса.

— Все это верно. Продолжайте.

Граф Луи, сбитый с толку наглостью своего собеседника, лицо которого оставалось таким же спокойным и голос звучал так же твердо, чувствовал, как кровь невольно закипает у него в жилах.

— Признаюсь, я совершенно не понимаю вас.

— Не может быть!

— Клянусь честью! И самым откровенным образом прошу объяснить мне, что происходит, потому что, уверяю вас, я брожу как в потемках и просто-напросто начинаю теряться!

— А между тем все зависит только от вас.

— Черт возьми! Да вы прямо издеваетесь надо мной, генерал!

— Никоим образом.

— Но послушайте! С разрешения вашего правительства я являюсь в Сонору, чтобы приступить к разработке приисков. Вы сами только что говорили, что исключительно благодаря вашему содействию контракт со мной был подписан. Я верю вашему правительству, снаряжаю экспедицию, приезжаю сюда, а мои компаньоны, и вы первый, отворачиваются от меня и обращаются со мной не как со своим другом, представителем их интересов, а как с обыкновенным флибустьером.

— О, граф, вы заходите слишком далеко!

— Клянусь честью, генерал, подобные вещи возможны только в Мексике.

— Нисколько, граф, вы глубоко заблуждаетесь. Здесь ровно никто не хочет вам вредить, напротив.

— Однако до сих пор вы, один из самых влиятельных акционеров общества, заинтересованный в наших делах более, чем кто-либо, человек, который по занимаемому им высокому посту обязан был бы оказать нам действенную помощь, — пользуетесь своей властью только для того, чтобы тормозить наши дела и всячески вредить нам.

— О граф, какие вы, однако, употребляете сильные выражения!