Врата Мёртвого Дома - Эриксон Стивен. Страница 122

Капрал Лист скакал бок о бок с Антилопой в немом оцепенении, его плечи ссутулились, а голова упала на грудь. У историка создалось впечатление, что юноша за несколько дней сильно постарел.

А окружающее их войско все больше и больше приходило в упадок. «Мы ковыляем по самому краю пропасти, которая порой становится не видна. Нас постепенно уничтожают, однако до сих пор еще не удалось сломить ни одного воина. Бесконечное движение прерывается только на отдых, когда на закате несколько горнов возвещают о завершении дневного перехода. На какое-то мгновение все замирают. Пыль оседает, а люди продолжают пребывать в тупом недоумении: неужели прошел еще один день, а они до сих пор остались живы?»

Историк подошел к лагерю беженцев и начал пробираться между бесчисленными рядами палаток, навесов и покрытых пологом повозок. Все, что видели его глаза, он воспринимал с упрямой отрешенностью. «Историк, который должен был стать только очевидцем происходящего, до сих пор полагает, что ему удастся выжить. Осталось только описать детали событий на пергаменте, пребывая в хрупкой надежде, что истина – величайшая человеческая ценность. Эта повесть станет хорошим уроком будущим поколениям. Хрупкая надежда? Нет, это откровенная ложь и огромное заблуждение. Об этом уроке истории никогда никто не узнает».

А дети продолжали погибать. Они корчились, прижимаясь к груди своих матерей, и смотрели на них так, будто те же самые матери высасывают из них последние жизненные соки. «Подобно свету масляной лампы, который, моргая, начинал все больше тускнеть. Наконец наступает тот момент, когда детские сердца теряют всякую надежду на избавление, они в последний раз вздрагивают, а затем останавливаются в немом изумлении… причем только для того, чтобы никогда уже не забиться вновь». Эти мысли отзывались ужасной болью в душах живых… Ярость от подобной несправедливости была всепоглощающей.

Стараясь не обращать внимания на материнские слезы, историк двинулся дальше. Перемазанный пылью, потом и кровью, Антилопа стал походить на призрака – отверженного наблюдателя… Он перестал посещать ночные собрания у Колтайна, несмотря на непосредственные приказы об обратном. Сопровождаемый только Листом, он скакал вместе с виканами по флангам и с тыла, наблюдал за Седьмыми, верноподданными хиссари, моряками, саперами, знатью и грязной кровью – именно так называли себя бедняки.

В течение всего путешествия Антилопа старался практически не разговаривать; его повсеместное присутствие стало вполне обыденным явлением, что позволяло окружающим не задумываться о наличии постороннего человека и не скрывать от него свои мысли. Несмотря на всеобщее отчаянье, у солдат хватало энергии на то, чтобы поделиться друг с другом своими собственными соображениями.

– Колтайн – это действительно демон, злая шутка Лейсин, сыгранная над каждым из нас. Он находится в союзе с Камистом Рело и Ша'икой, а восстание представляет собой не более чем тщательно спланированную шараду, основанную на том, что Худ прибыл сюда для порабощения мира живых. Мы преклоняемся своему худощавому покровителю, а вместо того проливаем кровь за Лейсин, Ша'ика, которые скоро станут в ряд с другими скрытыми героями.

– Худ обнаружил себя в огромной туче летающих ночных бабочек, он демонстрирует свой лик вновь и вновь… С каждым закатом бледнеющее небо все ярче вырисовывает его злобную ухмылку.

– А викане заключили договор с духами земли. Мы здесь находимся только ради того, чтобы через некоторое время удобрить почву…

– Ты выбрал неправильный путь, друг. Мы веселим богиню Вихря – только и всего. Мы станем дурным примером, который будет передаваться из поколения в поколение.

– Совет знати начал поедать детей.

– Где ты услышал об этом?

– Кто-то наткнулся на грязный пир прошлой ночью. Совет воздает мольбу старшим богам во имя того, чтобы не потерять своей упитанности…

– Для чего?

– Чтобы быть толстыми, я сказал. Это сущая правда. Поэтому бесчувственные духи бродят ночами по лагерю и собирают мертвых, а также погибающих детей, особенно тех, кто посочнее… Они не жалеют никого.

– Да ты сошел с ума…

– Нет, это правда, друг! Я собственными глазами видел этим утром обглоданные кости – огромную кучу… Среди них не было черепов, однако они были очень похожи на человеческие, только слишком маленькие… Ты бы, наверное, не отказался от жареного ребенка прямо сейчас, правда? Это гораздо лучше, чем полчашки какого-то густого месива, которое мы получаем в последние дни.

– Я слышал, что армия Арена всего в одном дне пути от нас, а возглавляет ее сам Пормквал. Кроме того, под его предводительством находится целый легион духов…

– Ша'ика мертва – ты, наверняка, слышал, как об этом завывали семки прошлой ночью. А сейчас они носят на себе густую золу, подобно второй коже. Кто-то среди Седьмых сказал мне, что прошлой ночью в засаде у пересохшего колодца он встретился лицом к лицу с одним из них. Глаза семка. по его словам, представляли собой две огромные дыры, подобно серым камням. Даже когда один из наших солдат насадил его на свой меч, в глазах этого семка так ничего и не отразилось. Я говорю тебе. Ша'ика мертва.

– Убарид был освобожден. Мы намереваемся в ближайшие дни повернуть на юг, и это остается единственной разумной мыслью. На западе нет абсолютно ничего. Совсем ничего…

– Ничего…

– Историк!

Этот крик с грубым фаларийским акцентом принадлежал покрытому с ног до головы пылью всаднику, который поравнялся бок о бок с лошадью Антилопы. Человек оказался капитаном Затишье, из-под его шлема выглядывали грязные пряди огненно-красных волос. Глядя на него, историк сощурился. Солдат устало улыбнулся.

– Похоже, ты потерял цель своего пути, старик. Антилопа отрицательно покачал головой.

– Я следую за караваном, – вяло ответил он, вытирая глаза, в которые попало несколько песчинок.

– Мы решили, что предводителя титанси, который находится где-то рядом, необходимо выследить и обезвредить, – произнес Затишье, сузив глаза и взглянув на историка. – Сормо и Булт специально для этой задачи отобрали несколько наиболее достойных воинов.

– Чувствую, что мне со своей обычной тщательностью придется занести их поход в перечень неудач.

Капитан едва сдержал приступ ярости.

– Благословенный Абисс, старик, эти люди еще не погибли! Да и мы пока живы, черт бы тебя побрал! Как бы там ни было, я прибыл сюда, чтобы довести следующую информацию: ты находишься в числе избранных воинов. Мы выступаем в поход сегодня ночью с десятым ударом колокола. Сбор – у костра Нила в девять.

– Я отказываюсь выполнять этот приказ, – произнес Антилопа.

На лице капитана Затишья вновь появилась ухмылка.

– Ты отказываешь нам в этой просьбе, но я все равно остаюсь на твоей стороне: тебе не нужно следовать своей старинной привычке и пропадать из поля зрения.

– Худ бы тебя побрал, животное!

– Да, это произойдет довольно скоро.

«Девять дней до реки П'ата. Для того чтобы добиться даже небольшой победы, мы вынуждены прикладывать огромное количество усилий. Неужели в этом и состоит талант полководца? Колтайн действительно пытается нас одурачить, отдавая невыполнимые приказы. И так продолжается в течение всего пути до самого Арена. Но несмотря на все его амбиции, мы проиграем. Проиграет плоть и наши кости».

– Если мы убьем предводителя, то другой займет его место, – произнес Антилопа через некоторое время.

– Возможно, он будет не таким талантливым и смелым, как того требуют обстоятельства. Войско неприятеля знает: если способности предводителя окажутся весьма заурядными, то мы оставим его в живых. Но если он действительно так хорош, то ему не жить.

«О да, эти стрелы страха и нерешительности, отправленные точно в цель, весьма в духе Колтайна. Однако им не суждено… До тех пор пока он не решиться проиграть, он и не проиграет. В день поражения наши головы покатятся по земле. Девять дней до свежей воды. Осталось только убить предводителя титанси – и мы у цели. Люди радуются каждой победе, недоумевают каждому поражению: Колтайн тренирует их как щенков, а люди того даже не понимают».