Первый Линзмен-1: Трипланетие (Союз трех планет) - Смит Эдвард Элмер. Страница 6

— Смотрите — за последнюю неделю подъем на десять процентов! — Таломонидес показал пальцем. — Обстановка ухудшается все быстрее и быстрее. Столкновение неизбежно, и ситуация выйдет из-под контроля приблизительно через восемь дней. И в основе любых действий лежат хорошо продуманные и тщательно рассчитанные планы — за исключением того, что партии и нации намечают себе врага по принципу случайного выбора. Совершенно ясно, что ни одна из стран не способна победить, даже полностью распылив Атлантиду… они скорей уничтожат друг друга и всю цивилизацию! Этот вывод основан на докладе стратега и, скорее всего, окажется справедливым, если не принять немедленные меры. Вы полностью уверены в своих данных, Артоменес?

— Уверен. Но вы говорили про политика, объявившего о союзе Югара с Норхеймом… Кто это?

— Ваш старый друг…

— Ло Сунг! — произнесенные слова были полны ярости и гнева.

— Никто иной… И, к сожалению, нет никакого выхода, даже с минимальной надеждой на успех.

— Тогда используйте силу! — Артоменес вскочил и грохнул по столу кулаком. — Разрешите мне послать два звена ракет — прямо сейчас! — и превратить Югарстоу и Норград в радиоактивную пыль! Тысячи квадратных миль вокруг них станут необитаемыми на пару столетий… вот единственный путь их проучить! Так давайте проучим!

— Сядьте, стратег, — мягко приказал Арипонидес. — Способ, который вы предлагаете, никого не защитит. Он нарушает все Основные Законы нашей цивилизации. Более того, он абсолютно бесполезен, так как в результате все народы Земли будут уничтожены за один день.

— И что же тогда? — горько спросил Артоменес. — Сидеть здесь и ждать, пока уничтожат нас?

— Ну, это совершенно не к чему. Мы собрались здесь, чтобы выработать план. Прямо сейчас! Таломонидес, на основе нашей общей информации, решит, что мы должны делать.

— Выводы будут неприятными, весьма неприятными, — угрюмо объявил ученый. — Единственный путь, с какой-то надеждой на успех — один к восьми, — это меры, предложенные фаросом. Я бы добавил сюда предложение Артоменеса насчет агента… и хорошо бы досточтимому фаросу побеседовать с этим человеком — перед тем, как его отправят… — Таломонидес обвел взглядом сидевших за столом и добавил:

— Обычно я не одобряю планов с такой малой вероятностью успеха, но в данном случае речь идет о завершение всего, что мы делали раньше… Думаю, что стоит рискнуть.

— Все согласны? — спросил Арипонидес после недолгого молчания.

Властители страны были согласны. Четверо из них покинули кабинет; Артоменес, сидевший у переговорного устройства, остался.

Минут через десять в покои фароса вошел худощавый молодой человек — высокий, с быстрыми движениями вошел. Хотя он не смотрел прямо на верховного правителя, в его глазах был вопрос.

— Явился за приказаниями, старший, — он четко отсалютовал стратегу.

— Вольно, — Артоменес вернул приветствие. — Вас вызвали сюда для беседы с фаросом, — он слегка поклонился в сторону Арипонидеса. — Досточтимый, представляю вам разведчика Фригеса.

— Нет, нет, никаких особых указаний, сынок… — рука правителя приветливо легла на плечо разведчика, его мудрые старые глаза смотрели прямо в отливающие золотом светло-карие зрачки юноши; фарос видел пылающую копну его рыжевато-каштановых волос, высокий лоб, решительно сжатые губы. — Я позвал вас сюда, чтобы пожелать удачи — не только от себя, но и от всего нашего народа… может быть, и от всего человечества. Сердце мое восстает против неспровоцированного и необъявленного нападения, но мы можем оказаться перед страшным выбором — выбором между планами наших стратегов и разрушением цивилизации. Вы уже знаете о важности своего задания, и я не буду на этом останавливаться. Но я хочу, чтобы вы знали, разведчик Фригес — все надежды Атлантиды летят с вами в эту ночь.

— Бла… благодарю вас, досточтимый, — Фригес несколько раз сглотнул, чтобы восстановить голос.

Позже, направляясь к аэродрому вместе со своим начальником, молодой Фригес прервал затянувшееся молчание.

— Так вот он какой, наш старый фарос… Он мне понравился, стратег! Я никогда раньше не видел его так близко… в нем что-то есть. Он совсем не похож на моего отца, но у меня такое ощущение, что я знаю его уже тысячу лет.

— Хм-м… Любопытно… Мне показалось, что вы с ним во многом схожи — не во внешности, правда. Я не могу сказать, в чем… но сходство существует.

Хотя Артоменес, как любой другой в его время, не мог объяснить этого, но сходство было — причем и внешнее, и внутреннее: золотистые глаза и «орлиный» взгляд, который много тысячелетий спустя будет ассоциироваться с носителями аризианской Линзы.

— Ну, вот мы и на месте. Твой корабль готов. Удачи, сынок.

— Благодарю вас, старший. Еще одно… Если я… если я не вернусь, вы присмотрите за моей женой и ребенком?

— Обязательно. Они уедут в Северную Майя завтра утром. Они будут жить, что бы ни случилось со мной и с тобой. Еще что-нибудь?

— Нет, спасибо. До свидания.

Корабль напоминал огромное летающее крыло. Обычный грузовой коммерческий рейс. Без пассажиров — их никогда не подвергали перегрузкам, возникавшим в транспортных судах. Фигес посмотрел на панель управления. Ленты с записью курса медленно ползли в приемные щели автоматического пилота, все огоньки горели зеленым. Хорошо. Натянув непромокаемый костюм, он прошел через шлюз в свой противоперегрузочный отсек, влез в резервуар с водой и приготовился ждать.

Резко взвыла сирена, и ослепительные вспышки включившихся атомных двигателей разорвали ночь. Корабль завибрировал, словно пытался разорваться на части — ту, что стремилась в небеса, и ту, что упрямо не желала покидать землю. Фригеса не беспокоила эта судорожная дрожь. Раньше случалось, что воздушные суда терпели катастрофу при столкновении с атмосферой на скорости звука, но это было достаточно прочным, чтобы неповрежденным миновать опасный барьер.

Адская вибрация прекратилась; теперь фантастическая мощь полета отзывалась только простыми толчками. Фригес знал, что корабль достиг своей крейсерской скорости — две тысячи миль в час. Он заторопился; сдвинул прозрачную крышку и, выплескивая воду на пол, вылез из противоперегрузочной ванны. Затем разведчик снял громоздкий костюм, бросил его в угол и направился в отсек управления. Достав из шкафчика под пультом пару мягких перчаток, он отключил все приборы, способные спасти воздушное судно. Оно упадет в океан, затонет и никогда не будет обнаружено. На всякий случай Фригес тщательно осмотрел контрольный отсек и коридор. Никаких следов — ни царапин, ни отпечатков. Пусть поищут… Итак, до сих пор все идет хорошо.

Теперь назад, к шлюзовой камере, в которой находится тусклый темный шар спасательной капсулы. Сначала разобраться с креплениями… так… Теперь — открыть наружный клапан…

Он задохнулся, когда воздух, начавший вырываться из разгерметизированного отсека в близкое к вакууму пространство за бортом, подтолкнул капсулу в шлюзу, но его приучили к таким резким перепадам давления. Разведчик открыл шар: две соединенные полусферы, каждая покрыта изнутри плотной массой, напоминавшей пористую резину. Казалось невероятным, чтобы человек такого роста, как Фригес, — тем более, с парашютом, — сумеет поместиться в таком маленьком пространстве, но это ложе точно соответствовало его телу.

Шар должен был быть маленьким. Корабль — хотя он совершал обычный рейс и шел по расписанию, — тщательно наблюдался с момента входа в область действия норхеймских радаров. Если шар будет невидим на их экранах, то никаких подозрений не возникнет. По крайней мере, до тех пор, пока не будет создано устройство, определяющее на расстоянии присутствие людей на сверхскоростных кораблях.

Фригес терпеливо ждал — до тех пор, пока стрелка на его часах не коснулась нужной отметки. Затем он влез в одну половинку шара, вторая накрыла его и с тихим лязгом защелкнулась. Распахнулся шлюз, шар и заключенный в нем человек полетели в темноту, снижаясь быстро, с огромным ускорением. Если бы воздух на этой высоте был хоть немного плотнее, разведчик погиб бы мгновенно; но все было тщательно рассчитано, и Фригес остался жив.