Первый Линзмен-2: Первый Ленсмен - Смит Эдвард Элмер. Страница 31
«Таллик? Крагзекс? — послал он ментограмму. — Ленсмен Вирджил Сэммз с третьей планеты Солнечной системы вызывает Таллика и Крагзекса с Палайна VII.»
"Таллик слышит тебя, Вирджил Сэммз, " — почти молниеносно пришел ответ, столь же кристально-ясный, как и мысли Пилиниспи.
«Вы согласны побеседовать со мной?»
«В скором времени. Когда закончу занятия эмфозией.»
Проклятье! Сначала декситроболлия, теперь еще это…
«Простите! — Сэммз был почти в отчаянии. — Боюсь, я не совсем понял смысл вашего ответа.»
«Я это ощутил. Разумеется, это моя вина — я не сумел полностью настроить свой мозг на вашу волну. Однако, умоляю, не рассматривайте это как некий серьезный просчет или же недостаток мощности вашего разума.»
«Я так не считаю. Скажите, я — первый землянин, которого вы встречаете?»
«Да.»
«Некоторое время назад я обменивался мыслями с другим представителем вашей расы, и у меня возникли те же самые трудности. Я не могу ни понять, ни высказать их, словно различия между нами настолько фундаментальны, что в некоторых случаях взаимопонимание представляется абсолютно невозможным.»
«Мастерское заключение — и, несомненно, истинное. Эмфозия… если я правильно понял из ваших мыслей, ваша раса обладает только двумя полами?»
«Совершенно верно.»
«Мне очень сложно осознать это — у нас нет близких аналогов. Однако, с вашей точки зрения, эмфозия должна быть связана с функцией воспроизводства.»
«Понимаю…» — Это было не только чем-то совершенно новым в его знаниях, но и новым взглядом на силу и возможности Линзы.
Она являлась невероятно точным инструментом восприятия мыслей, которые переводились в термины английского языка. Естественно, возникали некоторые отклонения, но не слишком большие. Если же какое-либо понятие не имело эквивалента в английском, Линза присваивала ему определенный символ — символ, который с этого момента становился известным всем другим обладателям Линз, где бы они ни находились. Сэммз решил, что рано или поздно он все-таки сможет понять, чем в действительности занимались декситроболлеры и в чем заключалась эмфозия.
Наконец Таллик освободился, и Сэммз, по возможности ясно и четко, описал свои планы и соображения по поводу Галактического Патруля. Полэнтианин погрузился в раздумья; ленсмен ощущал его колебания и нерешительность.
«Известно, что я не совсем нормален, — заявил он, — возможно потому мне хотелось бы получить Линзу. Однако из ваших мыслей я сделал вывод, что Линза не предоставляется индивидууму для использования в его личных целях?»
«Ваш вывод вереи», — подтвердил Сэммз.
«О… — не только мысли Таллика, но и весь его ментальный образ принял весьма удрученный оттенок. — У меня есть, чем заняться. А ваши проекты исключительно трудны, а иногда они становятся просто опасными. С другой стороны. Линза может принести мне огромную пользу.»
«Каким образом? — спросил Сэммз. — Если ваша работа важна для значительного количества разумных существ. Ментор, несомненно, предоставит вам Линзу.»
«Она нужна мне и только мне. Все обитатели Полэна, как вы, вероятно, уже поняли, эгоистичны, трусливы, хитры и скрытны. Того, что вы называете „храбростью“, в нас нет и следа. Мы достигаем своих целей тайком, окольными путями, обманом и хитростью, — Линза безжалостно выдавала Сэммзу точные и бескомпромиссные английские эквиваленты раздумий полэнтианина. — Если нам приходится действовать открыто, мы действуем с тем минимумом персонального риска, какой только возможен. Наша психология — я в том не сомневаюсь — является серьезным препятствие для участия в проектах ленсменов. И это касается и лично меня, и любого представителя моей расы.»
«Совершенно не обязательно.»
Сэммз был потрясен.
— Не обязательно, — повторил он — и мысленно, и вслух, пытаясь перебороть отвращение. Это создание было монстром — бесстыдным и бессердечным чудовищем. Однако этот Таллик не относился к человеческой породе и не стоило судить его в рамках морали своего биологического вида. — «Вы сказали, — продолжал Сэммз, — что ваше мышление ущербно — но как тогда оценить слабость моего разума и разума всего человечества? Я могу постичь всего одну — и только человеческую — грань истины; если же смотреть на вещи более широко, то мотивы ваших действий могут оказаться столь же „благородными“, как и наших. Скажите — вы, полэнтиане, работаете в контакте друг с другом, желая добиться какой-либо общей цели?»
«Да — иногда.»
«Тогда вы можете представить себе и совместную работу с другими существами, не принадлежащими к вашей расе — такую работу, которая принесет пользу всем. Способны ли вы на это?»
«Если потребуется — да. Но я не вижу ни одной такой цели. Вы имеете конкретные предложения?»
«В настоящий момент — нет, — ушел от ответа Сэммз. — Но я, тем не менее, совершенно уверен, что если вы отправитесь на Аризию, вам будет рассказано о нескольких подобных проектах.»
Последовало довольно длительное молчание; наконец Таллик передал:
«Я должен отправиться на Аризию. Я поговорю с вашим другом Ментором и, возможно, мы заключим соглашение. Если часть своего времени — думаю, процентов сорок или пятьдесят — я смогу тратить на собственные проблемы, то…»
«Тогда вперед, Таллик! — чисто по-человечески Сэммз постарался скрыть свое истинное отношение к планам этого существа. — Когда вы сможете отправиться на Аризию? Прямо сейчас?»
«Никоим образом. Сначала я должен завершить кое-какие дела здесь, на Полэне. Разве что через год… может — кто знает? — немного раньше…»
Таллик прервал связь, и Сэммз невольно нахмурил брови. Он не знал продолжительности года на Полэне VII, но инстинктивно чувствовал, что это длинный, очень длинный промежуток времени.
Глава 11
РАЗВЕДКА
Небольшой космический корабль-разведчик под управлением пилота Джона Киннисона и мастера-электроника Мэйсона Нортропа двигался в стороне от оживленных галактических трасс. Его оборудование сильно отличалось от принятого на простых разведчиках; иной была я команда. Рубку этого корабля заполняли стойки с аппаратурой и компьютерами — да так, что между ними едва-едва оставалось место для прохода; что касается экипажа, то вместо обычных двадцати человек он насчитывал лишь семерых — кока, трех инженеров и трех связитов-наблюдателей.
Молодой офицер, что-то внимательно изучавший па дисплее своего компьютера, сравнил изображение на нем с картой, прикрепленной к стойке прямо перед ним. Затем он повернулся к двум ленсменам с нарочито почтительным видом.
— Господа, кто из Ваших Сиятельств является сейчас командиром и готом выслушать мой доклад, безусловно недостойный вашего царственного внимания?
— Он, — Джек Киннисон небрежно ткнул сигаретой в сторону Нортропа. — Вот этот парень с крысиными хвостиками над верхней губой. Я не собираюсь заниматься служебными обязанностями еще по крайней мере… ну, часов эдак сто пятьдесят… ни одной драгоценной минуты, которую я могу уделить чему-либо действительно стоящему — мечтам о женщинах, например, — он задумчиво выпустил в воздух колечко. — Да, о женщинах, о земных красавицах, таких далеких сейчас — и во времени, и в пространстве!
— Ты подумай — о красавицах! И еще упомянутых во множественном числе! Ну, Джек, когда я в следующий раз увижу ту красотку, портретами которой увешан весь наш корабль, я посвящу ее в твои полигамные намерения! — ухмыльнулся Нортроп. — А жалкое тявканье по поводу моих усов я вообще не расслышал. Недостойная зависть — только! Своих-то ты не можешь отрастить! — и Мэйс Нортроп, демонстративно повернувшись к приятелю спиной, переступил через три или четыре толстенных жгута из разноцветного провода, и посмотрел через плечо офицера-наблюдателя на экран. Затем он взглянул на карту.
— Что это, Арти? Я ничего не понимаю.
— Похоже, карта врет, Мэйс. В общем-то, ничего удивительного — весь этот район не исследован, и карта составлена астрономами, а не разведчиками. Значит, мы первооткрыватели, а инструкция гласит, что командующий судном офицер — заметьте, именно «офицер», а не «офицеры», — должен наименовать…