Дитя пламени - Эллиот Кейт. Страница 34
О Боже, это Блессинг! Ребенок плачет, вырываясь из рук Хериберта и пытаясь добраться до матери.
— Ma! Ma! — кричит малышка.
Блессинг видит ee!
— Блессинг! — выкрикнула Лиат. Потом она увидела его, появившегося из-за затемненного угла. Казалось, сердце вот-вот разорвется в груди, так сильно она по нему скучала. — Санглант!
Он прыгнул вперед.
— Лиат!
Но кто-то удержал его.
Все исчезло.
— Смотрите! — закричал Кошачья Маска.
Сквозь неясную пелену Лиат увидела спящего мужчину. Голову он повернул в противоположную от нее сторону, но две черные собаки, подобно недремлющим стражам, лежали по обе стороны от него. Он вздрагивал во сне. Внезапно огонь и видения исчезли, и языки пламени погасли, подобно сложенным крыльям, представляя совету невредимую Крылатую Мантию.
Лиат опустилась на пол, сильная дрожь била ее, так что она с трудом могла стоять.
— Да будет это знамением, — неумолимо произнесла Крылатая Мантия. — Кто из вас видел Нетерпеливую и человека, который, должно быть, ее сын, в венах которого течет кровь как нашего народа, так и человечества?
Но остальные члены совета не видели образа, созданного огнем, а Лиат была слишком слаба, чтобы говорить.
— Она должна оставить нас, — сказала Крылатая Мантия, обращаясь к Старейшему. — Имя ее созвучно с дурным предзнаменованием. Ее сила слишком велика, и, подобно всему человечеству, она не осознает этого. Я все сказала.
— Да будет так, — согласился Старейший. Кошачья Маска выпрыгнул вперед.
— Пусть кровь ее придаст нам силы!
Все члены совета начали громко спорить, как вдруг Лиат вскочила на ноги.
— Это то, что вы называете справедливостью? — вскричала она.
— Тихо, — промолвила Крылатая Мантия мягким голосом, подобным дыханию ветра, и тут же смолкли все прочие звуки. — Она должна уйти невредимой. Я не хочу рисковать и проливать ее кровь, пока мы все еще слабы.
— Но все же, прежде чем она уйдет, я направлю ее в путешествие по сферам, — произнес Старейший так, будто желал предложить почетному гостю еще один кубок эля перед долгой дорогой.
Белое Перо зашипела. Серьги-из-Черепов резко возразил; словно эхо, его поддержали все остальные члены совета. Только Кошачья Маска рассмеялся.
Крылатая Мантия холодно посмотрела на Лиат. У нее были темные, цвета обсидиана, глаза и взгляд острый, словно нож.
— Лишь немногие могут путешествовать в сферах. И никто не возвращается с этого пути таким, каким был прежде.
— Я считаю, — проговорил Старейший, — что если мы останемся в живых, то должны помочь ей понять, кто она.
Сияние, освещающее кресло Орла, потускнело, превратившись в едва заметное мерцание морской раковины. С темнотой обострились наполняющие комнату запахи: сухой земли, кислого пота, едва уловимый аромат воды — и резкий привкус имбиря у нее на языке. Внезапно Лиат почувствовала себя такой уставшей, сердце нестерпимо болело от воспоминаний о Сангланте и Блессинг, которых она только что увидела, будто с нее сполз панцирь бесчувственности, за которым проглядывала незащищенная кожа.
— Пусть сюда она больше не возвращается, — сказала Крылатая Мантия, — но если она сможет пройти по тропе, ведущей в сферы, я не стану ей препятствовать. После того как ночь сменит день и наступит новое утро, я отправлю Кошачью Маску и его воинов на ее поиски. Если они найдут ее в нашей стране, то я не буду мешать им, захоти они убить ее. Я все сказала.
— Да будет так, — пробормотал Старейший, а остальные члены совета, как эхо, поддержали его, лишь Кошачья Маска зло ухмыльнулся.
ПОСПЕШНОЕ СУЖДЕНИЕ
— Она так сильно изменилась.
Король Генрих с внучкой на руках стоял у открытого окна в королевских покоях, куда дозволено было входить только Росвите, Хатуи, четырем слугам, шестерым охранникам и Гельмуту Вилламу. Принцесса Теофану и четыре фрейлины, находясь в соседней зале, проводили время за игрой в шашки, вышиванием и обсуждением трактата св. Сотериса «О мужском целомудрии», который только недавно был переведен с аретузского языка на даррийский монахинями из монастыря Корвей. Их голоса звенели весело и беззаботно.
Королева Адельхейд сопровождала Алию и Сангланта, желая показать им королевский сад во всем его великолепии — клумбы с розами, многообразие растений и, конечно же, вольеры, которыми славилось королевство Ангенхейм. Стоя у окна рядом с Генрихом, крепко сжав пальцами подоконник, Росвита видела яркие одежды Адельхейд среди роз. Через мгновение она заметила Сангланта, присевшего у одной из клумб, он едва касался цветов. Брат Хериберт присел рядом с ним, и они заговорили, склонив головы в оживленной беседе. Контраст между двумя мужчинами был очевиден: Санглант отличался телосложением и энергией человека, привыкшего к доспехам, путешествиям верхом и к жизни под открытым небом, тогда как Хериберт, облаченный в монашескую рясу, был стройным юношей с узкими плечами. Но по его рукам было видно, что ему знаком физический труд. Как же они встретились? Что такое знает Хериберт, чего он не сказал им?
— Она так сильно изменилась. — Генрих становился все печальнее. — Кажется, будто то время было мечтой, которую создал я сам.
Блессинг заснула на его плече.
— Может, и так, — заметила Росвита. — Юность — жертва фантазий. Мы привыкли строить воздушные замки.
— Я был очень молод, — согласился он. — Поистине, сестра, это меня беспокоит. Я так ясно помню, какую безумную страсть испытывал, но сейчас, глядя на нее, боюсь, что совершил ошибку.
Сильный порыв ветра подхватил и закружил листья у клумбы с цветами рядом с принцем. Смеясь, Санглант встал, а Хериберт подпрыгнул в испуге. Свежий ветер и присутствие Хериберта вернули принца в хорошее расположение духа, но тем не менее он оглянулся на распахнутое окно, у которого стоял его отец.
— Это было ошибкой, ваше величество? — Росвита кивнула в сторону принца.
— Нет, конечно же нет. Возможно, меня несколько удивляет то, что память больше мне не служит так же хорошо, как вы. — Он улыбнулся, как правитель, знающий, когда необходимо польстить своим советникам, но Росвита почувствовала напряжение, скрывающееся за легкими словами.
— Вы были очень молоды, ваше величество. Бог даровал нам все привилегии перемен и роста, нам только необходимо воспользоваться ими. Сейчас вы стали мудрее, чем были раньше.
На этот раз он улыбнулся с искренним удовольствием. Малышка зашевелилась на руках, просыпаясь. Она зевнула, посмотрела вокруг и отчетливо сказала: «Па!» После такого ясного утверждения она нахмурилась и посмотрела на Генриха. У нее было маленькое умненькое личико, очаровательное и очень подвижное. «Ба!» — воскликнула она. Казалось, единственной формой общения у малышки был повелительный тон.
— Время не обмануть, — сказал Генрих. — Девять месяцев носит женщина под сердцем свое дитя, и даже если она родит раньше, ни один ребенок не выживет, если ему меньше семи месяцев. Санглант и «орлица» уехали четырнадцать месяцев назад, но этой малышке год, возможно даже больше. Цвет волос у нее, как у «орлицы», но я могу ошибаться.
— Не сомневайтесь на этот счет. Мне тоже кажется, что ребенок очень похож на мать. Но вы правы, ваше величество, даже если она родилась семимесячной, сейчас ей может быть только семь месяцев.
— Пойдемте. — Генрих с Блессинг на руках направился в сад к сыну, но как только они вышли, красота осенней листвы и поздних цветов привлекла внимание ребенка. Росвита видела, как король уступал ее настойчивым требованиям: каждый раз, когда Блессинг показывала на что-то, на чем останавливался ее взгляд, он покорно нес ее к этому месту, потом к другому, опуская на землю, чтобы она коснулась цветка; отнимая ее пальцы от колючего стебля; останавливая ее, чтобы она не съела засохший лист дуба, перелетевший через стену; снова поднимая ее, чтобы показать перышко гуся, недавно пролетевшего над ними.