Королевский дракон - Эллиот Кейт. Страница 17

Алану послышались шаги, справа в проеме он увидел девушку. Она не видела призрака, но заметила Алана или его лампу.

— Алан? — спросила она тихо. — Это ты?

Алан шагнул вперед. Шаг вперед сделал и призрак. Глаза их встретились. По спине пробежал озноб. Послышался треск пламени, повеяло дымом.

— Куда ушла Лиатано? — Призрак держал в руке копье, острое, смертоносное, но, направленное вверх, оно не угрожало Алану.

— Я… Я не знаю. — Алан запнулся. Он не мог отвести глаз от призрака. Он слышал топот несущихся лошадей, неясные крики и звуки рога.

— Ты не простой смертный, — резко произнес призрак. — Иначе как бы ты мог оказаться здесь? Как тебя зовут? Кто твоя мать? Как ты попал сюда?

Алан смотрел только на говорившего.

Да, это был принц эльфийского народа. Алан понял, что видит крепость в последние минуты перед ее разрушением. Звуки битвы неумолимо приближались.

— Меня зовут Алан, — сказал он, отчаянно желая спасти крепость, но понимая, что она обречена. Что он мог сделать? Кто такая Лиатано? Был ли призрак его отцом? — Не знаю, как я попал сюда. И не знаю, кто моя мать.

— Ты человек, — произнес принц с некоторым изумлением, — но все же отмечен свыше. У нас не осталось времени для разрешения загадки. — Его подбородок дрогнул. Он оторвал взгляд от Алана, прислушиваясь к зову.

Раздался пронзительный крик. Алан покачнулся и вытянул вперед руку, пытаясь спасти рушащиеся стены храма.

— Это ты, Алан!

Сквозь боль он услышал запинающийся голос со стороны разрушенной мостовой:

— Ты видел это? Слышал? — Она бросилась к нему. Он не удержался и выронил лампу, она погасла. — Тени черные, как графские собаки, мчались по небу с громким воем! Если бы они нас увидели…

Тепло ее тела согрело его, и голова прояснилась. Он отстранил девушку, та еще лепетала о красных глазах и шестиногих псах. Он поднял лампу и побежал в храм. Но призрак исчез.

— Не ходи туда! — закричала она, когда Алан пытался войти в пустоту. Ничего не осталось, кроме мерцания разрушенных стен и яйцевидного камня из бледного мрамора, врытого в землю в центре зала — этот камень повариха назвала алтарем. Ничего больше, кроме тощего кустика травы и следов пахучей грязи на его руке. Послышался плач, и шаги Види, бегущей мимо разрушенной колоннады.

Он сел на алтарный камень.

Сколько лет форпост древней Даррийской Империи простоял здесь, он не мог представить. Он знал только, что Ушедшие жили много дольше людей. И только конец был понятен: последний принц, ищущий Лиатано, и лошади, уносящиеся в ночь, окрашенную алым пламенем.

Мерцавший камень покрылся тенями. Звезды померкли и продолжали движение дальше к западу по своему бесконечному кругу. Он дотронулся рукой до лица — глаза были мокры от слез. Над ним пролетела еще тень, но это была только сова, охотившаяся в ночи.

Лето кончалось. Алан не ходил к развалинам, зная, что ничего там не найдет. Не найдет ответ на свои вопросы. Види не разговаривала с ним, и когда он, вспоминая ту ночь, смотрел на нее, то понимал, что она шепчется о нем с другими. Лучше было уйти в себя.

Никакие происшествия не нарушали тишину летних дней. Пшеницу убрали. Овес почти созрел. Кастелянша Дуода вернулась в замок с леди Альдегундой, женой Жоффрея, двоюродного брата Лавастина. Работник, прибывший в Лавас для уборки урожая, месяц назад побывал в Осне. Он рассказал о тете Беле, о ее семье, что у них все хорошо и они дали ему работу на три дня: таскать камни из каменоломни в мастерскую Белы.

В праздник Тианы Радостной, святой мученицы города Бенса, прискакал гонец. Алан выглянул из сарая, где укладывал сухое сено.

Голова человека была перевязана грязной с запекшейся кровью тряпкой, закрывавшей правый глаз и ухо. Одежда была порвана и наспех починена. Когда он остановился перед замком и прошел вперед, оказалось, что он хромает. Алан не сразу узнал Эрика, того самого, с которым они столкнулись в середине лета, настолько изменился этот самоуверенный юноша.

Алан спрятался за низким забором, огораживавшим открытую часть сарая, и слышал, как Эрик срывающимся голосом докладывает кастелянше и ее клирику. Люди собрались, чтобы узнать новости.

— Кампания этого года закончена. Ветер меняется. Эйка уплыли зимовать на север, в свои порты, опустошив все побережье. Под конец три их корабля застряли в Венну во время отлива. Они построили небольшое укрепление, но граф воззвал к милости наших Господа и Владычицы. Мы напали на них!

Он ударил кулаком о свою руку, впервые улыбаясь так же зло, как раньше.

— Даже их собаки нас испугались, а эти твари ужаснее своих хозяев и с радостью жрут все, что попадается. — Все зашептались, слушая отвратительную подробность. Он продолжал: — Но в этот раз мы погнали эйкийцев, как овец. Это правда, у них твердые шкуры. Непробиваемые и блестящие, как полированное железо. Нелюди… Те, которых мы не убили, утонули вместе со своими уродливыми псами.

— Я слышала, что они оборотни, — сказала повариха, ее авторитет позволял перебивать гонца. — Полурыбы.

Эрик дрогнул. Радость побед сменилась усталостью.

— Они тонули так же, как и люди. Может, кто и уплыл. Но я не видел больше ни одного. Мы взяли пленника, их вождя. Господин Жоффрей хотел прикончить его, но граф мудро решил оставить ему жизнь и обменять на кого-нибудь из наших. Сейчас варвара везут в клетке, к которой привязаны графские собаки. Не убежит… — Эрик снова дрогнул и сжал висевший на груди Круг Единства.

Кастелянша Дуода оглядела крепостной двор, отмечая суровым взглядом каждого зеваку, слушавшего гонца, вместо того чтобы трудиться.

— Как скоро прибудет его светлость?

— Дней через пять. Они еле идут. Поход был долгим. Слишком много боев. И все хотят поскорее вернуться домой.

— Хорошо. Теперь иди на кухню, тебя покормят, — Дуода кивнула поварихе, и та отправилась готовить. — А потом придешь ко мне, как тебя там? Расскажешь обо всем более подробно. — Ее взгляд прошелся по бездельникам. Спрятавшегося Алана не заметили, двор опустел. Он остался на месте.

Когда все ушли, Дуода дала посланнику знак подождать.

— Граф не говорил, где будет держать пленника? В подвале? Или в одной из башен?

— Точно не скажу, мадам, — сказал Эрик, склонив голову. Алан подивился, как молодой солдат изменился за лето. — Думаю, он хочет поместить его в одной клетке со своими черными псами. Я слышал своими ушами, как он сказал, что в противном случае боится, что эйка найдет какой-нибудь сверхъестественный способ бежать.

Лицо кастелянши оставалось спокойным, а священник сжал свой круг, как будто услыхал дурное предзнаменование.

— Это все, — сказала Дуода. — Можешь идти.

Эрик почтительно поклонился и захромал в сторону кухни. Дуода и священник пошли к воротам. Алан, прячась в тени одной из стен, слышал их голоса.

— Это правда, — спрашивал священник, — что черные псы убили жену и дочь графа Лавастина? И что граф держит их потому, что его дед заключил договор с нечистой силой, которую эти твари воплощают?

— Я скажу тебе только одно, достопочтенный брат, — ответила Дуода. Алан напрягся, чтобы расслышать ее голос. — Разговор о таких вещах для тебя кончится хуже, чем исповедание ереси перед лицом госпожи-иерарха.

— Но ты сама веришь в это?

— Правда то, что те, первые, черные псы и их потомки, которых мы видим теперь, повинуются только графам Лаваса и их прямым потомкам. Откуда они взялись, не знает никто. А графу их подарила епископ из Салии.

Они ушли дальше, и Алан больше не слышал их. Все говорили, что черные собаки всюду сопровождают графа Лавастина. Никто другой с ними управиться не мог, и не один псарь в крепости был изувечен страшными зверями. Даже мастер Родлин, заведовавший конюшнями и псарнями, опасался приближаться к ним.

— Лошади, — неожиданно проговорил Лэклинг. Или издал звук, которым, как знал Алан, он хотел изобразить лошадей, — мальчик закинул назад голову, а ногой топнул по земле, как это делают кони. Он принюхался, как будто мог почуять их запах. А может, действительно мог. Слуги иногда называли его зверенышем, и он действительно был схож с животными, будто рожден был от женщины-гоблина, хотя и выглядел человеком. Многие, впрочем, говорили, что звери — невинные твари — всегда хорошо относятся к юродивым, таким же невинным созданиям, как они.