Рыжий Орм - Бенгтссон Франц Гуннар. Страница 108

— Главное — не внешность, а танец, — сказал Фелимид. — Что же касается их наряда, то его придумал я, и он действительно заслуживает похвал.

Вместе с танцовщицами вышли два мальчика, примерно в таком же возрасте: они сели на корточки и принялись играть на дудочках. А обе девочки начали прыгать при свете факелов, в такт музыке: они подпрыгивали, очень важничали, отскакивали назад, крутились на одной ножке — так, что все, кроме самого Фелимида, пришли в восторг. Когда танец окончился, печенеги ликующе закричали: девочки были очень довольны, что чужеземцам тоже понравился их танец. Потом они робко покосились на Фелимида. Тот равнодушно кивнул им и повернулся к Орму.

— Я ничего не скажу, иначе они расстроятся, а вместе с ними и все остальные. Сегодня вечером они показали все, на что они способны, раз уж их пришли посмотреть чужестранцы. Но больше всего меня огорчают музыканты, ибо они гораздо хуже танцовщиц. А ведь они — рабы из хазар, и долго упражнялись в своем искусстве. Считается, что хазары очень музыкальны. Но все это пустая болтовня.

Потом начался новый танец. И через некоторое время Фелимид сердито закричал им что-то, прервав их выступление.

— Какое счастье, что этих неумех не слышит мой брат Фердиад, — сказал он Орму. — Он был более чувствительным, чем я.

Он подозвал к себе мальчиков-музыкантов, и один послушно подошел к нему и протянул дудочку.

Когда Фелимид сам заиграл на ней, полились волшебные звуки. Словно в его игре ожили желание и счастье, шутки и смех, женская красота и блеск меча, утренняя заря над морем и ветер с весенних полей. Свартхёвди и Ульф слушали эти волшебные мелодии, и им трудно было усидеть на месте. А оба хёвдинга рядом с Фелимидом блаженно качали головами и вскоре уснули. Печенеги топали ногами и хлопали, смеялись и плакали одновременно. А танцовщицы порхали вокруг легче пуха, преобразившись под воздействием игры Фелимида.

Шут отложил дудочку в сторону и довольно пошевелил ушами.

— Это было неплохо, — сказал он.

— Я уверен, — сказал ему Орм, — что никому не удастся превзойти тебя в этом искусстве, так что неудивительно, что печенеги оставили тебя, когда ты впервые пришел к ним. Непостижимо, как это тебе удается извлекать такие звуки из этой обыкновенной дудочки.

— Все дело в дереве, из которого умело сделана эта дудочка, и дерево это — доброе, — сказал Фелимид. — Доброта его проявляется в звуках, когда на дудочке играет тот, у кого в душе есть та же доброта. А к тому же еще и терпение, чтобы извлечь из дудочки то, что она прячет в себе. Сама душа не должна быть деревянной.

Тут писец Фасте выступил вперед и упал на колени перед Фелимидом, прося у него дудочку. По щекам у него текли слезы.

— Что ты будешь с ней делать? — спросил Фелимид. — Разве ты умеешь играть на дудочке?

— Нет, — ответил писец. — Я сборщик налогов. Но я научусь. Я хочу остаться у тебя и играть на дудочке.

Фелимид протянул ему дудочку. Тот поднес ее к губам и начал дуть. Из дудочки полились какие-то отрывистые звуки, и печенеги не могли не смеяться над незадачливым музыкантом. Но он продолжал дудеть, побледнев и вращая глазами, а Фелимид серьезно смотрел на него.

— Что ты видишь перед собой? — спросил Фелимид. Писец перестал дудеть и всхлипнул.

— Я вижу тебя, как ты играешь, — сказал он.

Фелимид кивнул ему.

— Ты можешь остаться, — сказал он. — Я научу тебя играть. И может, ты будешь способным учеником и удостоишься чести играть перед самим императором, когда я обучу девочек. А дудочку ты можешь оставить себе.

Вечерний пир на этом закончился, а на следующее утро Фелимид со своими гостями отправился к кораблю, в сопровождении печенегов. На прощание Орм и мальчики получили от Фелимида богатые подарки. И Орм, и Свартхёвди, и Ульф владели теперь красивыми ножами, с золотой изукрашенной рукояткой и искусными серебряными ножнами. А для И львы Фелимид передал в подарок кипу африканского шелка. Они поблагодарили его за подарки и пожалели, что ничего не могли подарить ему в ответ.

— Меня теперь мало что волнует в жизни, — сказал им Фелимид, — и меньше всего серебро и золото. Так что мне достаточно вашей дружбы. Правда, есть кое-что, что я хотел бы иметь в подарок, если представится случай. У тебя все еще живут те большие собаки, Орм?

Орм сказал, что их у него теперь четырнадцать, когда он уезжал из дома.

— Ты, Свартхёвди, вскоре подрастешь и станешь славным воином, — сказал Фелимид. — И может, ты однажды отправишься в дальнее путешествие, раз уж ты так рано начал плавать вместе с отцом. И может, путь твой будет пролегать через Киев, — или же ты отправишься в Константинополь. И если это так и будет, захвати с собой пару щенков. Это будет для меня лучшим подарком, ибо собаки эти родом из Ирландии, как и я сам.

Свартхёвди пообещал ему это, и они отправились из лагеря печенегов к кораблю. Писец Фасте махнул им рукой, когда они проезжали мимо него. Дела у того были поважнее: он сидел вместе с хазарскими рабами и прилежно учился играть на дудочке. И Свартхёвди, и Ульф охотно остались бы у печенегов подольше, чтобы еще посмотреть на танцовщиц. Но Орм торопился на корабль. А кроме того, ему было не по себе без меча Синий Язык, как он сказал.

Когда они приблизились к реке, печенеги остались в отдалении на берегу, чтобы не произошло никаких стычек с людьми Орма. И они ни за что не хотели отпускать своих пленных, прежде чем не получат за них выкуп. Орм один пошел к кораблю, и люди, завидев его, начали кричать от радости. Токе вернул ему меч и стал расспрашивать, как ему удалось уйти живым и невредимым от печенегов. Орм рассказал ему о Фелимиде и об их старой дружбе, и о том, как удалось договориться с печенегами, пообещав им выкуп за Свартхёвди и Ульфа.

Токе довольно захохотал.

— Да, нам определенно везет, — сказал он наконец. — Тебе не надо будет расточать серебро, чтобы выкупить мальчиков. Ибо мы взяли в плен девять печенегов и тоже запросим за них выкуп. Они, связанные, лежат на корабле.

Орм сказал также, что Споф и Длинный Стаф, а с ними и многие другие, никак не могли смириться с мыслью о том, что серебро из дырявого мешка упало в воду.

— Они все уговаривали меня, и я под конец сдался, — сказал он, — И тогда Споф и еще двадцать парней отправились на правый берег, в то самое место. Между двумя порогами они переправились через реку, причем им даже не пришлось плыть, — так там было мелко, — ив сумерках добрались до заветного места, где лежал клад. Они услышали радостные выкрики и увидели пасущихся на берегу лошадей, а потом заметили и самих печенегов, вылавливающих серебряные монеты из реки. Спофу с людьми удалось без труда захватить их в плен, ибо все они оказались безоружными и барахтались в воде. А кроме того, наши люди захватили с собой много серебра, которое успели выловить печенеги. И мы как раз решили, что отпустим одного из пленных и отправим его к печенегам, чтобы освободить и тебя, и мальчиков.

Орм порадовался добрым вестям, хотя печенегам это вряд ли пришлось бы по вкусу. Некоторое время он пребывал в сомнении.

— Я не буду просить выкупа за этих пленных, — сказал он наконец. — И все расходы я беру на себя, так, чтобы ничья доля не уменьшилась. Но пленных этих мы отпустим не раньше, чем освободим мальчиков.

— Конечно, ты — хёвдинг, — сказал Токе, — и тебе решать. Но твоя щедрость простирается на тех людей, которые вряд ли достойны этого. Ведь они напали на нас первые.

— Ты не знаешь Фелимида, — сказал ему Орм. — Он стоит этой щедрости. И пусть будет так, как я распоряжусь.

Они вместе с Токе взяли мешок с серебром и понесли его на берег, к печенегам. Те начали срочно подыскивать подходящую шапку, чтобы взвесить себе серебро. Но Фелимид рассердился на них и дал им свою собственную шапку.

Печенеги принялись искать на берегу доски, которые валялись рядом с колеей, и нашли наконец то, что им было надо. Доску положили на камень, предварительно выровняв ее, и получились своеобразные весы. Свартхёвди сел на один конец доски. А на другой конец печенеги положили мешки, и Токе принялся сыпать в них серебро. Наконец Свартхёвди поднялся на своих качелях. Фелимид сказал, что печенеги были рады тому, что взвешивание серебра происходило истинно по-королевски. Ибо Орм не настаивал на том, чтобы его сын снял с себя одежду и чтобы серебра получилось меньше.