Рыжий Орм - Бенгтссон Франц Гуннар. Страница 31
Когда он рассказал все это, король Харальд и Стюрбьёрн захотели поглядеть на мечи, и Орм и Токе передали им по столу Синий Язык и Красный Клюв. Король Харальд и Стюрбьёрн вынули их из ножен, примерились к ним и долго рассматривали; и оба согласились, что не видывали оружия лучше. После чего мечи пошли по кругу, поскольку многим такие клинки были в диковинку; и Орм беспокоился, пока они не вернулись, поскольку он чувствовал себя одиноким и почти голым без Синего Языка.
Наискось от Орма и Токе сидели двое братьев, звавшиеся Сигтрюгг и Дюре, они были людьми конунга Свейна; Сигтрюгг был кормчим на собственном корабле короля. Он был велик ростом и плотен, с широкой торчащей бородой чуть не до самых глаз. Дюре, его брат, был младше его, но и он считался в числе лучших людей в дружине Свейна. Орм заметил, как Сигтрюгг сперва мрачно уставился на него и Токе, потом, казалось, несколько раз порывался что-то сказать; когда ему передали мечи, он внимательно поглядел на них и кивнул и, казалось, с трудом с ними расстался.
Король Свейн, любивший слушать истории о дальних странах, велел Токе продолжать, и Токе, в течение всей возникшей паузы исправно налегавший на пиво, сказал, что готов продолжить, как только тот человек напротив налюбуется на его с Ормом мечи. Тут Сигтрюгг и Дюре отложили мечи, ничего не сказав, и Токе продолжал.
Теперь он рассказывал об Альмансуре и его власти и богатстве, и: как они попали в его дворцовую стражу и должны были почитать Пророка, отказывая себе во многом, и о походе, в котором участвовали, и о взятой добыче. Он уже дошел до похода через Пустую Землю и могиле Святого Иакова и рассказал, как Орм спас Альмансуру жизнь и получил в награду золотую цепь. Тут король Харальд сказал:
— Если цепь при тебе, Орм, я хотел бы, чтобы ты ее показал, ибо если она так же хороша среди сокровищ, как ваши мечи среди прочего оружия, то на нее стоит поглядеть.
— Она при мне, — отвечал Орм, — и надеюсь, останется при мне и дальше, и мне всегда казалось разумным показывать ее как можно реже, ибо она достаточно хороша, чтобы вызвать жадность у всех, кроме королей и самых могучих людей. Но было бы плохо, если бы я не показал ее тебе, конунг, и королю Свейну, и королю Стюрбьёрну и ярлам, но хорошо бы ее не пускали по кругу среди прочих.
Тут Орм расстегнул свою одежду и вытащил цепь, которую носил на шее, и подал ее Сигурду Буессону. Сигурд передал ее Халльберну стремянному, сидевшему тут же справа от него, Халльбьёрн протянул ее, минуя епископа Поппона, самому Харальду, ибо место епископа было пусто, поскольку тот уже пресытился празднованием и лежал в постели на попечении брата Виллибальда.
Король Харальд внимательно оглядел цепь и поднес ее к свету, чтобы лучше видеть ее красоту. Он сказал, что собирал украшения и драгоценности всю жизнь, но все-таки не знает вещи прекраснее, чем эта. Цепь была сделана из толстых пластин чистого золота, каждая пластина была продолговатая, в добрый дюйм длиной и в палец толщиной в самом широком месте, а к концам суживалась, там шло мелкое звено, соединяющее одну пластину с другой. Всего цепь состояла из тридцати шести пластин, и каждая имела в середине самоцвет, через одну алый и зеленый.
Когда Стюрбьёрн взял цепь в руки, то сказал, что это воистину работа Велунда кузнеца, но что ему кажется, в сокровищницах его дяди найдутся вещи не хуже, а Свейн заметил, когда цепь передали ему, что это сокровище из таких, за какие любой воин не пожалеет крови, а конунгова дочь — своего девства.
Потом Торкель Высокий осмотрел цепь, тоже похвалил ее и подал через стол Орму. Тут Сигтрюгг рванулся вперед, чтобы схватить цепь, но Орм оказался проворнее и успел первым.
— Ты-то что цапаешь? — сказал он Сигтрюггу. — Я что-то не слыхал, чтобы ты был конунгом или ярлом, а прочим ее незачем трогать.
— Я хочу драться с тобой за эту вещицу, — сказал Сигтрюгг.
— Может, ты и хочешь, — сказал Орм, — ибо мне ты кажешься человеком жадным и безрассудным. Но мой совет тебе — убрать прочь руки и оставить разумных людей в покое.
— Ты боишься со мною драться, — крикнул Сигтрюгг, — но драться будешь, или давай цепь, потому что у меня с тобой старые счеты и цепь я требую в возмещение.
— Видно, пиво тебе не в прок и затуманило ум, если ты говоришь такое; я никогда тебя прежде не видел, и не может у нас быть никаких старых счетов. А теперь, — продолжил он, уже теряя терпение, — умнее всего для тебя сидеть тихо и помалкивать, пока я не попросил у конунга Харальда разрешения съездить тебе по носу. Я человек мирный и не имею большой охоты браться за такое рыло, но сдается мне, ты вынудишь проучить тебя и самого терпеливого!
Сигтрюгг был могучим бойцом, которого боялись из-за его силы и буйного нрава, и не привык к таким речам. Он вскочил со скамьи, заревев, как тур, и выкрикивая ругательства, но еще мощнее прозвучал голос короля Харальда, когда он гневно приказал замолчать и спросил, из-за чего такой шум.
— Этот человек, конунг, — сказал Орм, — лишился рассудка от твоего доброго пива и от собственной жадности; потому что он кричит из-за моей цепи и говорит, будто у нас с ним счеты, хотя я его никогда прежде не видел.
Король Харальд посетовал, что от людей конунга Свейна всегда одно беспокойство, и спросил Сигтрюгга строго, отчего тот не желает держать себя в руках, хотя слышал о том, что в зале провозглашен, Христов и конунгов мир.
— Конунг, — сказал Сигтрюгг, — я расскажу все как есть, и ты сам признаешь, что я в своем праве. Семь лет назад я понес ущерб, и теперь узнаю, что эти двое из числа тех, кто мне его нанес. В то лето мы возвращались домой с юга на четырех кораблях, Борк с Вена, Палли Серебро, Фаравид Свенссон и я; и мы встретили три корабля, вышедшие навстречу, и из рассказа этого Токе я понимаю, чьи это были корабли. На моем судне был раб из Испании, черноволосый и желтый лицом, и пока мы переговаривались, он прыгнул за борт и утащил с собой моего свояка Оскеля, хорошего человека, и никто из; нас не видел больше ни того, ни другого. А вот теперь мы все услышали, что этого самого раба подняли к ним на корабль и он оказался иудеем Саламаном и принес большую пользу. Оба человека, сидящие тут, Орм и Токе, были теми, кто вытащил его из воды; это мы слышали из уст одного из них. За такого раба я мог бы получить немалую прибыль, а этот Орм стал теперь хёвдингом у людей с корабля Крока, и потому будет разумно, если он заплатит за мой убыток. Поэтому я требую теперь у тебя, Орм, твою цепь как возмещение за раба и за моего свояка, каковую ты либо отдашь мне по доброй воле, либо встретишься со мной в поединке тут же во дворе, на утоптанной земле, со щитом и мечом и теперь же. Убить тебя мне придется, после того как ты высказался насчет моего носа, ибо никто из сказавших мне, Сигтрюггу сыну Стиганда, кормщику короля Свейна, такие обидные слова, не прожил после этого и дня.
— Две вещи внушают мне надежду, когда я тебя слушаю, — сказал Орм. — Первая — это то, что цепь у меня и со мною останется, кто бы ни прыгал с твоего корабля семь лет назад. А вторая — это что у нас с Синим Языком тоже есть что сказать насчет того, кто из нас двоих проживет дольше. Но прежде мы должны выслушать, что скажет на это король Харальд.
Все в зале были рады, что дело идет к стычке, ибо можно было рассчитывать, что бой между такими людьми, как Орм и Сигтрюгг, окажется стоящим зрелищем. И Свейн, и Стюрбьёрн сочли, что это будет хорошей переменой после пира, но король Харальд сидел в раздумье, поглаживая бороду, и, казалось, сомневался.
— В таком деле трудно рассудить справедливо; и мне не кажется несомненным, чтобы у Сигтрюгга было право требовать у Орма возмещения за ущерб, причиненный ему помимо воли. Но ясно, что всякий, кто потерял раба и свояка, захочет за это виру. А поскольку обмен оскорблениями уже случился, то бой между этими двумя все равно произойдет, едва они скроются с моих глаз, и такая цепь, как у Орма, должно быть, вызвала уже немало убийств, а вызовет еще больше. Поэтому будет не хуже, если они сойдутся в поединке тут же, на потеху всем нам, а ты, Халльбьёрн, пойди проследи, чтобы площадку для боя утрамбовали и очертили там, где земля поровнее во дворе. И зажгите костры и факелы, и скажешь, когда все будет готово.