Человек, который хотел понять все - Бенилов Евгений Семенович. Страница 33

—  — Насколько я понимаю, господин Следователь, если один из охранников уходит по вызову, то второй остается на главном посту у поворота на карцер.

—  — Допустим.

—  — Скорее всего, 24-ый обошел этаж по периметру кругом и подошел к главному посту с востока. Обратите внимание, что от пересечения восточного и северного коридоров до главного поста не более десяти метров; если 24-ый выскочил из-за угла и сразу выстрелил — охранник среагировать не успевал. С таким сценарием, кстати, согласуется и ориентация трупа: ногами по восток, головой на запад — пуля, пущенная из восточного коридора, как бы сбила охранника с ног.

—  — Что ж, убедительно. — иронически согласился Скептик, — А теперь давайте рассмотрим альтернативный сценарий: убийца стреляет не из восточного коридора, а из карцерного. — он наслаждался собственной сообразительностью, — Причем охранник находится в этот момент слева от входа. Как, по-вашему, будет ориентирован труп?

—  — В этом случае, труп будет ориентирован примерно так же, но …

—  — Достаточно, подследственный. — Скептик с удовлетворением откинулся на стуле.

—  — Ну уж нет, господин Следователь, — впервые за весь допрос Франц повысил голос, — раз уж вы потребовали от меня объяснений, извольте выслушать все, что я хочу сказать.

—  — ЧТО?! — ужасающим басом заревел Злыдень, — ОПЯТЬ ДЕРЗИТЬ? — он привстал на своем стуле.

—  — Господа! Господа! — вмешался Добряк, — Подследственный имеет право сказать, все, что сочтет нужным, — а уж выводы из его слов вы делайте сами.

Недовольно ворча, Злыдень опустился обратно на стул. Он жаждал крови — разговоры его не интересовали.

—  — Карцерный коридор просматривается от главного поста насквозь, — объяснил Франц, — а потому, незаметно подобраться по нему к охраннику намного труднее, чем по периметру.

—  — Но все-таки можно, подследственный, — опять влез Скептик, — если охранник стоит не в точности напротив входа.

—  — Например, слева. — добавил Добряк, — Что, как мы уже выяснили, объясняет и ориентацию трупа. Продолжайте, подследственный.

Комбинезон Франца промок насквозь.

—  — Ну, может, теоретически я и мог бы пробраться из карцера к главному посту незамеченным. — он замолчал и секунд пять слушал пульсировавшую в висках боль, — Но, во-первых, это исключительно маловероятно — чтобы второй охранник не смотрел в сторону карцера, зная, что его товарищ ушел туда ночью по срочному вызову; а во-вторых, я этого не делал, и доказать обратное никто и никогда не сможет.

Он посмотрел по очереди на сидевшие перед ним три черные фигуры.

—  — Продолжайте, подследственный. — произнес Добряк ничего не выражающим голосом.

Подавив непрерывно усиливавшееся чувство безысходности, Франц продолжил:

—  — Потом 24-ый перенес тело первого охранника из изолятора в коридор и спрятал его в стенном шкафу.

—  — Каким образом в изоляторе не осталось следов крови? — злобно пробасил Злыдень.

—  — Если держать труп сидя, прислоненным к стене, то кровь из перерезанного горла будет впитываться в переднюю часть мундира и не попадет на пол.

—  — Значит, 24-ый попросил охранника сесть на пол и прислониться к стенке — и лишь потом зарезал его? — насмешливо поинтересовался Скептик.

—  — Даже если кровь и брызнула вначале на пол, то в изоляторе есть умывальник, — все следы ничего не стоило убрать.

—  — Я в это не верю. — это сказал Злыдень.

—  — Ваше право, господин Следователь. — сделав паузу в ожидании дальнейших придирок (их не последовало), Франц продолжил, — Затем 24-ый проник в квартиру Наставника, убил его и завладел автоматической винтовкой.

—  — Каким образом? Все огнестрельное оружие хранится в запертом сейфе — чтобы открыть его, нужно знать шифр. — это сказал Скептик.

—  — Он мог пригрозить Наставнику и заставить его выдать шифр.

—  — Этого не могло быть, подследственный: все указывает на то, что преступник убил Наставника сразу же, как проник в его апартаменты.

Франц на мгновение задумался.

—  — Ну, тогда Наставник, в пьяном виде, мог забыть запереть сейф после того, как выдал оружие охранникам.

—  — Это тоже маловероятно: охранники-то были трезвы и указали бы ему на просчет.

—  — Они могли не заметить, господин Следователь.

—  — Ну, хорошо, продолжайте. — неожиданно сдался Скептик.

Добряк и Злыдень промолчали — победа пришла к Францу подозрительно легко.

—  — Далее 24-ый проник (с помощью ключей, взятых у охранников) на территорию Потока и расстрелял всех заключенных, кроме 12-го и 16-го; а последних, угрожая оружием, отвел к карцеру, приказал им лечь на пол и перерезал им глотки. Потом он быстро перенес тела в карцер и уложил на кровати — вся операция не должна была занять более десяти секунд.

—  — А вы даже не проснулись? — язвительно поинтересовался Скептик, — Крепкий сон — признак чистой совести.

—  — Проснулся, господин Следователь, но не сразу, и, поскольку трупы были укрыты с головой простынями, ничего не заметил.

—  — Вы поразительно ненаблюдательны, мой друг.

Франц промолчал, не желая тратить немногие оставшиеся у него силы на бесплодные препирательства.

—  — Я уснул опять; а 24-ый, вернувшись в камеру, обнаружил, что некоторые заключенные не убиты, а только ранены, и дострелял их.

Злыдень и Скептик, перебиравшие бумаги на своих столах, подняли головы. Добряк резко спросил:

—  — Откуда вы знаете?

—  — Что знаю?

—  — Что некоторые из заключенных не были убиты наповал?

—  — Догадался по пороховым отметинам на их телах — их приканчивали одиночными выстрелами в упор, да и винтовка, когда я ее нашел, была переключена с автоматического боя на одиночный.

Злыдень и Скептик опять опустили головы и зашуршали бумагами. Франц продолжал:

—  — После этого 24-ый вернулся в карцер, приоткрыл дверь и разбудил меня каким-то звуком, а сам отправился в апартаменты Наставника (он понимал, что, рано или поздно, я обязательно туда приду). Он спрятался в спальне, намереваясь задушить меня, оттащить труп в изолятор, а потом представить дело так, будто я сам напал на него, но не рассчитал своих сил. Именно для этого он расстрелял все патроны и оставил нож в камере: иначе бы получалось, что я явился в изолятор вооруженным до зубов, и ему б никто не поверил, что он сумел меня одолеть.

—  — И он не испугался оставить нож? — недоверчиво спросил Добряк. — Ведь вы могли прихватить его с собой, и тогда бы он не имел ни одного шанса. — Добряк посмотрел на остальных двух следователей, и те согласно закивали головами.

—  — 24-ый демонстративно оставил на рукоятке ножа отпечатки своих пальцев — он понимал, что, увидев их, я ножа не коснусь. Он, видимо, собирался стереть отпечатки уже после того, как убьет меня; он даже мог принести нож в изолятор, коснуться рукоятки моей ладонью и унести обратно — что подтверждало бы его версию событий. Видимо, 24-ый был уверен, что справится со мной голыми руками … и, кстати, справился бы, если б мне под руку не подвернулся тот камень.

Скептик поднял голову.

—  — Я должен предупредить вас, мой друг, — с лицемерной заботливостью сказал он, — что следов крови 24-го на камне не обнаружено — только мозги и кровь вашего Наставника. Ну и, конечно, отпечатки ваших пальцев.

—  — Уж не хотите ли вы сказать, что я убил Наставника этим камнем, господин Следователь?

—  — Конечно же, нет, подследственный. — снисходительно улыбнулся Скептик, — Я отлично знаю, что он был застрелен.

—  — Так в чем же тогда дело? — на этот раз Франц решил настаивать на своем, — Я ведь объяснил, каким образом кровь Наставника оказалась на камне.

—  — Я лишь хочу обратить ваше внимание, подследственный, — сказал Скептик с напускным сожалением, — что даже самые незначительные детали вашего рассказа не подтверждаются вещественными доказательствами.

Отвечать на это Франц не стал.

Силуэты следователей, будто вырезанные из черной бумаги, застыли перед ним.