Волны в Рио - Эллисон Харлан. Страница 2

Олдисс, Браннер, Боллард, Саллис, Зилазни, Дилэйни, Муркок, Спинрад, Энтони, Вильгельм… – короче, все, кроме Паншина и Нивена (которые упорно не желают).

Все они в то или иное время удостаивались причисления к «Новой Волне». И все как один свою принадлежность отрицали.

Куда ж тут без меня? Из-за рассказов типа «Зверь, в сердце мира о любви кричащий», да еще из-за составленной мной на грех антологии «Опасные видения» и меня сунули в тот же безразмерный мешок особого пошива.

Так вот. Для протокола и для тех, кому все нужно разжевывать. Я не считаю, что в умозрительной литературе существуют категории наподобие «Новой Волны» (как, кстати говоря, и что какое-то произведение можно пометить тошнотворной аббревиатурой НФ – хотя и не надеюсь, что чуждые жанру обозреватели Обретут достаточно вкуса, чтобы отказаться от этого удобного жаргонно-ублюдочного ярлыка). А считаю я, что «Новая Волна» – всего лишь расхожее журналистское клише, приветствовать которое могут только совсем безмозглые критики и сторонние обозреватели. Не хватает им ни духа, ни глубины, чтобы понять: это богатство голосов суть многие волны. И каждая волна – писатель.

Хотя мне уже надоело без конца мусолить этот термин, скажу еще вот что: «Новая Волна» просто-напросто включает в себя писателей, которые занимаются своим делом. И не более. Сравнивать то, что делаю я, с тем, что делает Чип Дилэйни, – просто чушь. Проводить параллели между, скажем, рассказами Болларда, где содержится кодификация образа «героя нашего времени», и рассказами Олдисса об «ЛСД-войнах» – тяжелое помешательство. Пытаться слепить в один комок таланты столь расхожие, как поэтичный Зилазни и поэтичный Саллис, – прямое оскорбление.

И все же нельзя отрицать: нечто происходит. Вы, мистер Джонс» ни хрена в этом не смыслите, но знаете, что оно происходит, – вот вы и называете это «Новой Волной». Так проще. Вроде бы и кретином себя уже не чувствуешь. Да, мистер Джонс? А? Не слышу!

Да, нечто происходит. Происходит в том, что я называю умозрительной литературой, вы называете научной фантастикой, а прочие козлы кличут НФ. Происходит и в университетских кампусах, и в рок-музыке, и в испанском Гарлеме, и вообще повсюду. А происходит просто-напросто то, что самый передовой народ полнее открывает себя все новому и новому опыту, а также разным способам выражения. (Сегодня человек, отвергающий все экспериментальное только потому, что оно, мол, экспериментальное, уже достоин не обвинения в тупости, а простой жалости. Вроде тугоухого, колченогого или невосприимчивого к цвету – короче, слегка дефектного.

Был я тут как-то в Рио на вечеринке у Харта Спрейджера вместе с прочими светилами мировой фантастики, и Харт положил на крутилку что-то из Джимми Хендрикса. Только я себе заторчал – ведь с самого прибытия не слышал ничего, кроме паскудной самбы и еще какого-то музыкального зловония, – как подходит будто бы элегантная супруга одного из светил, морщит рыло и спрашивает: «Ах, неужели вам и вправду нравится этот шум?» Я промолчал. Хрена ли мне? Из нее и так уже песок сыплется.) Так что все происходящее происходит сегодня повсюду.

И вот Спинрад в «Джеке Барроне» отвешивает громкую плюху правящим кругам за их способы использования энергии, солидная вроде бы дама Кейт Вильгельм посылает к нужной матери общепринятые правила построения рассказа и заслуженно удостаивается премии «Небьюла» за своих «Плановиков», а Кэрол Эмшвиллер и Пирс Энтони становятся писателями, активно читаемыми андеграундом. Скажите мне наконец честно – кого волнует, в каком именно рассказе Сыоэлла Пизли Райта 1928 года предсказана алюминиевая полоска на банках с сардинами?

Реакционеры, которые всегда с нами, – всего лишь пугливые малые дети (возраст значения не имеет), которым просто хочется, чтобы все оставалось как есть. Проповедуют они при этом даже не цензорство, а сталинскую опеку, когда закрытыми объявляются целые темыТаковы они, мистеры Джонсы от НФЛепечут об «ощущении чуда», а сами прочно вделаны в бетонные устои своего прошлого. Заперты во вчерашнем дне – а все пытаются переврать наши фантазии о дне сегодняшнем и временах грядущего. Уверяют нас, что новые писатели с их новыми словечками и подходцами оскверняют драгоценные телесные флюиды научной фантастики. И клянутся вести священную войну против этой самой «Новой Волны».

Хрен вам, дети, Дед Мороз.

Впрочем, пусть себе словоблудствуют. Читатели фантастики год от года становятся все вдумчивее и все острее чувствуют требования литературного мастерства. Заскорузлое вчера, конечно же, достойно уважения, ибо содержит корни нашего наследия в области формы. Но одно дело уважать. Превращать в кумира – совсем другое. Пытаться ухватить будущее, позволяя вчерашним призракам кормиться днем сегодняшним, которым они не владеют, – занятие безнадежное. Никто при этом не предлагает начисто отвергнуть более традиционные формы научной фантастики – тут всем хватит места встать в полный рост. А с такими мастерами, как Саймак, Азимов, Нивен, Кларк, Пол и Дель Рей, у нас еще долго не будет недостатка в прекрасных уроках пусть и в русле традиции.

Все, чего мы просим… впрочем, нет – время просьб давно прошло. Все, чего мы требуем, – это равного времени для каждого голоса, включая и новые. А эти новые голоса как раз и принадлежат тем, кого успели украсить дешевым ярлыком «Новая Волна».

И еще ярлыком «авангард», что уже тридцать пять лет как стал не более чем снобистским анахронизмом. Причем эти обращенные в завтра люди, надо думать, охотно будут предоставлять право голоса и тем, кто предвидит другое завтра, по-иному выраженное.

Один из этих иных способов выражения как раз и есть тот, который мне показалось необходимым использовать в «Звере». Я уже объяснил, какая потребовалась форма, чтобы поведать всю историю так, как мне представлялось единственно возможным. И все же в журнальном варианте издатель счел необходимым изменить эту форму и добавить некоторые пояснения. Ему показалось, что в первоначальном виде рассказ будет труден для читателей его журнала. Спорить с этим издателем я не мог. Значит, просто больше не буду с ним работать. В письме он пояснил, что аудиторию свою представляет состоящей в основном из четырнадцатилетних подростков, чьи мамочки заблаговременно пролистывают рассказы, желая убедиться в достаточной их невинности для драгоценных сыночков. Вот жалость! Ну не пишу я для четырнадцатилетних подростков! Тем более для их строгих мамаш. И вообще ожидаю от своего читателя несколько больше эрудиции, внимания и сотрудничества. Упомянутый издатель уже знает, что для него я больше писать не буду, и не считает это достаточной потерей. Особенно если вспомнить те муки адовы, что он испытал, мухлюя с названиями и текстами моих рассказов. Все к лучшему куда ни кинь. Главное – множество мамаш четырнадцатилетних подростков смогут теперь спать спокойно, твердо зная: этого Эллисона держат на коротком поводке. Спокойно, мамаши! Эллисон не сорвется и не осквернит драгоценные телесные флюиды ваших сыночков!