Большая земля - Беннет Дуайт. Страница 2

Ему еще предстояло встретиться с индейцами из резервации — дружелюбными, как сказал охотник, не то что снэйки или легендарный Паулина. Теперь Осборн поверил словам охотника, понял их истинное значение.

Спустя восемь дней, как он покинул Салем, показались, наконец, жилища людей. Они начинались сразу за ущельем, по которому ехал Осборн, рассчитывая выбраться на дорогу к Каньон Сити. Вскоре он увидел ее — узкая полоска, петляя между холмами, уходила за горизонт. У дороги стоял покосившийся бревенчатый дом и амбар с прохудившейся крышей, надворные постройки были из грубо сколоченных досок. Рядом находился загон, внутри ходили несколько лошадей. Из трубы тонко вился дымок и стелился низко над землей.

У дома копошились двое, запрягая четверку в фургон. Они почувствовали его приближение — мужчина резко обернулся и схватил винтовку, стоявшую рядом у забора.

Чэд Осборн медленно подъезжал к ним. Люди не двигались и наблюдали за Осборном. Они были похожи друг на друга, и Чэд решил, что это отец и сын. Подъехав вплотную, он натянул поводья и сказал:

— Неважно у вас встречают людей…

Мужчина внимательно посмотрел на Осборна.

— Приходится быть осторожным. Меня зовут Говард Мопин, а это мой мальчик, Гаррет.

Осборн назвал свое имя.

— Что это за место? Станция?

— Вроде почтовой станции, — ответил Мопин. Это был мужчина лет пятидесяти, широкоскулый, черная борода и пышные усы красиво обрамляли его лицо. Он говорил с южным акцентом.

— На столе стоит еда. Подкрепитесь с нами.

— Не откажусь, — ответил Осборн и спрыгнул на землю, не забыв при этом взять винтовку.

— Гаррет, присмотри за лошадьми. Вы приехали из-за гор? — обратился к нему Мопин, когда сын ушел. И добавил:

— Немногие сейчас осмеливаются проехать этой дорогой, стало слишком опасно. Надеюсь, с вами ничего не случилось, мистер Осборн?

— Вы имеете в виду индейцев? Я встретил их, но они меня, слава богу, не заметили.

Мопин пригласил его в дом.

Дом напоминал настоящую крепость. Стены были сложены из толстых бревен и обмазаны глиной, окна закрывались деревянными щитами. Осборн попал в большую комнату, отсюда в спальни и другие помещения вели двери, сколоченные из очень толстых досок, в случае нападения они могли надежно защитить людей от пуль неприятеля. Войдя, Осборн увидел у окна женщину, это, должно быть, была жена Говарда Мопина. Она выглядела на несколько лет моложе мужа. Здесь же вертелись три голубоглазые девушки, видимо, его дочери. За столом сидели женщина и трое мужчин, все были одеты подорожному. Перед ними был выставлен обильный обед: мясо антилопы, картошка с соусом. Вкусно пахло свежеиспеченным хлебом и кофе.

Девочка принесла ему в тазу теплой воды, Осборн умылся, причесался, сел за стол, поставив рядом винтовку, и кивнул сидевшему напротив толстому бородачу, поставившему локти на стол и державшему толстыми пальцами-сосисками чашку с кофе. «Извозчик», конечно.

И тут он увидел на каждой щеке этого человека по глубокой свежей ране. Осборн поднял глаза, смутился, подумав, что слишком пристально рассматривает незнакомого человека и вновь склонился над тарелкой.

Мопин, наливая ему кофе из большого железного кофейника, сказал:

— Генри Уинлер может рассказать тебе об индейцах.

Сидевший напротив что-то пробурчал. Встретив взгляд Осборна, он начал отрывисто говорить, едва разлепляя губы, чтобы не двигать щеками.

— Вы рассматриваете мое лицо… Это пуля снэйков — две недели назад. Пробила щеки навылет и вышибла четыре зуба.

Осборн вытаращил глаза.

— И компания заставила вас выйти на линию?

Говард Мопин объяснил:

— Компания — это сам Генри. Между Далласом Каньон Сити он работает один.

— В тот день не было пассажиров, — продолжил Уинлер. — Только мы с Уэллсом Фаргоу. Мы ухитрились оторваться от индейцев и унести ноги, кровь из меня хлестала, как из недорезанного поросенка. Фаргоу перевозил десять тысяч наличными. Мы бросили фургон и удрали на пристяжных. Потом, правда, вернулись, эти дикари не взяли деньги, разбросали их повсюду, словно мусор какой-то. Увели лошадей и срезали кожу из внутренней обшивки фургона.

Он допил кофе, вытер губы рукавом.

— Ну и испугался же я тогда. Вот с тех пор начал лысеть.

Генри Уинлер тяжело поднялся, взял шляпу и плащ со скамьи.

— Поехали, — громко сказал он. — Еще далеко до Далласа.

Пассажиры вышли вслед за ним; сквозь открытую дверь Осборн слышал, как начали загружать дилижанс. Звучный хлопок кнута, скрип колес, дилижанс быстро съехал со двора и покатил по дороге.

Девушки выскочили посмотреть ему вслед, женщина оторвалась от работы и выглянула в окно. Осборн понял, что новые люди — нечастое явление в монотонной и скучной жизни этих богом забытых людей.

Он пообедал, не торопясь набил трубку и закурил, наслаждаясь теплом и отдыхом. Старшая дочь, красавица Элиза, помогала матери печь хлеб, средняя мыла посуду и стирала со стола, а самая младшая сидела в уголке над грифельной доской.

Вернулся Говард Мопин, налил себе кофе и сел рядом.

— Сколько я вам должен? — спросил Осборн.

Хозяин рассердился.

— Должен?! — вспыхнул он. — Надо же до этого додуматься!

— Но… Я думал…

Мопин только рукой махнул.

— Генри Уинлер заплатил мне за ночлег, а пассажиры — за обед. Но ты — гость.

— Тогда огромное спасибо за угощение. — Осборн посмотрел в окно, где на горизонте виднелись коричневые холмы. — Рядом есть еще живые люди?

— Далеко. — И добавил: — Пятнадцать миль до ранчо Энди Кларноу. А дальше, по дороге, где ты поедешь, станция Джима Кларка. Я сюда приехал раньше других.

— Сколько лет вы здесь живете?

На минуту Мопин задумался.

— Уже больше трех лет. В шестьдесят первом уехал из Крикса. Мне здесь очень нравится. Хорошая земля, чтобы разводить скот и держать лошадей.

— А индейцы не беспокоят? — спросил Осборн и увидел, как лицо Мопина исказилось.

— Только я поселился на этом месте, как Паулина убил моего пастуха и угнал всех лошадей, двадцать семь голов. Для меня это был страшный удар, но мы все-таки решили отсюда не уезжать.

— Мне уже все уши прожужжали с этим Паулиной. Вы уверены, что такой человек действительно существует? Что это не просто имя, каким поселенцы готовы обозвать всякого кровожадного индейца?

Мопин покачал головой.

— Такой человек существует, несомненно. Я обменялся с ним несколькими выстрелами. Но даже его главные враги уорн-спрингзы не могут точно сказать, сколько у него воинов. Я думаю, что у него индейцы разных племен: снэйки, пайуты, мадоки. Вряд ли у них он — вождь, но мы, белые, дали ему такую кличку. Он сущий дьявол! Выиграл сражения с регулярными отрядами. Уорн-спрингзы ненавидят и боятся его, как и белые, потому что он убивает людей в резервациях, угоняет их лошадей, увозит их жен и детей. И все говорят, что его нельзя убить, что пули отскакивают от него, как горох от стены. Вот и все, что я знаю. Невыносимо, чтобы такой человек держал в страхе половину штата. Пока его не убьют, не будет житья никому в Орегоне, — мрачно закончил Мопин.

Сын Мопина вывел коня из конюшни. Осборн подтянул седло и поправил уздечку. Вскочив в седло, он поблагодарил хозяина.

— Я вас предупредил, — сказал Мопин мрачно, — каково у нас одному ехать, вы могли остаться. Главное — не сбейтесь с дороги. До станции Джима Кларка 35 миль, дорога впереди плохая. Дилижансу приходится ехать по ней, другого пути нет. Будете в Каньон Сити, может быть, встретите Перри. У меня вчера было несколько ребят. Пусть он возьмет их на работу.

— Я поищу его. Очень вам благодарен, — сказал в ответ Чэд Осборн. Он наклонился и пожал ему руку. Осборн знал, что еще долго, пока он не скрылся за изгибом дороги, эти гостеприимные люди смотрели ему вслед.

Одинокого всадника обступили голые каменистые холмы, дорога — единственный признак цивилизации — петляла среди прихотливых изгибов ландшафта, единственным украшением которого можно было считать можжевеловые кусты вдоль обочины. Казалось, не будет конца бесчисленным поворотам, спускам и подъемам вверх-вниз. Уже вытягивались полуденные тени, а солнце клонилось к вершинам Каскада у него за спиной, когда Чэд начал высматривать местечко для отдыха.