Леонардо да Винчи - Гастев Алексей Алексеевич. Страница 39

Рассуждая о водоснабжении человеческого тела, древний Платон приводит аналогию с вершей, якобы сотканной верховным создателем из воздуха и огня, целиком облекающей живое разумное тело мира и имеющей у входов вставленные воронки, как и делается при изготовлении таких рыболовных снарядов. Применительно же к человеку одной из воронок соответствует отверстие рта, тогда как сквозным ячеям – называемые норами мельчайшие отверстия кожи. Прямой смысл платоновской анатомии мира и во времена Леонардо представлялся вполне фантастическим, хотя в виде иносказания красивые поэтические выдумки древних живут значительно дольше и Платон таким образом в иносказательной форме желал дать понятие, что человек, как вселенная, пронизывается не только физическими, но духовными токами: будто бы многие вогнутые зеркала пускают внутрь него лучи света, которые там перекрещиваются и взаимодействуют.

Эти духовные токи надо понимать как воображение и мысль человека, распространяющиеся во все стороны до пределов вселенной, когда, отражаясь, они возвращаются обогащенные знаниями. Однако круг знания или рыболовную вершу, запускаемую меж звезд и прилегающую изнутри к пределам вселенной, трудно все же вообразить настолько вместительной и прочной, и чтобы ее ячеи еще свободно растягивались – тут приходится выбирать между широтою охвата и глубиной и подробностью. Имея же в виду Леонардо, можно сказать, что единственный раз природа предприняла попытку создать механизм размышления, прямо отвечающий требованию Николая Кузанского, изложенному в его трактате «Об ученом незнании»: «Здравый свободный интеллект схватывает в любовных объятиях и познает истину, которую ненасытно стремится достичь, озирая весь мир в неустанном беге». Единственный раз природе удалось существо, равно обладающее могучим прыжком и пчелиною тщательностью, озирающее целиком мироздание и одновременно кружащееся возле какой-нибудь частности, с величайшим вниманием ее рассматривая: недаром Леонардо приходится считать не только универсальным гением, но родоначальником нынешней наиболее узкой специализации, когда исследователь неотлучно находится в своей ячее как бы в хорошо охраняемом доме с затворенными ставнями. Но первое свойство, то есть могучий прыжок, непременно предполагает аббревиацию, однако утрачивающую осудительный смысл, вкладываемый в это понятие Мастером. Но ведь и самые аббревиаторы различаются между собою: от сидящих возле папского престола и, можно сказать, в наикратчайшем виде зарабатывающих на жизнь лживыми перьями, перелагающих чужие сочинения и приспосабливающих для ленивых умов – и до ученого Алкуина, чьи суждения, как о языке, что это бич воздуха, не есть ли наиболее остроумная аббревиация, или сокращение?

Люди дойдут до такой неблагодарности, что тот, кто дает им пристанище без всякой мзды, будет осыпан ударами и внутренние его части оторвутся от своего места и будут переворачиваться по всему телу. О взбивании постели, чтобы ее поправить.

Хотя шестнадцатилетняя Беатриче красотою много уступает синьоре Чечилии, еще за четыре года до этого изображенной живописцем с куницею, символом власти, в руках, – такое предвидение не оправдалось. В начале 1491 года младшая дочь герцога Эрколе выходит за миланского регента, тогда как наследник феррарской короны Альфонс женится на племяннице Моро Анне Марии, а ведь это самое прочное, такая крестообразная связь! Сообразительности регента еще достало, чтобы выдать Чечилию за престарелого графа Бергамо. Кроме того, Моро имел сына от одной знатной римлянки, узаконенного по его настоянию придворным служащим. На торжестве бракосочетания присутствовала также синьора Лючия Марлиано, которою Моро бессовестно овладел, когда та была возлюбленной его брата, и продолжал с ней сожительствовать после ужасной смерти последнего. Что касается Чечилии Галлерани, то в канун свадьбы Моро подарил синьоре красивое палаццо в Милане, показав окружающим свою наглость. В добавление ко всему из толпы приглашенных гостей на Беатриче дерзко уставилась Лукреция, графиня Караваджо, ставшая с недавнего времени наложницей регента. Таким образом, радуясь и веселясь, невеста зорко оглядывалась, подобно солдату в захваченной, но не покорившейся окончательно местности. Однако же, обладая сильным характером и становясь супругою Моро, в чьих руках сосредоточивалась громадная власть, Беатриче д'Эсте надеялась скоро укротить многоглавую гидру.

Певчие под управлением ученейшего музыканта Франкино Гафури выводили, краснея и надуваясь от большого старания:

Трудно отыскать человека, который с большим вниманием и благодарностью воспринимал грубую лесть и всевозможные преувеличенные похвалы, чем младшая дочь феррарского герцога. В задумчивости обводя взглядом потолок, Беллинчоне, будто бы не рассчитывая, что присутствующие хорошо его поймут, излагал тему сонета:

– Автор воображает, как Дантова Беатриче, вернувшись в мир, становится супругою миланского регента, тогда как поэт униженно просит позволения всевышнего за нею следовать.

Прочитывая стихотворение, Бернардо раскидывал длинные руки, и сердце его распахивалось; стриженные коротко сальные волосы прикрывали лоб, как воронье крыло. Рот раскрывался широко и требовательно: поэт меняет слова на дукаты – почему бы и нет? Беатриче сияла от удовольствия, Беллинчоне торжествовал; дукаты, можно сказать, сыпались с неба.

На второй месяц без перерыва продолжавшихся празднеств, 7 февраля 1491 года, в доме Галеаццо Сансеверино было устроено состязание на копьях. Придворный историк Франческо Симонетта, брат покойного канцлера, судимого и обезглавленного по приказанию Моро, выразил мнение, что императорский Рим не видел ничего более блестящего. Синьор Галеаццо появился впереди кавалькады па коне, покрытом золотой чешуей и колючками; золотой шлем отягощал змей с золотым хвостом, свивающимся кольцами и ниспадающим до стремян, а из середины щита смотрело бородатое лицо, одного вида которого противник должен был испугаться.