Леонардо да Винчи - Гастев Алексей Алексеевич. Страница 58
Если кому-нибудь не нравятся пейзажи, то он считает, что эта вещь постигается коротко и просто. Как говорил наш Боттичелли, достаточно бросить губку, наполненную различными красками, в стену, и она оставит на этой стене пятно, где будет виден красивый пейзаж. И этот живописец делал чрезвычайно жалкие пейзажи.
Древний Платон справедливо указывает, что одно только широкое распространение какой-нибудь вещи не служит причиною, чтобы ее отрицать: хорошо владея латынью и греческим, Лоренцо Медичи свои поэтические произведения, как и комментарии к ним, писал на тосканском наречии и его восхвалял. Громадное большинство населения не только не знает латыни и тем более греческого, но, выучившись читать на тосканском, из-за отсутствия необходимости или досуга этим не пользуются, так что лучше дать им выучивать наизусть и со слуха. Предлагая образованным людям более изысканные кушанья, Лоренцо не жалеет старания и времени придумывать к карнавалам и праздникам, чему во Флоренции нет числа, диалоги, игры и песенки; принято, чтобы сообщество, или конгрегация, – будь то девственницы, бедные невесты, куртизанки или кормилицы, – имело каждый раз новую песенку, Флоренция же с охотою распевает стихи, которые сочиняет ее поработитель и узурпатор народного суверенитета, а сам он, нисколько не важничая, отплясывает вместе с другими.
44
Если мастер набожен, таковыми кажутся и его фигуры со своими искривленными шеями; если мастер не любит утруждать себя, его фигуры кажутся срисованной с натуры ленью; если он непропорционален, фигуры его таковы же; если он глуп, он широко обнаруживает себя в исторических композициях – они враги всякой цельности, фигуры их не обращают внимания на свои действия, наоборот: один смотрит туда, другой сюда, как во сне.
В диалоге «Гермотим, или О выборе философии» величайший из греческих софистов, Лукиан, утверждает, что каждый философствует соответственно своему характеру; при этом он описывает эпикурейцев как добродушных и падких до удовольствий, перипатетиков называет корыстолюбивыми и большими спорщиками, платоников же наделяет надменностью и честолюбием. Применительно к новым флорентийским платоникам сюда надо добавить утонченность, важность и чуточку ханжества, которое заключается в том, что они не любят называть вещи своими именами и избегают всего некрасивого и грубого, даже когда на этом держится жизнь. Их настроению и духу как нельзя лучше отвечает «Примавера», или «Весна», картина, написанная Сандро Боттичелли для Медичи; правда, если разбираться, что именно здесь представлено и правильно ли такое название, находится столько знатоков, сколько и толкований, хотя все соглашаются, что Флора имеет огромное сходство с умершей Симонеттой Веспуччи, а Борей, или Северный ветер, своим видом вызывает дрожь как бы от холода, и в целом картина изумительно красива.
– Венера олицетворяет различие и связь между любовью материальной, которой отдана правая половина картины, и поместившейся слева идеальной, или духовной, – пояснял Марсилио Фичино, – материальная любовь хотя и приятна, но обречена телесным и душевным страданиям и смерти и, беспрерывно преобразуясь, стремится избавиться от каждого нового облика. Это, по-видимому, подразумевается изображением прекрасных цветов, разбрасываемых Весною, извлекающей их из прозрачной своей одежды, а также гирляндою, рождающеюся в устах богини Флоры: подобное странное происхождение напоминает о цветах на могиле несчастной Симонетты и вызывает у зрителя желание плакать. Между тем отданная идеальной любви левая часть представляет в виде граций три добродетели: Чистоту, Красоту и Любовь; здесь все радостно и малейшая тяжесть или горе не обременяют фигуры, подобные полевым растениям, качающимся от легкого дуновения воздуха.
Во всеобщем движении и плавном перетекании неизменной, по крайне чувствительной духовной сущности – утверждают платоники – главный и единственный движитель есть любовь, сопровождающаяся огорчением, как жизнь сопровождается гибелью и всевозможными несчастьями. Радуясь каждому новому телесному облику, приходится оплакивать прежний и горько о нем сожалеть: отсюда сходство, которое имеется в наименовании противоположных по смыслу понятий, как amore – любовь и amarezza – горечь, представляющих собой как бы ветви, происходящие из одного ствола. И все это наглядно показано в картине Сандро Боттичелли, что по крайней мере свидетельствует о его начитанности и глубоком сочувствии платоническим идеям. В самом деле, будучи сыном богатого кожевника, Сандро получил достаточное образование и был любознателен; испытывая же склонность к поэзии, знал наизусть и толковал многие отрывки из Данте.
При хорошем росте и стройной фигуре Боттичелли имел значительное и печальное выражение лица и в теплое время года кутался в плащ, как бы показывая, что душа его мерзнет. Впрочем, другой раз, утомляясь жарою, он подолгу отдыхал где-нибудь в холодке, болтая с кем попало, из-за чего Леонардо сравнивал его с созревающей в затененных местах тыквою и называл лентяем. Большую часть заработанных денег Боттичелли тратил на вино, угощая приятелей; говорили, что Отсюда и прозвище, поскольку «боттичелли» означает «бочонок», хотя в действительности оно происходит от его старшего брата бочара, настоящее же имя живописца – Алессандро ди Мариано Филиппепи. Что касается его ума или глупости, которые де широко обнаруживают себя в исторических композициях, то, если посмотреть непредвзято, можно видеть, что в картине «Весна», которая, в понимании Леонардо является исторической композицией, фигуры недостаточно связаны между собою и, кажется, могут внезапно исчезнуть, как это бывает во сне. При этом они свободно колеблются, но неизвестно по какой причине не падают: Меркурий, отвернувшийся от остальных, судя по его положению, должен бы непременно упасть, растолкавши три Добродетели, – эти же, хотя и держатся за руки, также одна на другую не смотрят, как бы в растерянности.
Человек неробкий и старший Леонардо семью годами, Боттичелли был принят у Медичи, когда его юному приятелю оставалось еще два года на обучение; они познакомились, и разница в возрасте стерлась, зато обнаружились более важные противоречия, которые, впрочем, укрепляли их дружбу, ибо один своими достоинствами восполнял недостатки другого, и если бы они соединились, то представили бы собою совершенного человека. Но, слава богу, этого не происходит, иначе небогатая развлечениями и обильная горестями жизнь человеческая стала бы скудной и скучной невыносимо. Имея привычку рассказывать о своих любовных делах, Боттичелли однажды рассердил своего товарища, этим не занимавшегося, и вынудил его произнести следующую обидную для влюбленного речь: