Леонардо да Винчи - Гастев Алексей Алексеевич. Страница 76

Опасаясь, что после кончины тяжко болевшего герцога Джангалеаццо король Неаполя, его тесть, станет отстаивать наследственные права малолетнего внука, Моро, желая предупредить события и действуя через миланских послов, нарочно возбудил военные амбиции короля Карла, разрешив ему переход через Ломбардию; поддерживая решимость короля вернуть Неаполь Анжуйскому дому, Моро обрисовал также возможность дальнейшего движения в Турцию к гробу господню. Считается, что таким образом Моро позволил французам проторить дорогу в Италию и отсюда все ее несчастья. Оспаривая подобные обвинения, Моро указывал, что другие не поступают иначе и что в этой стране не осталось простаков, рассчитывающих на собственные силы. Флорентийскому послу Моро сказал:

– Вот вы все твердите мне об Италии, а между тем я ее никогда не видел. Так можно ли погубить то, что ни увидеть нельзя, ни даже представить как целое?

В самом деле, составленную из многих больших и малых государств, соперничающих или воюющих между собою, вступающих в союзы и лиги, возникающие внезапно и так же распадающиеся, чтобы восстановиться в другом составе, Италию следует признать несуществующей или заранее предназначенной к гибели, тем более некоторые, в целях собственной выгоды причиняя ей какой-нибудь вред, выступают под видом ее защитников. Так, кардинал делла Ровере, впоследствии папа Юлий Второй, получивший название гонителя варваров, тогда готов был согласиться с пришествием сатаны, чтобы причинить неприятность папе Александру Шестому Борджа. Конечно, тот родом испанец и заботился исключительно о своем кошельке и развлечениях самого гнусного рода, но означает ли это, что следует передаваться французам? Между тем точно так же поступают частные лица. Когда Моро впустил короля в Ломбардию, в его свите находился флорентиец Джулиано Сангалло, о котором прежде упоминалось в связи с его оценкой Коня. Этот покинул Флоренцию после смерти Великолепного Медичи от огорчения, а теперь, пользуясь оказией в виде французского войска, желал возвратиться туда. Так что одному – папский престол, другому – друзья и родительский очаг; но кого заботит Италия?

Между тем, хотя в конце августа созревают персики и другие плоды земледелия, требующие приложения рук, и тут не до праздников, многие прибыли из сельской местности исключительно чтобы приветствовать короля, в то время как горожане уже две или три недели развлекались ожиданием и подготовкой торжеств, для чего здесь находились Леонардо с учениками и другие живописцы и всевозможные мастера. И вот теперь все эти люди толпились на улицах, а наиболее отважные взобрались на крыши домов. Те же, кому было хорошо видно из окон, теснясь и приминая лучшее и дорогое платье, выглядывали оттуда в нетерпении. Но прежде чем стало что-нибудь видно, слабый ветер принес как бы далекие раскаты грома или шум волн. После этого в свете закатного солнца наподобие морского смерча поднялся столб пыли; и уже затем на дороге, вьющейся посреди холмов, показалась голова змеи, призванной ужалить Италию. Но об этом мало кто догадывался, исключая наиболее проницательных историков, как Гвиччардини, [42] хорошо научившихся пронизывать воображением прошлое и на основании такой воображаемой анатомии предсказывать будущее, – итальянцы больше расстраивались внешностью французского короля, от которой не того ожидали.

За авангардом, составленным из блестящих рыцарей свиты, – между ними затесался король, чудовище эдакое, – выступали без всадников хорошо упитанные громадные кони с обрезанными хвостами, и за каждым вместо какого-нибудь тяжелого груза тащилась особенная двуколка – механический барабанщик с множеством рук, работающих палками и движущихся настолько быстро, что в отдельности они неразличимы, но воспринимаются слитно, подобно мерцанию колесных спиц. Хотя славившиеся музыкальным слухом ломбардцы в ужасном звучании барабанов отличали настройку и лад едва ли не каждого инструмента в отдельности, никто из добровольных экспертов не разобрал в гармоническом грохоте победного звонкого имени Леонардо да Винчи. Самому же изобретателю – неизвестно, радоваться было или огорчаться, когда его выдумка после далекого странствования возвратилась, подобная горному эхо, отразившемуся от какой-нибудь крутизны. К сожалению, ворующие изобретения имеют обычай выдавать их за свои; а при том, что люди снуют из одного государства в другое с быстротою иглы в руках проворной портнихи, не было бы удивительно, если бы Джулиано Сангалло заодно с сожалениями о Лоренцо Медичи Великолепном вывез во Францию некоторые идеи своего земляка.

Выйдет из недр некто и ужасающими криками оглушит стоящих поблизости, а дыханием принесет смерть людям и разрушение городам и замкам. Об артиллерии.

Когда войско тысячью ног и колесами множества пушек ступило на мостовую города Павии, то, соединившись с грохотом барабанов, шум достиг такой степени, что ротозеям, широко обсуждавшим находящееся в поле их зрения, не осталось другого, как смолкнуть, и, шевеля губами и морща лбы, они стали подсчитывать артиллерию короля Карла, даже на общий беглый взгляд изумлявшую количеством пушек. В самом деле, сначала проехали тридцать шесть восьмифутовых с подвижным передком – каждая запряжена шестеркою коней и за такой упряжкой еще пароконная, где на повозку уложены ядра величиною в детскую голову. Также запряженные парою лошади протащили девяносто орудий большего калибра, если иметь в виду установленное в качестве меры отношение длины и диаметра. После того по три в ряд пошли кулеврины – им годятся снаряды величиною в яблоко, и одноконная упряжка легко их тащит: у кого хватило терпения, насчитали таких орудий более тысячи. Доезжачие и другая прислуга, оглядывающие толпу с отвратительным высокомерием, больше походили на трубочистов, так как за спинами у них вместо копий имелись банники; адский грохот и шум, громадные лошади рыжей и черной масти и множество пушек – все заставляло людей изумляться, и многие трепетали от страха. Но когда простучала последняя пара ободьев и пошли арбалетчики – все, как один, гасконцы со зверскими лицами, одетые в кожу, и колпаки на них кожаные, – присутствующие быстро оправились и зашумели.